Самый богатый человек из всех, кто когда-либо жил - Грэг Стейнметц

Венеция жила в соответствии с девизом «Прежде всего венецианцы, а уже потом христиане». Она предпочитала зарабатывать деньги, а не угождать Богу. Она игнорировала церковный запрет – и изобрела банковские депозиты. Венецианские инвесторы могли положить свои деньги в банк, вернуться год спустя и получить больше, чем вложили. Депозиты обеспечили банкам новую возможность роста, а банковским клиентам предоставили простой способ заставить деньги работать. Все были счастливы – кроме церкви. Тем не менее, остальная Италия быстро оценила удобство сберегательных счетов и тоже начала предлагать такие услуги. Немцы уважали закон больше, чем итальянцы, и соблюдали запрет на ростовщичество более строго, но и они в конце концов поддались.

Современник Фуггера, аугсбургский банкир Амброз Хохштеттер, использовал для депозитов «розничный» подход. Он принимал деньги от сельскохозяйственных работников, горничных и всех, кто имел лишнюю монету за душой. «Достучаться» до всех этих людей было непросто, однако Хохштеттер все равно сколотил свой миллион флоринов. Фуггер же выбрал более оперативный, но и более рискованный путь – принимать средства от крупных вкладчиков. Если какой-нибудь крестьянин снимал деньги со своего счета в банке Хохштеттера, сам банкир этого не замечал. Если некий герцог закрывал счет в банке Фуггера, последнему грозило банкротство – если в его распоряжении не найдется денег, чтобы ликвидировать внезапную брешь в балансе. Оба этих банкира наверняка восприняли бы современную банковскую систему, скажем деликатно, как любопытную. Их точно бы поразило, что банкир может довести собственное предприятие до ручки – и все-таки сохранить свой дом, не говоря уже о свободе. Они бы долго чесали в затылках, узнав о страховании вкладов, хотя им бы понравилась идея, что риски безрассудного заемщика оплачивает кто-то другой. Еще больше их «восхитила» бы наша валютная система, в которой ценность денег обеспечивается лишь верой в правительство, а не золотом и не серебром. Фуггер и Хохштеттер прилагали достаточно усилий, чтобы удостовериться в надежности вкладываемых монет. Сама мысль о деньгах, обеспеченных исключительно обещаниями, показалась бы им нелепой. Возможно, они заметили бы, что вера хороша в церкви, но не в финансовых вопросах. Для них банковское дело ничем не отличалось от прочего бизнеса. Банкир вкладывал собственные деньги, инвесторы тоже приносили свои накопления. Обе стороны принимали возможность катастрофического исхода. Фуггер обещал платить вкладчикам 5 процентов годовых. Подобный интерес выглядел привлекательным для вкладчиков – безусловно, более привлекательным, чем покупка земли или серебряной посуды в шкаф. Свою долю Фуггер планировал в пределах 20 процентов. Его прибыль составляла те самые 15 процентов – разницу между доходом с инвестиций и интересом клиентов.

Сберегательные счета позволили Фуггеру предоставить самый крупный из всех кредитов, какие он когда-либо выдавал Максимилиану. После фарса с коронацией в Тренто и организованного Фуггером мирного соглашения с Венецией Максимилиан воспользовался конфликтом венецианцев с Римом (Венеция претендовала на часть папских территорий, а Юлий в ответ предал город анафеме) и разорвал мирный договор. Император вновь решил предпринять поход на Рим. Он находился в таком отчаянии, что даже обдумывал прежде немыслимый союз с Францией.

Прежде чем император сделался одержимым идеей папской коронации, его мысли занимала Франция. Покойная жена Максимилиана Мария Бургундская умерла после падения с лошади в 1482 году. Эту женщину он единственную когда-либо любил, их любовь – одна из величайших и наиболее трагических в истории. Максимилиан писал трогательные письма, восхищаясь красотой Марии. Он позволял ей держать охотничьих соколов в супружеской спальне и носил птиц с собой в церковь. Прежде чем жениться, он подарил своей нареченной кольцо с бриллиантами, в настоящее время, если верить веб-сайту «Дебретт»[34], считающееся первым в мире обручальным кольцом. Мария нежно поблагодарила его за подарок. Когда она умерла, император потребовал от приглашенного чародея призвать ее дух, а когда Франция захватила Бургундию, объявил французам войну и попытался вернуть утраченное в память о супруге. Но со временем императорская корона стала для него важнее Бургундии; чтобы получить ее, было необходимо пройти по территории Венеции. Максимилиан мог преуспеть, только если его поддержит Франция со своей многочисленной армией. Вопреки советам ясноглазой Маргариты, его дочери, которая предрекала неизбежное предательство французов, император заключил сделку с давним, заклятым врагом. Стороны договорились «рассечь» венецианские владения на суше. Франция получала Брешию и Кремону на севере, а Максимилиану доставались Верона, Падуя и то, чего он так добивался, – беспрепятственная дорога на Рим. Папа и король Фердинанд Арагонский, жаждавшие присвоить венецианские территории на юге Италии, присоединились к этому союзу.

