Замужем за незнакомцем - Луиза Аллен

Она понимала его и сама чувствовала, что он прав. Поскорей начать с ним новую жизнь, и тогда устранятся все недоразумения. Но скрытая горечь его слов настораживала, она боялась сказать что-нибудь невпопад и испортить момент близости.

— Каллум…

Карета, сделав поворот, въехала на подъездную дорогу и вдруг резко подпрыгнула, когда одно колесо попало в выбоину. Он прижал ее к себе, поддерживая, и снова отпустил.

— Каллум, у тебя действительно болит голова? Ты выглядишь так, будто совсем не высыпаешься. — Она осторожно, кончиком пальца, разгладила складочку под его глазом и, когда он поморщился, прошептала: — Прости.

— Я страдаю от головной боли с того самого дня, когда случилось кораблекрушение, но сейчас уже могу с этим справляться. Не думай, что ты выходишь за инвалида.

— А я и не думаю, — спокойно ответила она, — и не считаю это физическим недостатком, слабостью, и ты не должен так думать. Головные боли пройдут со временем.

Он ничего не сказал о своей бессоннице, и она не стала настаивать. У него было слишком много дел, связанных со свадьбой, и, очевидно, он просто устал.

Когда карета остановилась у ворот ее дома, она надела перчатку, завязала ее, спокойно поблагодарила его, когда он помог ей выйти и открыл для нее калитку.

— Не надо провожать меня дальше, я уже дома. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи. — Он смотрел ей вслед. Его невеста ушла, так и не оглянувшись ни разу. — Что ж, прекрасно, — пробормотал он и, вернувшись в карету, засунул замерзшие руки в карманы. — Проклятье, почему так холодно в этой стране?

Голова начала болеть еще за ужином, и к его концу он уже с трудом мог сидеть за столом. В первые месяцы после кораблекрушения мигрени атаковали его особенно безжалостно, но постепенно становились все реже, и он надеялся, что они в конце концов прекратятся. Но ночные кошмары по-прежнему не оставляли его.

Когда он вышел на террасу, вечерний свежий воздух принес некоторое облегчение, но зрелище исчезающих в беседке Софии и Мастерсона заставило его зрение, размытое от головной боли, мгновенно проясниться, и его охватила ярость.

Он расправился с Мастерсоном довольно примитивно, и жестокость поступка принесла удовлетворение, подтвердив некую истину, что дикие, нецивилизованные поступки иногда оказывают терапевтическое действие. Еще неприятнее было сознавать, что в тот момент он с трудом сдержался — ему хотелось бить Мастерсона до тех пор, пока тот не превратится в кровавое месиво, потом затащить Софию за волосы в ближайшую спальню и овладеть ею самым безжалостным образом.

Это невозможно и немыслимо. Он не может вести себя с ней как дикарь. Но он не хотел этих сладких, волнующих ожиданием поцелуев, которыми обмениваются помолвленные пары. Как недавно они поцеловались в карете. Ему нужна была страсть, чтобы раствориться в женщине, снять свое напряжение, и любая женщина подойдет, но только не та, которая ждет вздохов и признаний. Ему не нужна любовь. Это опасно — полюбить, он был в этом уверен и потому встречался с женщинами, которые могли удовлетворить его сексуальные потребности, не требуя любви. Но с женой такое обращение немыслимо.

София была смущена и напугана, и он не винил ее за это. Может быть, когда они обвенчаются, все пойдет по-другому? Он будет заботиться о ней, защищать ее. И разве плохо, если в доме станет уютнее, жена будет ждать его возвращения и за его столом наконец-то появится хозяйка.

Разумеется, он разберется с ее делами и материально ее обеспечит, чего так и не смог сделать Дан. Она скоро подарит ему наследника. Он постарается ничем ее не обижать и не ранить, хотя и не очень уверен, что у него это получится. Но она ждет от него внимания, и ему придется постараться убедить ее, что она ему дорога. Впрочем, судя по всему, это нетрудно будет сделать. Хотя София и пытается это отрицать, но она ждет от него любви, однако сама не любит его. Но полюбить означало открыть свою душу, а он больше не может, не в силах привязаться душой. Никто из них, ни она, ни он, не станет говорить откровенно о своих чувствах, это не в духе британцев, которых шокируют облеченные в слова проявления эмоций. Любовь — естественное состояние, которое невозможно выразить словами.

Но женщинам нужны слова. А София заслужила правду. Правду, а не обман и не притворную игру в любовь.

Через два дня после того случая в беседке с Мастерсоном София сидела рядом с мужем в почтовой карете. Они уже были обвенчаны и теперь связаны на всю жизнь, непоправимо и безвозвратно. Утренняя служба прошла скромно, после раннего ланча они отправились в Лондон, в ее новый дом. Но она никогда еще не чувствовала себя так одиноко.

— Ни разу еще не путешествовала с такой скоростью в почтовой карете и с такими удобствами. — За беспечностью тона она пыталась скрыть угнетенное состояние.

— Тебе удобно? — Он видел, как она крепко держится за кожаную петлю, висевшую рядом с сиденьем.

— Да, все в порядке, просто стараюсь не смотреть в окно. — В это время карету подбросило, и он заботливо поддержал жену. — Благодарю. — Но как только он отпустил ее, снова навалились одиночество и тревога.

Следующую милю они проехали в молчании.

— Тебе не надо больше носить полутраур, — вдруг сказал он. — Представляю, как ты себя чувствовала, надевая серое платье на собственную свадьбу.

— Не надо носить траур? — Она думала, что, наоборот, он станет на этом настаивать. — Но люди будут говорить, что я слишком быстро забыла Даниэля.

— Не важно, что будут говорить люди. Даниэля не вернуть. А этот траур постоянно напоминает о нем и лишь угнетает еще больше. И кроме того… — Он не закончил фразу.

— Не идет мне? Конечно нет. — Она и сама прекрасно это знала. Черное, серое и лиловое делает ее кожу бледнее и убивает цвет глаз. Разумеется, он обратил на это внимание. В ту встречу, в марте, когда он прибыл из Индии с ужасной вестью, он едва ли заметил, что на ней надето — бальное платье из шелка или балахон из мешковины. Она носила траур, а когда они встретились во второй раз, по его возвращении из Лондона, уже была в полутрауре.

Наверное, Кэл думал, что если она снимет его, то станет выглядеть лучше. Но все равно ее муж будет разочарован. София пыталась честно относиться к своей внешности — она хотя и не урод, но и не красавица. Возможно, ее можно отнести к категории интересных женщин, но и то сомнительно.

— Кроме траурных цветов у меня только белые, розовые, пастельные тона, которые сейчас будут неуместны.

— Разумеется, ведь они не для замужней женщины, — согласился он. — Ты должна поскорее купить себе все необходимое. — Он приподнялся, оглядывая ее. — Тебе пойдут чистые цвета драгоценных камней: глубокий голубой, янтарный, рубиновый, даже фиолетовый.