Серенада для Грейс - Сан-Антонио

— А! Ну вот и вы! — говорит он. — Я не знал, где вы прятались, но знал, что придете…

У него револьвер, у меня пушка попроще…

Мы одни на судне, объятом пламенем… Вместо того чтобы думать о собственном спасении, мы думаем о том, как бы укокошить друг друга. Каждому нужна смерть другого…

Я прыгаю в сторону и одновременно нажимаю на спуск. Но он не такой дурак, этот Стоун. Он тоже отпрыгнул. Пуля просвистела мимо его уха и ушла гулять в море.

— Мимо, — криво усмехается он.

Но мне не до насмешек… То, что я испытываю в этот момент, неописуемо. Я зажат в углу палубного ограждения. Стоун сейчас выстрелит. А я ничего не могу сделать…

Я обращаюсь к небесам с личной молитвой — прошу пропустить меня вне очереди: «О Господи, умоляю, не пожелай мне худого, я всего лишь простой легавый Сан-Антонио, никогда не делавший ничего плохого честным людям…»

Но на небесах не хотят рассматривать эту просьбу вне очереди.

Стоун улыбается…

Его улыбка превращается в гримасу. Совершенно рефлекторно, не думая и не целясь, поскольку моя рука у бедра, я стреляю второй раз. Пуля попадает ему в ляжку. Он бледнеет и сжимает зубы…

Короткое слово на английском, которое я не знаю как перевести, но тем не менее выражающее его мысль, срывается с его губ.

— Хорошо, хорошо, — говорю я ему, — с вами покончено… Вы зажаритесь на вашей посудине, как пескарь. А я лично не боюсь умереть от пули, это, согласитесь, легче…

Он стреляет.

Как удар кнутом! Удар сильный, но я стою на ногах…

Я ничего не чувствую. Я не знаю, куда попала пуля.

Он снова стреляет, и снова я чувствую удар кнута.

Но я не теряю сознание… Волна адской боли поднимается во мне. Она становится нестерпимой, она везде…

— Точно, — шепчу я, — теперь ты умрешь…

Я смеюсь, видя, как мачта, вся в огне, падает на нас. Стоун смотрит на меня, пытается изобразить улыбку… Он ничего не видит, не замечает, он занят садистской игрой.

Сильный треск. Он оборачивается, но слишком поздно! Мачта попадает ему точно на репу, и он не успевает сказать «ух» — Он вскрикивает. Дерево ломает ему кости, позвоночник… Он мешком валится на палубу, в конвульсиях, как подстреленный бешеный пес… Тысячи искр, горящие головешки обрушиваются на него. На нем загорается одежда. Он вопит! Все кончено, господин владелец судоходной компании…

Я делаю шаг вперед… и не падаю. Я держусь на ногах, но чувствую, что не могу шевельнуть левой рукой. Обе пули легли мне точно в плечо…

И вот я совсем один. Один как перст на горящем судне, которое затонет с минуты на минуту… Мой единственный шанс на спасение за бортом. Я должен прыгнуть головой в воду, но в том состоянии, в каком я сейчас, можно только тонуть, а не плыть. Что делать?

Мачта упала в двух шагах от меня. Падая, она раскололась на несколько кусков.

Я хватаюсь за здоровый кусок мачты, который горит лишь с одной стороны. Крепкое дерево и тяжелое, весит не меньше тридцати кило… Но тем не менее мне удается спихнуть его за борт.

Вода тут же гасит пламя. Я замечаю край появившегося из воды дерева. Переступаю через заграждение и прыгаю в темные волны… Я выныриваю, откашливаюсь и начинаю грести всеми своими тремя конечностями…

Кусок мачты куда-то пропал, и холодный пот, несмотря на воду, покрывает меня. Не верите? Попробуйте побыть в моей шкуре!

Вдруг я ощущаю сильный удар по башке. Это я наткнулся на свою палочку-выручалочку. Я обнимаю ее здоровой рукой, затем кладу ногу сверху и жду, когда дерево отнесет меня подальше от яхты.

Горькая вода захлестывает голову, попадает в глотку, в нос… Мне холодно, мне плохо… Мне нужно в теплую мягкую постель, и спать, спать до скончания века. Мне другого не надо!

Внутренний голос начинает свои увещевания: «Сан-Антонио, будь начеку, не расклеивайся… Если ты отпустишь эти дрова, пропадешь… Держись, брат… Держись как следует…»

Я цепляюсь что есть сил за холодный кусок дерева. Я прижимаю его к себе… Ни одну девушку я не обнимал так страстно.

Девушка — это тоже неплохо… Красивая девушка в мягкой теплой постели, о которой я так мечтаю. Девушка согреет меня своим душистым теплом… Женское тепло… Оно дает здоровье и любовь… И не надо будет за что-то цепляться, я отпущу все и свернусь калачиком на ее руках, как младенец…

О! Это сказочно!

