Охота на нового Ореста. Неизданные материалы о жизни и творчестве О. А. Кипренского в Италии (1816–1822 и 1828–1836) - Паола Буонкристиано

<…> после чего помянутый хозяин мой вернулся в спальню, и добавил еще <…>, что Одоардо его уверил, будто Маргерита загорелась от свечи. <…> и сим же утром синьор Барбиеллини, с коим я говорил, удостоверил, что на кровле была найдена сальная свеча ценою в половину байокко186 и жаровня, впрочем, холодная.

Под конец Винченцо коротко изложил результаты первого осмотра места происшествия, осуществленного инспектором района Колонна, – странно, однако, что в качестве вещественных доказательств первоначально фигурировал только башмак. Жаровня, о которой, как мы видели, Винченцо в первый момент забыл, в тот же вечер была доставлена им в префектуру Колонна, где он дал первые показания, в деле не сохранившиеся. Он сообщил также о втором следствии, произведенном инспектором района Треви Николой Спада, в результате которого к вещественным доказательствам были приобщены остатки полусгоревшей одежды Маргериты.

Далее следует подробное изложение того, как Винченцо были предъявлены для опознания вещественные доказательства. Настоятельно возник вопрос о свече, и его спросили, признает ли он правдивой версию Одоардо и Кипренского, а именно то, что женщина загорелась случайно. Свидетель подтвердил, что о свече он узнал от Барбиеллини, и признал, что изложенная двумя другими свидетелями гипотеза происшествия представляется ему очень правдоподобной. Однако в этот момент Винченцо был прижат к стенке, поскольку предполагалось, что он «был хорошо осведомлен о причинах пожара, в коем пострадала женщина, и был пожар сей не случайным, как он то хотел заставить думать, но конечно преступным деянием». Тем не менее Винченцо держался твердо и очень был удивлен тому, что Барбиеллини ничего не сказал о свече. Ему было предъявлено также свидетельство Анджелики о жаровне – на этом основании следственная комиссия пыталась доказать, что подробность с жаровней «намеренно была вымышлена или его хозяином, или Одоардо, дабы замутить воду» и что Винченцо, доставивший жаровню в префектуру, об этом знал. Но Винченцо не сдавался и вернулся к проблеме возможных причин разлада между Маргеритой и Кипренским или Одоардо, добавив, что

<…> около полутора месяцев прошло с того времени, как сказанная Маргерита, заразившая Одоардо, была им оставлена, но быв безумно страстна к нему, желала против его воли продолжить спать с ним и ночами ходила через кровлю на чердак, что ей Одоардо воспретил, и за десять или двенадцать ночей до того как сгореть, помянутая Маргерита приходила по обыкновению к Одоардо, каковой закатил ей оплеуху и сломал гребень, носимый ею в волосах, а когда помянутая Маргерита закричала, еще и потому, что ушибла коленку выходя из двери, как мне о том сказывал сам Одоардо, о том стало известно всем соседям, поелику жаловалась об этом одна француженка, по соседству с сим чердаком живущая, и хозяин о том проведал.

Но относительно реакции Кипренского на известие о любовной связи Маргериты и Одоардо версия Винченцо несколько отличается от показаний Одоардо:

Хозяин сроду не говорил со мной о таких делах, но, как сказывал мне Одоардо о том, что он поведал хозяину, как Маргерита явилась на чердак и как он ей нанес побои, то хозяин велел ему о том поведении ее известить Мазуччи и сказывал, что он плохо поступил, побив ее, <…> и что таковых явлений в свой дом он не желает.

Но Одоардо не внял предупреждению Кипренского – возможно, в противном случае это предотвратило бы роковой финал истории. Винченцо уточнил также, что, по его мнению, Кипренский был очень раздосадован безрассудством Маргериты отчасти и потому, что оно вело к нежелательной огласке и было чревато могущими последовать на него жалобами соседей. В отличие от утверждений Одоардо о том, что Кипренский использовал Маргериту в качестве натурщицы и сам имел с ней связь, тоже заразившись от нее гонореей, Винченцо упорно настаивал на том, что он никогда не видел Маргериту в доме Кипренского, и еще раз подтвердил, что, по словам самого Одоардо, художник заражен не был. Относительно реакции соседей на происшедшее он сообщил следующее:

Речей о сем событии было весьма много, среди коих и такие, что явно приписывали злой умысел и хозяину, и Одоардо <…> и не устану повторять, что буде мне было бы ведомо нечто против как одного, так и другого, не преминул бы о том сообщить, поелику владею ремеслом и не затруднюсь найти работу коли не у московита, то у кого другого.

Так завершился последний допрос единственного не присутствовавшего на месте происшествия свидетеля, и учитывая имеющиеся сведения о том, что первый допрос Винченцо состоялся 1 апреля, но его протокол не был приобщен к делу, нелишне уточнить, что он четырежды призывался к ответу.

3 мая 1818 года был допрошен Антонио Маньи из Камерино, супруг жертвы. Состоя в браке с Маргеритой в течение трех лет, он поселился на Виа Сант-Исидоро в октябре 1817-го. Мужчина подтвердил, что его жена стирала одежду Одоардо, но настаивал на том, что он узнал об их связи только после случившейся трагедии. Посещая Маргериту в госпитале, он

<…> от нее самой ничего не мог узнать, как она была очень плоха, успев только жалобно простонать прощай и попросить прощения, но слышал от других гласно сказываемое, что ее погубил в огне или слуга, или хозяин.

Далее он сообщил, что у его жены была жаровня, на которую он, впрочем, никогда не обращал внимания. Антонио еще раз был выслушан 5 июня, но настаивал на том, что больше уже сказанного он не знает. Снова возник вопрос о пресловутой исчезнувшей из дома жаровне, судьба которой, по словам Антонио, осталась ему неизвестна. Его спросили, какие горючие вещества жена держала дома, и он вспомнил о небольшом запасе угля, который тоже исчез.

6 июня 1818‐го следствие наконец добралось до неоднократно упоминавшейся в разных показаниях испанки, некой Марии Антонии Бермудес де Кастро, проживающей на втором этаже прямо под комнатой слуги Кипренского; она в очередной раз вкратце описала события роковой ночи. Приведем ее единственное представляющее интерес свидетельство:

<…> синьор Барбиеллини, залив водой еще горевшее платье сказанной женщины, отправился осмотреться, и сия свидетельница видела в руках у него обыкновенную глиняную жаровню, каковую, по его словам, он нашел на крыше остывшей и без огня.

В хронологическом порядке свидетельство испанки завершает подшивку документов. Как положено, слева внизу на титульном листе записан приговор трибунала:

<…> сего июля 10‐го дня 1818