Извращённое чувство (ЛП) - Макинтайер Эмили

Мне было известно, что ему осталось не так много времени, но не думал, что он был так близок к концу.

У меня перехватывает дыхание.

Два месяца. У меня недостаточно времени для осуществления моих планов.

Я разворачиваюсь и направляюсь обратно к лифту, мышцы моих ног горят от долгих, торопливых шагов. Нажимаю на кнопку своего этажа, опираюсь рукой на стену, двери закрываются, и лифт начинает опускаться.

Из динамиков льётся тихая джазовая мелодия, которая ощущается как прикосновение острых лезвий к моим барабанным перепонкам. Я пытаюсь взять под контроль свои эмоции. Мне не нравится, что они, кажется, продолжают прорастать нежелательными ростками. Они приводят к необдуманным решениям и глупым ошибкам, а у меня нет времени ни на то, ни на другое.

Раздаётся сигнал, и двери на моём этаже открываются. Сиара как раз садится за свой стол. Она выпрямляется, увидев, как я быстро пересекаю этаж.

— Добрый день, мистер Фарачи.

Я едва смотрю на неё и еле заметно киваю, прежде чем направиться к своей двери.

— Позови Иэна в мой кабинет, — говорю я ей. — Сейчас же.

Я вхожу в комнату, снимаю пиджак и бросаю его на первое попавшееся кресло кремового цвета. Затем направляюсь к своему рабочему столу, откуда открывается прекрасный вид на город. Проводя рукой по волосам, я дергаю за корни, пока они не начинают щипать, расхаживая взад-вперед.

— О боже, ты ходишь взад-вперед, — голос Иэна прерывает мои мысли, когда он заходит в комнату и закрывает за собой дверь. — Что случилось?

Я поворачиваюсь к нему, замечая, что его костюм слегка помят, как будто он надел его слишком поспешно.

— Старик умирает.

Иэн вздыхает, опускаясь в кресло с высокой спинкой перед моим столом и закидывая одну ногу на другую.

— На мой взгляд, недостаточно быстро. Так вот почему ты был так рассеян на совещании?

Его слова вызывают у меня раздражение и гнев. Я пытаюсь скрыть свои чувства, не желая, чтобы Иэн узнал о моих запутанных эмоциях по отношению к Али.

— Это не шутка, Иэн, — выплевываю я. — Я не собираюсь терять всё, ради чего я работал, из-за какого-то ничтожества, которому я не принадлежу, или из-за дочери, которая этого не заслуживает. Я уже разобрался с первым идиотом, которого прислали сюда, чтобы встретиться с ней. Я не хочу, чтобы ещё тысяча мужчин в ближайшие две недели переступила порог дома Али. Я не могу убить их всех. По крайней мере, не так быстро. Это вызовет слишком много подозрений.

Ян кивает, задумчиво проводя рукой по подбородку.

— Значит, мы продлим сроки. Избавься от мальчика Ясмин как можно скорее. Я могу отправить его рейсом в Египет уже завтра.

Его идея кажется мне разумной, и я замедляю шаг, обдумывая план.

— Этого недостаточно. Мы должны подтолкнуть Ясмин к замужеству как можно скорее. Сейчас, пока не стало слишком поздно.

Иэн кивает.

— Жаль, что мы не можем просто убить её и покончить с этим всем.

Глубоко вздохнув, я опираюсь руками на спинку стула и выгибаю шею, пока не раздаётся приятный хруст в позвонках.

— Это было бы совершенно бесполезно. Придерживайся плана: отвези мальчишку в Египет, и мы будем использовать его, чтобы контролировать её.

Иэн подается вперед в своем кресле, в его глазах мелькает угрожающий блеск.

— Можно я его убью?

— Твоя одержимость убийствами вызывает беспокойство, — я бросаю на него неодобрительный взгляд. — И нет, не можешь. Это дело требует изящества, а ты будешь слишком неряшлив.

Он стонет, откидываясь назад.

— Ладно.

Я провожу пальцем по щетине на подбородке, и у меня рождается новая идея.

— Возможно, у тебя не будет возможности убить мальчика, Иэн. Но мы заставим Ясмин думать, что ты это можешь сделать.

