Извращённое чувство (ЛП) - Макинтайер Эмили

Она не разговаривает и не просит многого, но она умеет дарить любовь так, как может только животное. Она дарит нежное, спокойное общение, не ожидая взамен ничего экстраординарного.

Я чувствую вину за то, что не проводил с ней столько времени, сколько должен был.

Встав, я выхожу из домашнего кабинета, поднимаюсь по лестнице, пока не оказываюсь в коридоре, где находится моя спальня, прохожу в соседнюю комнату и помещаю Изабеллу обратно в ее террариум, который тянется вдоль всей дальней стены.

— Я приведу домой нового друга, — говорю я ей. — Так что веди себя хорошо. Она друг, а не еда.

Изабелла игнорирует меня, свернувшись калачиком на дне своей огромной стеклянной клетки.

Я поворачиваюсь, но перед уходом делаю паузу и добавляю напоследок.

— Она временная, так что не привязывайся.

***

Я стучу костяшками пальцев по тяжелой дубовой двери домашнего офиса Али, затем поворачиваю ручку, чтобы войти, ожидая увидеть его напряженно работающим за своим столом. У нас есть новая линия рождественских украшений, до выхода которой осталось несколько месяцев, и я отправил ему макеты на утверждение. Чего он не знает, так это того, что они уже одобрены и направляются в нашу рекламную команду, но это то, о чем ему знать и не следует.

С тех пор как Али попал в хоспис, я регулярно сообщаю ему о том, что уже сделано. Это помогает ему чувствовать себя нужным и полезным.

Если бы я был на его месте, я бы хотел, чтобы кто-то делал это для меня. Принять смерть — это тяжело, но ещё тяжелее осознавать, что ты бесполезен, пока жив.

Однако, когда я захожу в кабинет, я вижу Али, лежащего на диване в дальнем углу комнаты. Рядом с ним сидит медсестра из хосписа Шайна.

— Что случилось? — спрашиваю я, быстро подходя к нему.

Шайна качает головой и отмахивается от меня, обходя кровать, чтобы проверить его жизненные показатели.

Али лежит с закрытыми глазами, и это вызывает у меня тревогу. Я смотрю на него, замечаю, как ровно поднимается и опускается его грудь, и пытаюсь успокоиться, напоминая себе, что для меня лучше, если он будет ближе к смерти.

— Что-то не так? — спрашиваю я, на этот раз более настойчиво.

— Всё в порядке, — хрипло отвечает он. — Просто… я сегодня немного устал.

Я киваю, поджимаю губы и снова обращаю внимание на Шайну.

— Выйди.

Она невесело усмехается и снова качает головой, прежде чем выпрямиться.

— Вам лучше следить за своим тоном, мистер Фарачи. Я не работаю на Вас.

Её неуважение раздражает меня, и мне приходится сделать глубокий вдох, чтобы сдержать гнев, который так и хочет вырваться наружу. Она выполняет свою работу.

— Всё в порядке, Шайна. Дай нам немного времени, — отвечает Али, открывая глаза, налитые кровью.

Она поджимает губы, прежде чем вздохнуть.

— Пойду, приготовлю Вам чай, чтобы успокоить желудок. А Вы, — говорит она, поворачиваясь ко мне. — Не делайте ничего, что могло бы повысить его давление, вы поняли? Ему нужен отдых.

Я коротко киваю.

Она приподнимает бровь, прежде чем, наконец, развернуться и оставить нас одних.

Я прохожу через комнату и хватаю один из стульев, стоящих перед его столом, тащу его, пока он не оказывается рядом с диваном, а затем сажусь, опираясь локтями на колени.

— Шайна слишком опекает меня, — жалуется он.

— Она выполняет свою работу, — отвечаю я с той же уверенностью, с какой только что успокаивал себя.

Он усмехается.

— Я прекрасно могу справляться сам.

Я подаюсь вперед, когда он двигается, кладу руку ему на спину и подпираю подушки позади него.

— Сегодня воскресенье, — говорю я, пытаясь убедить его вернуться на место. — И нет ничего важнее, чем отдых, который тебе сейчас необходим.

Он качает головой, пытаясь сдержать кашель.

— У меня нет на это времени. Сегодня на ужин придет кое-кто, чтобы познакомиться с Ясмин.

