Заложник - Виктор Егоров

– Слушай, – несколько смущенно начал Гордеев, – а как вообще у них. Ну… с Горчаковой? Ты не думай, Максимыч, я не потому спрашиваю, Юсуфу, как сыну, верю; просто хочется, чтоб у ребят было по-настоящему хорошо, а поговорить – спугнешь еще, обидишь…

– Смешные они, – Волков улыбчиво прикрыл тяжелыми веками выпуклый фарфор белков. – Друг от друга прячутся, таятся, а со стороны – оба как на ладони. Смотреть на них и завидно и смешно.

Оба замолчали. Большие кабинетные часы – гордость начальника управленческой хозяйственной части, недавно появившиеся в комнатах второго этажа, пощелкивали словно все чаще и чаще. Казалось, что стук маятника с ощутимой быстротой набирает темп, силу.

– Тошно до чего так сидеть, – не выдержал Анатолий Максимович.

– Куда уж, – начальник кивнул. – Только ему сейчас того тошнее. Как думаешь, возьмем без стрельбы?

– Кто-о их знает, – уклончиво протянул Волков. – Мужики вроде тертые. Постараемся.

Вдруг распахнулась дверь, и Хентов, еще более растрепанный чем полчаса назад, появился на пороге.

– Работает рация, товарищ… Николай Семенович. Она самая, ошибки нет. В Нижнеприютском.

– Ну, хоп, – по вынесенной еще из Средней Азии привычке бормотнул про себя Волков и, встав, одернул топорщившуюся над левым бедром полу пиджака. – Я спускаюсь, Николай Семенович?

– Да, выходите. Сейчас доложу, и поедем, – кивнул Гордеев, поднимая трубку.

…Потные, тяжело дышавшие Юдин и Гусейнов возились у печки, старательно заделывая опустошенный тайник. Рация, упакованная в вещевой мешок, стояла у двери, агент номер 015 заметал следы.

Каменщики и Юдин и Гусейнов, прямо сказать, были никудышные Когда работа, наконец, была завершена, пол оказался заляпанным раствором, у самой печи образовалась настоящая лужа, вещи покрылись налетом красной кирпичной пыли. Перед уборкой присели отдохнуть, закурили.

– Аркадий Иванович, – Гусейнов с отвращением оглядел неприбранную комнату, – и не зря мы все это затеяли?

– Нельзя долго работать на рации из одного места, – Юдин взъерошил свои редеющие волосы, потянулся, отхлебнул из стоявшей на столе початой бутылки. Почему-то неотвязно лезли в голову стереотипные слова в шифровках:

«Да хранит вас бог.

Гусейнов потянул к себе лежавшие на столе нарды и открыл их.

– А я думал, что мы успеем сыграть сегодня партию, – сказал он и, вынув из ящика обломанную половинку нардовской шашки, спросил – Что ты не заменишь целой эту гадость? Сколько времени она валяется здесь.

– Оставь, пожалуйста, – сердито буркнул Юдин и, выхватив из рук Гусейнова обломок, сунул его в карман.

Послышался робкий, хорошо знакомый обоим стук тети Даши в дверь. Юдин быстро встал, надел пиджак, сунул правую руку в наружный карман. Под натянутой материей ясно обозначилось револьверное дуло, шагнул к двери, прислушался, открыл. Старушка поманила его в коридор.

Беспокойство хозяина начало, видно, передаваться и гостю Поднявшись, Эюб подошел к окну, попробовал, крепко ли сидят в гнездах шпингалеты, поколебавшись, выдернул их, вернулся на свое место. Через минуту вошел и 015.

– Что там? – спросил его Эюб.

– Чертовщина какая-то. Нашу старуху срочно вызывают к племяннице. Есть у нее такая. Подружка пришла, говорит – та внезапно заболела. Не нравится это мне.

– Разве племянница не может болеть? Аркадий Иванович, клянусь своей головой, ты стал похож на человека, который боится своей тени. Нельзя так, слушай…

Юдин тяжелой походкой подошел к столу, взялся было за бутылку, потом отставил.

– Чувствую я, что наша проверка в адресном плохо обернется. Оттого и тороплюсь с переносом рации.

– Оставь, Аркадий Иванович. Ты же не тетя Даша, чтобы верить в черных кошек, тринадцатое число и прочую чепуху… Хотя я понимаю, что лучше быть пять минут трусом, чем всю жизнь покойником, но сейчас, думаю, зря расстраиваешься. Скажи лучше, что дальше делать?

– Там, под шторой, провод натянут. Сними-ка его, брат.

Легкой, пружинистой походкой Гусейнов пересек комнату и оказался у окна в тот самый момент, когда с треском распахнулась дверь и в комнату шагнули двое с оружием.

– Стоять! Не дви…

Выключатель был у окна, и реакция Гусейнова оказалась мгновенной. Ударив рукой по кнопке, он выключил свет, стремительно распахнул окно и выпрыгнул наружу. Волков, стелющимся вратарским прыжком метнулся к дивану. Глухо, словно за стеной, стукнул выстрел. Под окном послышался сдавленный вскрик, и все стихло.

Через секунду свет вспыхнул опять. Гордеев стоял у окна, наган вплотную прижат к бедру, средний палец на собачке, указательный вытянут вдоль ствола, левая рука на выключателе. Но только что прозвучавший единственный выстрел был направлен не в Волкова. Анатолий Максимович стоял у дивана, поддерживая обвисшее тело Юдина. Волков, нахмурясь, опустил Аркадия Ивановича. Нагнулся, взялся за пульс.

– Вызвать «Скорую»? – спросил кто-то из сотрудников…

– Не надо, – покачал головой Анатолий Максимович. – Не захотел платить. Стрелял прямо в сердце.

– Все равно врач нужен. Акт составит. Вызывайте, – распорядился Гордеев. И, сдвинув штору, спросил у подошедшего к окну сотрудника: – Что там у вас?

– Похоже, ушел, – оба, и Киреев и Онищенко, старались не глядеть на начальника.

– С чем вас и поздравляю. Идите помогите при обыске, – распорядился Гордеев. Жестом предложив Волкову и Кирееву следовать за собой, Николай Семенович почти сбежал с веранды.

Волков, сняв с кровати покрывало, прикрыл им труп и вышел вслед за Гордеевым.

– Унес с собой всю агентуру. Теперь придется повозиться… – ни к кому не обращаясь, пробормотал он.

– Слушай, Максимыч, – быстро, будто диктуя стенографистке, заговорил Гордеев. – Бери Киреева. В машину – и к Гусейнову домой. Не медли. Ему из Баку выбраться надо, а одет неудачно. Рубашка пижонская, редкой расцветки, не дурак, обязательно сменит. Да и денег с собой может не быть. Я сейчас в управление, порт перекроем, на шоссе посты выставим, организуем в городе розыски. А ты, если дома не застанешь, давай по линии железной дороги. У него сейчас два пути. Хорошо, если к границе, А вдруг к Гейдар-аге? Перехватить его надо, во что бы то ни стало. Иначе… – Он не договорил.

…Громоздкий «бенц», рывком взяв с места, понесся в сторону Тазапирской улицы, на которой жил Гусейнов.

– Как же у тебя получилось, Павлуша? Ты ж под окном стоял, – отрывисто проговорил Волков.

– Дьявол его знает… – Киреев закурил, стараясь быть спокойным. – Он выскочил прямо на Онищенко. Тот упал, я думал – убит, я к нему… Ну и промедлил. Всего-то доля секунды, а тот уже в кусты и к пролому. Бероев у другого окна стоял, с него не спрос.