9

. ЯСМИН

Сегодня суббота, и не прошло и четверти часа с тех пор, как Эйдан написал мне, что собирается встретиться с Джулианом в каком-то захолустном ресторанчике в центре Бадура, чтобы обсудить детали своей новой работы.

И я… раздражена.

Его новая работа, как будто я должна просто отойти в сторону и позволить мужчинам в моей жизни решать все проблемы. Кроме того, Эйдан не представляет, во что он ввязывается. Мой отец, возможно, не рассказывает мне о своей сфере деятельности, но я знаю достаточно, чтобы понимать, что опасность идет рука об руку с бриллиантами и деньгами, и хотя я выросла в этом мире, Эйдан — нет. Его приютили, к нему относились не более чем как к прислуге. Он слишком наивен и добр, чтобы быть вовлечённым в грязные дела, чем бы там ни занимались Джулиан и мой отец.

Если бы не тот факт, что я была полностью поглощена обедом с отцом, я бы подняла больше шума, требуя сообщить мне, где они находятся, чтобы я могла незаметно улизнуть и встретиться с ними. Мне просто хотелось быть в курсе событий и чувствовать, что я всё ещё участвую в важных решениях, которые влияют и на моё будущее тоже.

Но время, проведённое с отцом, было для меня важнее всего на свете, и у меня не было другого выбора, кроме как смириться и довериться. И я действительно доверяю Эйдану. Просто Джулиан, этот змей, выводит меня из себя.

На самом деле у меня нет никаких конкретных причин для подозрений, кроме общей атмосферы, которую он создаёт, того, как он всегда легко добивался расположения моего отца в сравнении со мной, и того, как он привлекает внимание и похвалу, в то время как мне приходится так усердно работать, чтобы меня не воспринимали просто как блестящий трофей, который мой отец может поставить себе на полку.

До недавнего времени он вёл себя со мной грубо, а иногда даже жестоко.

Он настоящий грубиян. И я не верю, что он делает всё это по доброте душевной. Мне непонятно, чего он пытается добиться, и меня тошнит от того, что я не могу быть рядом и слышать о его планах, в которые он собирается втянуть Эйдана.

— Ты в порядке, habibti? — спрашивает отец, не глядя на меня, а любуясь пейзажем.

Я быстро фотографирую его, пока он смотрит на двор с французского балкона17 своей комнаты. Потом откладываю телефон и беру его за руку.

— Всё хорошо, Баба. Просто создаю воспоминания.

— Ты всегда витаешь в облаках, — смеётся он. — Прямо как твоя мама.

Он редко говорит о ней, и я думаю, это потому, что воспоминания причиняют ему боль. Всё, что мне известно, — это несколько фотографий, которые я видела в детстве, и то, что они познакомились много лет назад, когда он был в Иране по делам, а она уехала с ним в Соединенные Штаты всего несколько недель спустя.

У меня сжимается сердце. Мне не больно, когда я слышу рассказы о ней. Просто я чувствую себя неполноценной, как будто во мне зияет дыра, которая никогда не была заполнена, поэтому я не знаю, чего мне должно не хватать.

Но помимо этого чувства, я ощущаю ещё что-то. Мне кажется, что я могу использовать его прошлое с моей матерью, чтобы он понял, что то, чего он от меня требует, неправильно. Несправедливо. Если бы я только смогла заставить его увидеть мир, как его вижу я, и открыть ему глаза на нашу с Эйданом жизнь.

Я бы сделала почти всё, чтобы не зависеть от Джулиана.

— Скажи мне еще раз, как сильно ты ее любил, — говорю я.

— Я все еще люблю ее, — он вздыхает, на мгновение сжимает мою руку, а затем отпускает её и откидывается на спинку стула. — Твоя мама присутствует в каждом моём действии, — говорит он. — Она в каждом моём вдохе, в каждой мысли.

Он замолкает, и я впитываю его взгляд, вижу, как его глаза полны тоски, а душа кажется усталой и измученной.

— Каждый раз, когда я смотрю на тебя, я вижу в тебе столько от нее, — продолжает он. — Она была сильной женщиной, и я горжусь тем, что могу называть ее своей.

Я пытаюсь проглотить ком в горле, слова так и рвутся наружу.

— Тогда, Баба, как ты можешь просить меня об этом? Как ты можешь разделять такую любовь с мамой, и просить меня отказаться от такого же шанса?