Я наклоняюсь вперёд и понижаю голос: — Мне неприятно говорить тебе это, старик, но… у тебя вообще не осталось времени.

Али смеётся.

— Придурок.

Я хихикаю и откидываюсь на спинку стула.

— Суть в том, что ты должен беречь свою энергию для вещей, которые имеют значение.

Его лицо становится серьёзным, и он поворачивается ко мне.

— Это важно, Джулиан. Я хочу быть уверен, что о Ясмин позаботится человек, который не опорочит наше имя и всё, что я оставил после себя.

Я выдыхаю, проводя рукой по волосам, немного ошеломленный тем, что он говорит об этом так открыто. Что его даже не волнует, как сильно может обижать меня то, что мне он ничего не оставит.

— Хорошо… Я пойду вместо тебя.

Али смеется, и мои пальцы сжимаются, чтобы не превратиться в кулаки.

— Что здесь смешного? — спрашиваю я. — Кто, как не я, сможет позаботиться о том, чтобы никто не запятнал то, что ты создал? — я наклоняюсь к нему. — Мы оба знаем, что я поддерживаю порядок в «Sultans», Али. Ты можешь доверить мне свою дочь так же, как ты доверяешь мне свои бриллианты.

Али несколько раз открывает и закрывает рот, прежде чем, наконец, соглашается.

— Его зовут Александр Соколов.

— Русский? — спрашиваю я.

Он кивает.

— Ты уверен, что это разумно?

Мне не нужно вдаваться в подробности, потому что мы оба знаем, что я имею в виду. Россия — наш крупнейший конкурент в торговле алмазами и единственная страна, где мы еще не укрепили свои позиции.

Уверен, Али пытается убить двух зайцев одним выстрелом, подыскав своей дочери мужа, который сможет, наконец, открыть новые двери для «Sultans» и будет достаточно осведомлен о бизнесе, чтобы завладеть всеми акциями.

И это неприемлемо для меня.

— Сделай так, чтобы она дала ему шанс, — говорит Али. — Я хочу, чтобы они поладили, Джулиан. Он ей подходит. И «Sultans» тоже.

Улыбаясь, я кладу ногу на противоположное колено.

— Обещаю, Али. Я позабочусь о том, чтобы она точно понимала, что он за человек.

1

1. ЯСМИН

Эйдан: Могу ли я увидеть тебя сегодня вечером?

Это первое, что я услышала от него со вчерашнего дня, когда он отправился на встречу с Джулианом. Я не могу сердиться на него за это, ведь тогда я бы поступила лицемерно. Это скорее похоже на кармическое воздаяние. Но мне действительно больно осознавать, что он согласился поехать куда-то и сделать что-то, что касается нас обоих, не спросив меня.

Рассказал ли он сначала своей матери?

Я: Да! Я ужинаю с отцом, но могу уйти пораньше.

Прикусив губу, я раздумываю, сказать ли ему, что это из-за поклонника или что Джулиан сейчас пытается втянуть меня в фиктивную помолвку с ним по какой-то причине, но сдерживаюсь, решив, что смогу просто дать ему знать, когда мы будем вместе. В любом случае, подобные вещи обычно лучше проходят при личной встрече.

Эйдан: Буду ждать, принцесса. Я люблю тебя. Хорошо проведи время с папой.

Я стону, и меня охватывает чувство вины, как это часто случается в последнее время, когда у меня есть что-то, о чём я не рассказываю Эйдану.

— Что это за звук такой был? — спрашивает Рия, смеясь с того места, где она расположилась посреди моей кровати с балдахином, листая журнал.

— Я не знаю, что делать, — вздыхаю я, прижимая палец к глазу и проводя черной подводкой по веку.

Рия издает хмыкающий звук, осуждение проникает через ее голосовые связки и тянется ко мне из другого конца комнаты.

Я делаю паузу, моя рука замирает, когда я смотрю на нее из своего туалетного зеркала.

— Что? — спрашиваю я.

Она облизнула палец, прежде чем перевернуть страницу в журнале.

— Ничего.

У меня защемило в груди.

— Это пиздец как раздражает, ты же знаешь это, да?

Она гогочет, бросает журнал и садится посреди матраса.

— Что прости, сучка? Извини меня, что пытаюсь пощадить твои чувства. Поверь, тебе не понравится то, что я скажу.