РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ И ЕЁ ВРАГИ - Доминик Ливин

Две мировые войны

В 1917 И 1941 ГОДАХ ВМЕШАТЕЛЬСТВО АМЕРИКИ в мировые войны имело решающее значение. Результат Первой мировой войны был в основном определен зимой 1916-1917 годов. К этому времени война в известном смысле превратилась в соревнование - чей внутренний фронт рухнет первым. Это соревнование проиграла Россия, Она распалась не вследствие военного поражения, а потому что Февральская революция 1917 года привела как к коллапсу внутреннего фронта, так и к падению дисциплины и разложению армии. Однако зимой 1916-1917 годов германские лидеры еще не могли этого предполагать. Их больше беспокоило превосходство союзников в живой силе и технике, а также растущее напряжение на внутренних фронтах Германии и Австрии. Было решено, что предотвратить поражение можно, только быстро покончив с Британией - сердцем вражеской коалиции. Единственным пригодным способом для этого представлялась неограниченная подводная война, которая и была развязана, несмотря на почти полную уверенность в том, что это заставит Соединенные Штаты выступить против Германии. По иронии судьбы, это решение было принято буквально за несколько недель до того, как русская революция начала процесс дезинтеграции в России, создав таким образом предпосылки для победы Германии в Первой мировой войне.

Без России и без вмешательства Америки победа союзников над Германией была бы невозможной. К зиме 1916 года союзники испытывали сильнейшие затруднения в финансировании военных поставок из Соединенных Штатов - впрочем, историки расходятся во мнениях, насколько тяжело было бы преодолеть эти затруднения. Вступление Америки в войну решило вопрос. Что еще важнее, без американского военного участия Франция и Англия едва ли смогли бы нанести поражение Германии на Западном фронте. Хотя справедливо, но менее вероятно и то, что даже с теми силами, которые Германия могла бы перебросить с востока, ей не удалось бы нанести решительное поражение западным союзникам. Но это не являлось необходимым условием победы в Первой мировой войне. Для этого было вполне достаточно патовой ситуации на Западном фронте и последствий дезинтеграции России на востоке. Такими последствиями был Брест-Литовский мирный договор, заключенный в феврале 1918 года, германское доминирование в Восточной и Центральной Европе и, как следствие, аккумуляция таких сил, которые автоматически превращали Германию в сильнейшую империю на всем континенте.

Договор в Брест-Литовске закрепил распад Российской империи. Все российские приграничные области - от Финляндии на севере до Закавказья на юге - были отделены от России, что неизбежно означало их попадание в зависимость от Германии и под ее протекцию. Кроме того, независимой стала Украина, а в 1914 году этот регион был ядром российского сельского хозяйства и там же была сосредоточена большая часть металлургической и добывающей промышленности. С его потерей, по крайней мере до тех пор, пока не были освоены Урал и Сибирь, Россия теряла возможность оставаться сверхдержавой. После Брест-Литовска ее территория уменьшилась до границ, с которых Петр I начал расширение России и сделал ее великой европейской державой - другими словами, практически до границ 2000 года. К тому же революция истощила ее экономические и людские ресурсы и страна была на пороге гражданской войны.

На протяжении всего двадцатого века Россия и Германия были, по крайней мере потенциально, наиболее мощными государствами континентальной Европы. Только они обладали ресурсами, которые обеспечивали им возможность доминировать над всем континентом. В качестве союзников - как на коротком отрезке 1939-1941 годов - они были бы непобедимы. Падение одной из них неизбежно вело к усилению другой. Британский ученый Холфорд Маккиндер был среди тех, кто первым это осознал. В 1919 году он напоминал тем, кто не слишком хорошо разбирался в геополитике, что государство, которое располагает ресурсами Северной Евразии и Восточной и Центральной Европы, должно стать хозяином всего континента. Он понимал? что Брест-Литовск открыл такую возможность для Германии и что без вмешательства Америки Британия и Франция ничем не могут ответить на этот вызов. «Западная Европа должна взывать о помощи к Америке, поскольку сама она не в состоянии повернуть вспять процесс, начатый на востоке... Если Германия предпочтет оборонительную тактику на своей короткой границе с Францией и бросит основные силы на Россию, формально мир может быть заключен. Но это будет мир под тенью германской Восточной Европы, владеющей ее основным регионом (т. е. Северной Евразией), Недалекие островитяне - британцы и американцы не почувствуют эту стратегическую опасность, пока не станет слишком поздно».

