Те же и Скунс - Елена Милкова

Все немногочисленные жители поселка Ясное, разумеется, живо ими интересовались.

– Там дамочка такая вся из себя модная, – рассказывала тётка Нюра, которая сподвиглась проникнуть за высокий забор, потому как носила туда молоко. – И девчоночка у них, прям что твоя куколка, лет пять-шесть. А при ей нянька, или, как это сейчас говорят, гувернантка, и знай всё не по-нашему сыпет…

– Ну и чего? И с тобой не по-нашему? – спрашивали любознательные односельчане.

– Да она со мной и не говорила. Она с девчушкой всё лопотала. А та и отвечает… Я прям чуть не обхохоталась – такая козявка, а уже по-нерусски малякает!

– Вишь ты, – удивленно качал головой дед Кирюша.

– Мучают ребенка почем зря, – сказала Леонтьевна. – А потом удивляются, отчего нервы у всех.

– И охрана расхаживает. Два бугая… – тётка Нюра огляделась, ища, с чем бы сравнить. – Ну вот. Маринка, взять хоть твоего Ваську, только в плечах в два раза поширше и ростом на две головы выше… Вот такие!

– Ну-у, будя врать-то! – не поверил дед Кирюша.

– А вот и не вру! – настаивала Нюра. – Сам поди посмотри, костыль только не потеряй!

Скоро один из охранников, Мишаня, появился в поселковом магазине, и жители сами убедились, что он был именно таков, каким его описывала молочница. Парень отоварился сигаретами, пепси-колой, консервами, купил две колоды карт. Водки же, хоть её и было семь видов – выбирай любую, – почему-то не взял, и это несказанно всех удивило.

Потом поползли слухи, что на даче живет то ли жена с дочерью, то ли дочь с внучкой какого-то очень важного человека, а потому у охраны строжайший сухой закон. Это было понятно, неясным оставалось другое – как ему, этому важному человеку, удалось добиться, что такой-то закон ещё и выполнялся!

– Вызнать бы, да Президенту письмишко… – посмеивался дед Кирюша. Он иногда слушал радио и был очень сведущ в делах государства. – А то сколько законов приняли и всё плачутся, что выполнить не заставишь…

Все было тихо и мирно, пока девочка, гуляя вокруг озера, не поинтересовалась у своей бонны:

– Les arbres la, pourquoi ne sontils verts?[4]

И действительно, там, вдалеке, где местное озерцо соединялось протоками с двумя другими, стоял по-зимнему черный лес. Даже сосны пожухли. Никто как-то не обращал на это внимания, – мало ли может быть причин для гибели леса! Однако прошло несколько дней, и Мишаня стал жаловаться, будто бы его всё время преследует запах какой-то дряни. Другие ничего подозрительного унюхать не могли и решили, что У Мишани «поехала крыша», сиречь приключились обонятельные глюки. «Это из-за сухого закона», – решил второй охранник. Сева. Хлопцы были конкретные, сказано – сделано: той же ночью Мишаня тайком слазил через забор к бабе Нюре и угостился самогоном её собственного изготовления. Однако глюки продолжались, об этом сообщили в Питер, приехала машина и увезла Мишаню в город, а на его место прибыл новый охранник. Должно быть, с более крепкими нервами.

Вскоре, впрочем, запах стал мерещиться и другим, в том числе гувернантке. Когда же в озерце вдруг сдохла рыба и поплыла к берегу брюхом вверх, а следом поплыли не в меру жадные чайки, – до всех вдруг дошло, что происходит экологическая катастрофа районного масштаба.

Молодая женщина позвонила по сотовому телефону, и часа через два в Ясное, взметая пыль, влетели громадные серебристые джипы. Они промчались мимо магазина, где коротал время дед Кирюша, и свернули в сторону дачи за высоким забором.

– Вона как! – восхищенно сказал старик. – Прям что твой носорог!

– Где ты носорогов-то видел, дед? – со смехом спросила Маринка.

– Как где? – обиделся Кирюша. – А что ж, по-твоему, совсем темный? Уж и телевизор не смотрю? Носорог – он в Красную книгу занесён. Это вы, молодежь, ничем не интересуетесь…

Маринка была самой молодой из коренных жителей Ясного, было ей всего-то сорок четыре года.

Они ещё стояли и разговаривали, когда джипы показались опять. За тёмными стёклами промелькнули расплывчатые силуэты – девочка, её мать, нянька и гувернантка, оба охранника…

– Да никак уехали?! – всплеснула руками Маринка. – Лето-то едва началось!

– У них, у богатеев, всегда так, – таким тоном, словно всю жизнь только и вращался в обществе этих самых богатеев, сказал дед Кирюша.

– А Нюра-то губы раскатала, молоко каждый день носить!

Новость быстро облетела поселок. Начали спрашивать Валентину Петровну, но та только пожимала плечами: запах им, видите ли, не понравился.

