Ничто Приближается - Татьяна Енина

Не стоило возвращаться на Землю… Ради этого? Не стоило…

Маша доплелась до кухни, выпила две таблетки простецкого земного анальгина, анальгин не помог, и тогда недолго думая девушка впрыснула себе «HI-FI». Так называлась замечательная микстурка, дарующая силы и бодрость. Это название дали ей земные агенты, что оно могло означать Маша не знала, да и не особенно вникала, но Вартан рекомендовал ее как чудодейственное средство против усталости и депрессии.

Инопланетные микстурки инструкция предписывала принимать только в самых крайних случаях, ведь агент мог попасть в больницу и ему могли сделать биохимию крови, но, у Маши не было никакого желания скрупулезно следовать инструкциям… Да и потом, с какой бы стати ей попадать в больницу?!

Микстурка и в самом деле оказалась потрясающей, на Машу моментально нахлынули оптимизм и жажда бурной деятельности, она послонялась какое-то время по квартире, потом не выдержала, быстро оделась и вышла на улицу, окунувшись в промозглую сырость холодного осеннего вечера.

Погода была омерзительной. Маша успела даже немного замерзнуть пока добралась до машины, и когда она выехала со стоянки ее все еще била дрожь, может быть, впрочем, от нервного возбуждения.

Ее чувства обострились, многократно увеличилась быстрота реакции, жажда деятельности переполняла ее. Однако вторжения из космоса не намечалось. Приборы молчали, и Маша чувствовала, что сегодня они не оживут…

Она оставила машину в одном из ничем не примечательных двориков и пошла прогуляться пешком. Ей нужно было подумать, привести в порядок мысли, решить, как себя вести. Вартан уехал, сама она еще не убила ни одного оэрлога, страшно боялась услышать писк радара, и пребывала в постоянном напряжении… и еще мучила себя дурацкими звонками в прошлое.

«Скорее бы уж, что ли, что-нибудь произошло, — думала она, бродя по мокрым дворикам, обходя лужи и заглядывая в уютно светящиеся окна квартир, — Где эти чертовы оэрлоги? Убью одного, станет легче… Пусть страшно, все равно — не протяну я так долго, не протяну… Ох-хо-хо… Я умею стрелять, у меня все получится.»

Радар в ручных часах молчал. Оэрлоги не желали кушать москвичей.

Маша страшно испугалась когда вдруг услышала грохот. Ей даже показалось, что соседний дом рушится… Но дом устоял, только стекла зазвенели, не таким уж сильным был этот взрыв — шуму наделала звуковая волна. Грохот, еще не утихнув, смешался с криками — с детскими криками, возбужденными, испуганными, и мимо девушки вихрем пронеслась стайка мальчишек лет двенадцати-тринадцати, пронеслись все, кроме одного, который бежал медленно, как-то зигзагом, держась за голову.

Маша с удивлением проводила взглядом эту странную компанию, до сих пор не совсем понимая, что же произошло… она слишком много думала об оэрлогах и, видимо, просто не ожидала опасности с какой-то другой стороны.

В некоторых окнах дрогнули занавески, показались настороженные лица жильцов и тут же скрылись: не увидели ничего угрожающего их спокойствию и благополучию, а взрывы на улице видно слышать им не впервой.

«Дети что-то взорвали, — усмехнулась Маша, — Чего я так перепугалась?.. Всего лишь дети… детки… Всего лишь едва не взорвали дом… милые детишки…»

Она отправилась дальше, намереваясь выйти на улицу, почему-то во дворах ей вдруг стало неуютно — как-то слишком уж опасно оказалось прогуливаться по подворотням. Еще не давала покоя мысль о том, что один из глупых мальчишек поранился, и Маша старалась утешить себя тем, что поранился он не сильно, добежит до дома.

Девушка прошла через арку и огляделась в поисках выхода на улицу, когда вдруг услышала где-то совсем рядом тихий хриплый шепот, она не разобрала слов, только какое-то странное бормотание…

На несколько мгновений Маша застыла в ужасе. Она сразу поняла, что случилось и кто так хрипит… Кто-то, кому не так повезло, как остальным, даже меньше, чем тому, кто бежал последним, держась за голову.

Она обернулась, пытаясь разглядеть этого несчастного, бестолково засуетилась, потому что в чертовой темноте ничего не было видно. И она еще долго, вероятно, искала бы, если бы в углу между двумя стоящими рядом домами не заметила шевеление.

Она кинулась туда, и только приблизившись практически вплотную увидела ребенка, сидящего на корточках, сжавшегося в комочек, прижимающего руки к животу, увидела бледное личико и темные глаза, широко раскрытые, застывшие, глядящие на нее.