Маккиндер Холфорд Джон (1861-1947) - выдающийся английский географ и геополитик, многолетний президент Британской географической ассоциации.

События 1916-1917 годов подтвердили роль случая даже в таких длительных процессах, как расцвет и упадок империй, господство над континентами определенных государств, а также их ценностей и идеологий. Если бы русская революция произошла на несколько недель раньше или на те же несколько недель было бы почему-либо отложено решение о начале неограниченной подводной войны, то даже Людендорф40 уже засомневался бы, прежде чем прибегнуть к средству, которое втянуло в войну Соединенные Штаты. Что еще важнее, решения, приведшие к развязыванию подводной войны, сообщают нам кое-что фундаментальное о природе империи и власти. Эти решения были иррациональными, необдуманными и нереалистичными. Они не были соотнесены с теми политическими, дипломатическими, военными, экономическими и даже психологическими факторами, которые обусловили вовлечение Америки в войну. Кроме того, не были даже точно просчитаны реальные шансы германских субмарин принести победу. Это решение было принято в основном благодаря настроениям германской правящей элиты, преобладанию военных во властных структурах, а также отсутствию личностей и институтов, способных координировать политику, соизмерять цели и средства и балансировать между конфликтующими политическими, военными и дипломатическими приоритетами и влияниями. То же самое можно сказать и о самом решении развязать войну в 1914 году. Фактически германское правительство в течение двух десятилетий перед войной допустило целый ряд подобных промахов. Политика, которая привела к союзническим отношениям между Британией и Россией, была опасна для германской безопасности, интересов и международного влияния. При попытке установить господство в Европе такая политика совершенно очевидно была неосмотрительной.

Людендорф Эрих (1865-1937) - немецкий военный и политический деятеле генерал пехоты. Являясь непосредственным помощником генерала П. Гинденбурга, с августа 1916 года фактически руководил действиями всех вооруженных сил Германии- В 1919 году стал лидером наиболее крайних контрреволюционных кругов. Тесно сблизившись с национал-социалистами, в ноябре 1923 года возглавил вместе с А. Гитлером путч в Мюнхене. В 1924 году был избран депутатом рейхстага от Национал-социалистской партии. Являлся сторонником доктрины неограниченной «тотальной» войны.

Неспособность установить приоритеты, определить цели и координировать политику, безусловно, была результатом ошибок конкретных людей, управлявших германским государством, но она также коренилась в самом государственном устройстве. Из-за своего презрения к демократии и абсолютно неправильных представлений о ее враждебности своим интересам прусско-германская элита не хотела и не могла согласиться с принципом народного суверенитета. Для нее единственно законным был только исторический монархический принцип. Огромная власть была сосредоточена в руках прусского короля, который теперь являлся и германским императором, И только он или его полномочный представитель, пользующийся безусловной поддержкой монарха, мог заставить действовать совместно и слаженно германскую внешнюю, внутреннюю и военную политику. При Вильгельме II никому не удавалось сделать это в стиле Бисмарка. Это ни в коем случае не являлось единственной причиной непредсказуемой и самоубийственной германской внешней политики. Увеличивающееся радикальное давление снизу затрудняло проведение рациональной внешней политики значительно сильнее, чем это было во времена Бисмарка. Но все-таки индивидуальная и институциональная слабость политической верхушки была очень важна. Это лишний раз напоминает об очевидном, но иногда замалчиваемом факте, что расцвет и упадок империи определяются не только ее могуществом. Каким бы сильным ни было государство, оно все равно нуждается в лидерах и институтах, которые были бы в состоянии проводить слаженную и реалистичную стратегию, соизмеряя цели государства с его ресурсами, контролируя капризные и деструктивные внутренние влияния и используя международное положение для укрепления своей державы.