«Э! Сан-Антонио! Будь осторожен! Ты потихонечку начинаешь терять сознание… Ты пока не на руках теплой девушки! Ты посреди холодного океана, раненый, слабый, больной… Ты хватаешься за кусок дерева, чтобы продлить свою бренную жизнь».

«Она бренна, эта жизнь, но она не так плоха тем не менее…»

«Несмотря на вкус соли во рту, несмотря на лихорадку, которая тебя колотит, рану, которая тебя обессиливает… Она хорошая, жизнь… Она розовая… Розовая, как красивая девушка рядом с тобой в постели, которая тебя гладит, ласкает…»

«Действительно, очень красивая девушка… Безумно красивая… У нее светлые волосы, как у Грейс, и еле заметная грустная улыбка, опять же как у Грейс…»

"Она шепчет нежные слова, согревающие тебе сердце. Она говорит тебе, чтобы ты не боялся, все бросил, что ты в мягкой постели, в комнате, где тепло… Она держит тебя за руку.

Женская рука — это я страсть как люблю…

«Не надо бояться, Сан-Антонио, ты спасен… Ты их всех победил, а теперь тебя надо лечить, тебе надо лечиться…»

«Когда с тобой рядом милая нежная мышка со светлыми волосами, розовая, с нежной кожей и мягким, как пух, голосом, то тебе повезло… Да, когда так везет, нет больше нужды цепляться за это проклятое скользкое дерево, от которого во все тело проникает леденящий холод…»

«Брось все, Сан-А, отпусти, не беспокойся, мальчик…»

«Жизнь хорошая штука, она розовая…»

Я дергаюсь всем телом, приходя в сознание.

Что за черт! Хватит глупостей! Что за история?

Я опять погружаюсь в теплую тьму… Стоп! Где моя мачта?

О боже! Это конец! Я больше не могу пошевелить руками, я не могу грести, я не могу плыть… Я тону… Тону…

— Не двигайтесь! — слышу я голос.

Я открываю глаза. Передо мной розовая мышка со светлыми волосами, одета в белое…

А позади нее стоит шеф. Отлично, босс! Я в агонии, я в бреду…

— Не двигайтесь, — повторяет Старик. — Вы выбрались, малыш…

Когда он называет меня малышом, мой шеф, это значит, что он растроган до глубины души, как старая дева…

— Мачта! — хриплю я. — Да дайте же мне уцепиться за эту проклятую мачту!

— Вам она больше не нужна, Сан-Антонио, мы вытащили вас из воды. Вы в кровати! В постели!

Я бормочу:

— В постели…

Мне это кажется совершенно невозможным… Бог мой, всего минуту назад я ловил этот холодный кусок деревяшки! Как получилось, что я лежу в настоящей постели?

И потом, шеф, как он оказался здесь? Ясное дело, брежу… Я все еще тону, вода заливает меня, я тону, как дырявая корзина…

Дырявая корзина! Полицейский превратился в дырявую корзину! Это обидно! Это шокирует!

— Он смеется! — доносится издалека женский голос.

— Это одна из его отличительных черт! — Этот голос вполне мог бы принадлежать шефу.

Нет, ошибки быть не может: я не умер! Я жив! Я живу…

— Патрон, — окликаю я.

— Малыш?

— Жизнь розовая, а?

— Да, — отвечает босс, — жизнь розовая…

В сомнении я засыпаю…

Глава 14

Где пойдет речь о муке, из которой не пекут хлеб

Самое замечательное время в этой лондонской клинике — вечер перед сном. Сами знаете, в больнице есть несколько периодов сна: утренний, послеобеденный и ночной!

Вечером между десертом и сном удается урвать примерно полчаса, когда я остаюсь вдвоем с моей медсестрой. Ее зовут Долли, и она даже говорит по-французски. Она розовая, и у нее светлые волосы.

Я ее однажды прихватил будто случайно, когда она наклонилась надо мной, чтобы поправить мне подушки.

Наши взгляды встретились, и она покраснела, увидев в моих глазах такое, от чего краснеют благовоспитанные барышни.

Я сделал губами «мфф», как бы приглашая отпробовать.

Она заколебалась. Я даже подумал, что она пошлет меня куда подальше, но вдруг почувствовал ее губы на своих, как говорится в романах для взрослых девушек. Ее рот напомнил вкус спелых фруктов… Я вонзился в него, как в сочное яблоко, а моя рука пошла в разведку… Она вначале взбрыкнула. Она чуть не вырвалась! Но когда я ей показал свое оружие номер 32 бис модернизированное, тут уж ей ничего другого не оставалось, как броситься на меня.

Ну, сначала прелюдия, как водится. Несколько вечеров мы как бы привыкали друг к другу. С вариациями, естественно… Она запирала дверь на ключ… Но это я вам так, для смеха. Если дамы хотят дополнительных объяснений, то могут построиться по две в ряд, я все объясню и вдоль и поперек…

— Итак, — мурлычет Долли, когда я вечером закончил показ, — завтра вы уезжаете?

— Да, мой ангел.

— Вы возвратитесь во Францию?

— Не сразу. Мне нужно закончить одну работенку…