Пусть все твои тревоги унесут единороги - Мелоди Миллер

взгляда. То, что она мало флиртует, не означает, что ей это не нравится. В Париже у нее просто нет времени! И нет желания привязаться к кому-то. Здесь она чувствует себя свободной.

Губы Маттео снова рядом, и его язык раздвигает ее губы в более горячем поцелуе. Ей нравится, как он целует – медленно, словно смакуя момент. Ей нравятся его руки на ее теле. Она чувствует, как твердеют ее соски под тонкой блузкой. Он понимает это и улыбается.

– Ты мне очень нравишься, ты знаешь? – шепчет он.

– Ты говоришь это всем? – отвечает Манон, чтобы подразнить его.

– Может быть… А может, и нет? Какая разница? Через несколько дней ты уедешь. Нам все равно. Наслаждайся!

Теплое дыхание Маттео ласкает ее лицо. Его руки пахнут клубникой с рынка. Он кладет руку на ее плечо. Она позволяет ему это делать. Он опускается к ее груди, затем к животу, расстегивает молнию на шортах и просовывает руку внутрь. Она вздыхает и выгибается в рефлексе. Это восхитительно приятно. «Но это слишком быстро, они едва знают друг друга. Наконец, Манон, возьми себя в руки, ты делаешь это с едва знакомым человеком!» – диктует ей совесть.

Она отодвигает руку Маттео, кладет ее на песок. Он протестует с улыбкой на губах.

– Милая, мы просто загораем, вот и все. Утро наше. И потом, мы больше не подростки, верно?

Он целует ее грудь. В глубине его глаз появляется озорной огонек. Ей очень хочется разрешить ему, почувствовать его внутри себя. Он возобновляет свое исследование, спускается по ее бедрам, залезает обратно в шорты, сдвигает в сторону трусики, скользит пальцем… Она стонет от удовольствия.

– Тебе это нравится? – шепчет он ей на ухо.

– Да, – признается она, едва дыша.

Он ласкает ее, не спуская с нее взгляда. Он целует ее так, что перехватывает дыхание. Она сжимает своими бедрами его руку. Волна поднимается, огромная, мощная…

– Посмотри на меня, – командует он.

Она открывает глаза, кусает губы, чувствует, что он убирает руку.

– А как насчет тебя? – вздыхает она.

– Тссс, это будет позже.

Не давая ей опомниться, он берет ее руку, кладет на свои натянутые шорты.

– Ты пахнешь так, что я хочу тебя. Но не сейчас, не здесь.

Она оглядывается по сторонам, они одни в этой бухте. Манон понимает, что она здесь полностью во власти мужчины, которого почти не знает. Как будто все ее барьеры рухнули.

– Скажи это! – приказывает он.

– Что?

– Что ты хочешь, чтобы я продолжал.

У нее розовые щеки, лихорадочный взгляд. Она хватает его руку, как бы сдерживая свой порыв. Но она больше ничего не контролирует. Маттео – Тор, пианист и повар, до смерти красивый, взял под контроль ее тело на пустом пляже Ибицы.

– Да, продолжай… – стонет она.

Маттео снова завладевает ее ртом, покусывает ее губы, ее язык. Его опытные пальцы доставляют ей удовольствие. Он ускоряется, его спокойный взгляд упирается в ее и больше не отпускает. Манон закрывает глаза.

– Сейчас, – говорит он, усиливая нажим, доводя ее до конца наслаждения.

Она вздрагивает под его телом, охваченная долгой дрожью, пришедшей из бесконечно далекого далека.

– Добро пожаловать на Ибицу, красавица! Маттео, к вашим услугам! – говорит он с озорным подмигиванием.

Ибица, вилла Stella,

10 апреля, 17 часов

Манон никак не может поверить в случившееся.

После пляжа Маттео отвозит ее на виллу, а затем снова уезжает в город. У него деловой обед с Жоржем.

Высадив ее перед входом, шутит:

– Ты выживешь без меня?

Она смотрит с вызовом, поправляет рукой непослушные локоны.

– А ты как думаешь?

– По-моему, да! Я считаю, что ты шалунья и мудрая женщина одновременно. Ты сводишь меня с ума, понимаешь?

– Посмотрим! Тише едешь – дальше будешь.

Она провожает его и думает об отношении Маттео к случившемуся. Вилла пуста. Жанна ушла на почту. От Артуро никаких новостей.

Манон принимает душ, готовит себе легкую еду: поджаренный хлеб из непросеянной муки, сыр фета, салат из помидоров с оливковым маслом, апельсин и кофе. Хорошо, что накануне, возвращаясь домой с обеда со стажерами, она купила себе продукты.

Затем она ложится у бассейна с полузакрытыми глазами, все еще удивленная и взволнованная приключением на пляже. Нужно срочно все рассказать Клэр, но с чего начать?

Манон

Клэрнет?

Клэр

Ну наконец-то!

Манон

Ты никогда не догадаешься!

Клэр

Ты переспала с ним?

Манон

Нет, все-таки нет!

Клэр

Что, все-таки?! Тебе уже не 15 лет!

Манон

Сегодня утром я была с Маттео.

Клэр

И?

Манон

Клэрнет, он виртуоз любви!

Клэр

И вы не занимались сексом?

Манон

Нет!

Клэр

О, ла-ла-ла! Звучит многообещающе! Как бы я хотела быть на твоем месте! Безумие Ибицы побеждает тебя!

Манон

Это правда!

Клэр

Хорошо, это отличная новость. Я не знала, как тебе это сказать, но я уже не могла терпеть твои песочные часы и твою организованную жизнь. Давай, выпускай единорогов и веселись, дорогая!

Манон

Спишемся. Я крепко тебя целую.

Клэр

Я тоже, ХХХ

Правда в том, что у Манон уже много лет не было серьезных отношений. Если точнее, с первого курса института. Николас только что прибыл в Париж из своей родной Савойи. Горец, точный, логичный, организованный и не очень веселый, если хорошенько вспомнить. Но надежный, сильный и рассудительный, с широкими плечами и яркой улыбкой. Из тех, кто приезжал помогать посреди ночи, если в квартире случался потоп, составлял смету расходов на их первый отпуск и аккуратно складывал трусы перед тем, как заняться сексом.

Отцу Манон он сразу понравился. Кроме того, они оба были коллекционерами. Взрослые мужчины могли часами разговаривать о своих приобретениях. Затем они вместе брались за головоломки. Решали их сосредоточенно, как будто от этого зависела их жизнь. Высшая степень скуки для Манон, бесконечный мозговой штурм.

И потом домашние и рутинные дела! Николас приезжал из Парижа каждые выходные, всегда поездом в 11:37. Он садился на автобус № 1, на остановке под префектурой. Ее отец подбегал к порогу, предлагал ему пиво. Манон, стоявшая сзади, получала целомудренный поцелуй в лоб и букет белых цветов, символ чистоты. Николас вешал свою куртку на вешалку, раскладывал на кухонном столе купленные по дороге пирожные, а затем показывал свою последнюю коллекционную находку, в то время как Манон готовила