А ещё через пару дней приехал необычного вида фургон, из которого вышли люди, по виду вроде геологи, только очень уж мрачные и молчаливые. Они облазили берега всех трёх озер, брали пробы воды, почвы, воздуха. В конце концов дед Кирюша подошёл к одному из «геологов»:

– Нефть, что ли, ищете?..

– Скоро тут не то что нефть – вся таблица Менделеева фонтаном забьёт, – загадочно ответил «геолог». – А вообще уноси-ка ты, дед, отсюда ноги, если не хочешь их раньше времени протянуть!

Потом он всё-таки разговорился и пояснил: пробы, мол, показали увеличенное в тысячи раз по сравнению с нормой процентное содержание солей тяжелых металлов, аммиака, ядовитых веществ и всякой прочей дряни.

– А, так вы вона про чё! – махнул рукой дед. – Так бы сразу толком сказали. Это ж с Бездонного тянет.

Бездонным называлось глубокое озеро по соседству, и протока из него вела не простая – подземная.

– А ну-ка, дедуля, проводи нас туда!

Все это происходило в начале июня, и дед Кирюша никак не думал, что за лето он не раз будет водить самых разных людей к большим сараям, между которыми был вырыт глубокий котлован, сейчас кое-как присыпанный.

– Мы-то думали, строительство затевают какое, – радуясь вниманию, без устали рассказывал дед Кирюша. – Дорогу ведь провели, грунтовку. Экскаватор пригнали, рыли чегой-то, сараи эти поставили. Быстро всё, мы и мигнуть не успели… А потом грузовики стали ездить – шасть туда, шасть обратно! Мешки привозили, плотная такая плёнка, хорошая. У нас бабы думали, можа, цемент или чего полезное… Открыли один, от вони чуть не задохлись…

– Кто ж это всё делал?

– А хто их знает? – пожимал плечами дед Кирюша, – Нам ведь не сказывали…

Смерть мецената

Две недели назад, опять-таки в центре, у передвижного металлического ларька Валентин Кочетов угостил гамбургером голодную женщину. Женщина была давно не мытым существом в равномерно-бурых обносках – из тех, у кого любой разговор хрестоматийно начинается с протяжного: «Мы сами нездешние…» Она униженно благодарила и порывалась целовать ему руку, которую он, естественно, брезгливо отдёргивал. Тем не менее в результате этой сугубо случайной встречи он сидел сейчас в пустой квартире на улице Солдата Корзуна, терпеливо глядя с десятого этажа на белое здание бани и прилегающие территории. Возле бани располагалась удобная автостоянка, на которой в данный момент бок о бок стояли две одинаковые иномарки да поодаль, в углу, притулилась тускло-жёлтая «Таврия». Возле иномарок возился чернявый парнишка. Он пшикал из аэрозольного баллончика чем-то, наверняка стоившим безумные деньги, потом полировал мягкой тряпочкой и без того сверкающие кузова. Не подлежало никакому сомнению, что на тряпочке тоже где-нибудь красовалась фирменная этикетка.

Часы Кочетова бесстрастно отсчитывали время, и вот наконец у дверей обозначились признаки жизни. С полдюжины крепких молодых людей вышли наружу и начали бдительно озираться по сторонам. Из-за одинаковых костюмов они выглядели близнецами; единственное исключение составляла светловолосая женщина. Появление охраны сказало Валентину, что ждать осталось недолго. Он передвинулся, устраиваясь удобнее, и взял в руки изящную небольшую винтовку. Квартира, в которой он находился, официально как раз меняла владельца; давно не мытые окна были очень естественно пыльными, а небольшое отверстие, вырезанное в стекле, маскировала покосившаяся кормушка для птиц. Плавным, отработанным движением Валентин поднял винтовку и приник к оптическому прицелу. Сердце билось не чаще и не реже обычного. Солнце светило из-за угла дома: фасад, обращённый к улице, ещё оставался в тени, зато площадка перед баней и ступени к дверям были отлично освещены. Угол для стрельбы получался, правда, весьма неудобным, но всё сразу хорошо не бывает. Валентин знал, что справится.

И вот из дверей появился человек, чьё лицо Кочетов узнал бы и без фотографий. Это был мужчина лет пятидесяти пяти с характерной внешностью кавказского уроженца. Сквозь редеющие волосы просвечивала смуглая кожа, и полное лицо казалось довольно-таки заурядным, если смотреть анфас. Но вот он повернулся, весело обращаясь к кому-то… профиль был, каких поискать: орлиный, величественный. Захира Эльхан оглы Керим-заде легко было представить во главе роскошного и торжественного застолья, произносящим полный мудрости и поэзии тост. Он в самом деле был большой любитель дружеских застолий, этот питерский азербайджанец, родившийся в сорок первом году на Выборгской стороне. С тех пор он стал большим человеком и приобрёл немало друзей. Но не только друзей. И потому-то сидел на десятом этаже дома напротив молчаливый человек с небольшой компактной винтовкой, и его палец на спусковом крючке уже начал движение.