— Что с тобой? — спросила Маша, опускаясь перед ребенком на колени. Ее голос дрожал и зубы едва не выстукивали дробь.

Мальчик судорожно сглотнул и ничего не ответил, то ли не мог говорить, то ли боялся произнести те ужасные слова, которые описали бы, что с ним приключилось.

Маше показалось, что этот мальчишка еще меньше, чем те, что попались ей на встречу, совсем маленький, совсем худенький.

Что же делать?!

Нет, Маша, конечно, знала, что следует делать — мальчика нужно отвезти в больницу и как можно скорее, только вот как подступиться к нему, как поднять, как понести, чтобы не повредить ему что-нибудь… еще больше.

Маша вскочила, жалобно огляделась по сторонам и закричала изо всех сил:

— Помогите!.. Кто-нибудь, помогите!

Ее голос эхом прокатился по утопающему в тишине двору, жалобный, несчастный голос… и только шелест листьев был ей ответом — здесь, в этом каменном колодце, не светилось ни одного окна, наверное, мальчишки не зря выбрали для своей опасной игры именно это место. Может быть, этот дом вовсе не был жилым… Наверняка не был! Маша отказывалась верить в то, что если бы то-то слышал ее, не поспешил бы на помощь.

Она снова склонилась над мальчиком.

— Ты сможешь идти?

Мальчик молчал, и Маше вдруг показалось, что его широко раскрытые глаза уже ничего не видят… Она мучительно застонала, снова опустилась на колени и попыталась разжать плотно прижатые к ране руки ребенка. Она должна была увидеть что там… И сделать что-то… Поскорее сделать что-то… Нельзя бояться, нельзя сомневаться, иначе ребенок умрет. Он уже умирает!

— Скажи что-нибудь, — бормотала Маша, отрывая руки мальчика от пропитанной горячим и темным куртки, и тут же ей в лицо ударила удушливая тяжелая волна запаха крови, ее руки, куртка, джинсы, и вся она в тот же момент была уже в крови. Крови было так много… Так много!

Запястья мальчика представляли собой сплошное кровавое месиво — обрубки с торчащими обломками костей. Пальцев не было. Ни одного.

— Мамочки, мамочки, — бормотала Маша, в ее глазах потемнело от ужаса и она сама едва не упала рядом с ребенком, — Малыш, не умирай… пожалуйста… Ты не молчи… Не молчи… Я очень тебя прошу!

Все, что она делала дальше прошло в каком-то полуосознанном бреду, как во сне, как будто кто-то вселился в Машу и действовал за нее, тогда как она сама безучастно наблюдала все это со стороны.

Агентам было предписано всегда носить с собой «регенерат», полностью заряженный и готовый к работе, чтобы суметь самим оказать себе помощь в случае ранения. Стальной узенький браслетик плотно облегал запястье машиной левой руки, включался он очень легко.

Девушка сорвала с себя прибор и закрепила его на окровавленной руке мальчика, прямо в жутком месиве… Чуть ли не на голой кости… В сущности, было все равно куда его прикреплять, уникальная машина во мгновение ока считывала генетическую информацию из организма, к которому была подключена, и начинала исправлять повреждения, восстанавливая нарушенные молекулярные структуры. В отличие от «HI-FI», препарата созданного исключительно для землян, и идеально подогнанного под особенности их организма, «регенерат» был машинкой универсальной, он мог восстановить любой биологический организм, причем, очень быстро — если, конечно, в этом биологическом организме еще теплилась жизнь. Вдохнуть в тело уже отлетевшую душу «регенерат», разумеется, не мог. До такого наука еще не дошла, да и вряд ли дойдет.

Маша включила чудесный прибор, и в тот же миг тело мальчика содрогнулось в жуткой конвульсии, как будто через него пропустили сильный электрический разряд. Его глаза грозили выскочить из орбит, а рот раскрылся в немом крике… К счастью, в немом, на время своего действия «регенерат» парализовывал некоторые функции организма.

Маша еще никогда не видела как работает дьявольская машинка, кроме разве что того памятного случая с Ксатсом, она только слышала пугающие рассказы тех, кто через это прошел — все говорили о нестерпимой боли, непереносимой, нечеловеческой боли, от которой можно сойти с ума. И многие говорили, что предпочли бы в следующий раз умереть, чем еще раз подвергнуться такой процедуре излечения.

Подобные заверения Маше казались явно преувеличенными, но она готова была поверить что без нужды к «регенерату» прибегать не стоит… Теперь особенно готова была поверить. Она изо всех сил прижимала к себе бьющееся в агонии тельце и чувствовала, как под серой пропитанной кровью курткой все содрогается и перекручивается… мышцы, внутренние органы, кости, все движется и пульсирует…