Фуггеру план понравился, ведь победа казалась практически неизбежной. Разве этакая объединенная сила способна потерпеть поражение? Именно тогда он выделил Максимилиану свой крупнейший кредит – согласился ссудить императору 300000 флоринов, чего было достаточно для годовой оплаты труда 25000 сельских работников. Взамен Фуггер хотел получить продление контракта на добычу металла в Тироле на несколько лет. Все сделки Фуггера были так или иначе рискованными, но эта представлялась откровенно сумасбродной. Ведь с Максимилианом в битве может случиться что угодно, и кто знает, какие испытания уготовила императору судьба? Не менее опасным для Фуггера был тот факт, что императорский кредит оставлял его самого с минимальным запасом наличности. Если какой-либо крупный вкладчик вдруг пожелает забрать из банка свои деньги, это будет катастрофой. Фуггеру придется продать свои владения, бургундские драгоценности и дворец, чтобы набрать необходимую сумму. Если же все закончится совсем печально, ему, как и его двоюродному брату Лукасу, будет грозить банкротство, и, возможно, придется бежать с позором в деревню, откуда некогда пришел в Аугсбург его дед. Глядишь, один из племянников, подобно сыну Лукаса, тоже нападет на него с ножом…

Благодаря отделениям фирмы в Антверпене и Лионе Фуггер обрабатывал денежные переводы из Франции с такой скоростью, что за ним закрепилась репутация финансового чудотворца. Словом, все было готово к тому, чтобы сокрушить Венецию. Республика понимала, что она не в состоянии сражаться с четырьмя противниками одновременно, и потому незамедлительно уступила спорные территории на юге папе с Фердинандом, сосредоточившись на противостоянии Максимилиану и французам. Последние разгромили венецианцев под Миланом и взяли город. Максимилиан тоже покорил все земли, на которые претендовал. Венеция спаслась, использовав аналог «ядерного удара» шестнадцатого столетия – она пригрозила призвать в Италию турок и позволить тем вдоволь порезвиться. Этого никто не хотел. Когда мир был восстановлен, французы, как и предсказывала Маргарита, потеряли интерес к Максимилиану и не сделали ничего, чтобы помочь ему добраться до Рима. Лишившись поддержки Франции, Максимилиан вынужден был оставить Падую и все прочие завоеванные венецианские города, за исключением Вероны. А долг Фуггеру рано или поздно следовало выплатить.

Стоит упомянуть и еще об одной стороне случившегося. Накануне войны императорский суд, учрежденный Максимилианом во имя реформ, наложил бойкот на торговлю с Венецией. Советник императора успел предупредить Фуггера об этом бойкоте буквально в последнюю минуту. Фуггер ухитрился распродать серебро со своих венецианских складов, прежде чем Венеция попыталась его присвоить. Вместо денег он принял в оплату бриллианты, что для него было равнозначно. Заодно с остальными коммерсантами Аугсбурга он позднее лоббировал отмену бойкота. Вследствие особых отношений Фуггера с императором Якоб одним из первых немецких купцов возобновил торговлю с республикой.

Когда война с Венецией близилась к завершению, Фуггер получил тревожные новости: скончался кардинал Мельхиор фон Мекау. Этот человек был крупнейшим вкладчиком Фуггера. Он хранил в банке Фуггера 200000 флоринов, и теперь, с учетом процентов, Якобу предстояло возместить наследникам Мекау 300000 флоринов. Беда была в том, что такой суммой Фуггер не располагал.

Фон Мекау происходил из знатной семьи, проживавшей в саксонском городе Майссен. После учебы в Лейпциге и Болонье он стал священником и внес установленную плату, чтобы сделаться епископом Бриксена – ныне это Брессаноне в итальянской части Тироля. Несмотря на сан, он не брезговал светскими обязанностями – Максимилиан был слишком занят, чтобы управлять Тиролем, и передоверил это занятие фон Мекау.