Ген деструктивного пведения - Владимир Паутов

Вспоминая потом, как они пытались спасти пассажиров, десантники рассказывали о том, что внутри автобуса не было абсолютно никакой паники. Дети и взрослые смотрели на них широко раскрытыми глазами и сразу же заулыбались, когда увидели людей в тельняшках и пятнистых маскировочных шароварах. Мальчишки и девчонки улыбались, потому, как верили, что солдаты не допустят их гибели.

Лейтенант Сокольников вместе со своими ребятами после неимоверных усилий открыл передние двери автобуса. Гвардейцы проникли внутрь салона, и каждый из них, взяв с собой по одному ребёнку, поспешили на поверхность, чтобы успеть глотнуть свежего воздуха и вновь вернуться в утонувший автобус. Им предстояло нырнуть более двадцати раз. Вода в реке была жутко холодной, но они не задумывались об этом, ибо там, внизу десантников ждали люди, веря им и надеясь.

На спасение, как потом оказалось, у них ушло всего лишь двадцать минут. невозможным делом, поэтому и подумал лейтенант про себя, что рядовому. Вот так закончилось то задание с поиском штаба «синих» и наведением на него авиации или артиллерии. Группа лейтенанта Сокольникова не выполнила его.

На подведении итогов учений Димке здорово влетело от одного большого начальника. Хотя командир полка обещал всю группу представить к медалям, но руководитель учений посчитал по-другому. Из-за невыполнения задания, наступление на картах захлебнулось.

Приехал в полк генерал. Подошёл к лейтенанту Сокольникову и говорит: «Предлагаю решить вводную! Вы пошли в лес за грибами, ваш друг провалился в яму, ваши действия?»

— Друга из ямы вытаскиваю! — ответил, не задумываясь, Димка. Генерал скривил лицо, брови от удивления поднял и подошёл к капитану Смоляру, начальнику разведки полка, задал тот же самый вопрос, получил аналогичный ответ. Усмехнулся вышестоящий начальник и старшему сержанту Паутову, заместителю комвзвода, что был в составе разведгруппы, ту же вводную дал. Сержант заволновался, но ответил по совести, что и должен был ответить нормальный человек: «Друга буду вытаскивать из ямы, товарищ генерал-полковник!» Тут генерал не выдержал и давай орать, что все разведчики полные олухи, что вот такие как солдаты бегут с поля боя, покидают позиции, предают своих, не выполняют поставленных боевых задач и прочее. По его мнению, главное в бою — это выполнение задачи, и поиски грибов — задача, а коли в лес люди за грибами пришли, то в первую очередь грибы должны были собирать, а не товарищей, упавших в яму, вытаскивать.

Пример он привёл явно неудачный. Вот тут лейтенант Сокольников не сдержался и сказал, что не согласился бы с генералом пойти в лес даже погулять. Генерал весь побагровел, а потом как заорёт: «Выйти из строя!» Вышел Димка из строя, встал к нему лицом. Тут «высокий» начальник и давай «поливать» его по-разному и всякому, не выбирая выражений. Лейтенант, конечно, терпеть такого хамства не стал, а спокойно сказал: «Товарищ генерал-полковник, я офицер, и нечего меня перед подчинёнными унижать, соблюдайте честь офицера, коли, она есть у вас. Наказывайте, если провинился, но не оскорбляйте! И прошу не «тыкать» мне, генерал! Мы с вами на брудершафт не пили, а потом не тебе ведь лично служу!» Генерал как услышал эти слова, так сразу замолчал, но потом глаза его округлились, лицо кровью налилось, он вдруг подлетел к Димке и за погоны хвать. «Да с тебя погоны сорвать надо, сукин ты сын!» — закричал в голос. А лейтенант Сокольников его за запястья взял, сжал их крепко и сказал тихо так, в полголоса, но глядя тому прямо в глаза: «Не ты присваивал, не тебе срывать!» Короче, генерал развернулся и уехал. А к вечеру того же дня приехали старший следователь из гарнизонной военной прокуратуры, несколько особистов13, политработники со штаба округа и начали уголовное дело Димке шить за нанесение тяжких телесных повреждений.

Командир полка тем временем доложил всё Командующему ВДВ, генералу-армии Маргелову В.Ф. Тот прилетел на своём самолёте из Москвы, переговорил с генералом, побеседовал со всеми, на чьих глазах всё происходило, потом вызвал лейтенанта Сокольникова к себе и говорит: «Вот что, сынок, я тебе скажу. Набедокурил ты здорово. С генералами так вести себя нельзя. Ты ему кисти чуть было не сломал. Чтобы дело это дальнейшего хода не имело, чтобы до трибунала не дошло, давай-ка я уволю тебя из вооружённых сил. Жаль с тобой расставаться, десантник ты стоящий и настоящий, да делать нечего. Хотя если бы я на твоём месте был, то, наверное, также поступил бы. На гражданке не устроишься, сообщи мне! Помогу!» Подошёл он к Димке, обнял его и шепнул: «Прощай, Дед! Не поминай лихом! На мою помощь можешь всегда рассчитывать». Командующий ВДВ чуть ли не всех офицеров поимённо знал, а разведчиков особенно привечал. Вот так и оказался Димка на гражданке. Устроился инструктором по спорту, рисовал понемногу, кое-кому дачи проектировал. Зарабатывал прилично. А вскоре встретил случайно своего школьного друга, то есть меня. Рассказал о жизни. Я ему и предложил в отряд. Через военкома своего знакомого начальник Управления призвал в армию, на должность назначил, а дальше присвоил прапорщика, потом старшего.

Правда, многие удивлялись: за какие такие телесные повреждения Димку из армии турнули? Ну, подумаешь, генерала взял за запястья!

― Как же надо схватить генерала за запястья, чтобы после этого пойти под трибунал, а? ― Спросил однажды начальник Управления Сокольникова. Прапорщик ничего не ответил, а только поднял правую руку вверх, сжал её в кулак, потом распрямил два пальца, указательный и средний, в виде латинской буквы» V». Взяв шомпол для чистки и протирки пистолета, Димка положил его на них. Глядя в глаза генералу Корабелову, он начал большим пальцем медленно давить на шомпол, делая известную для всех трёхпальцевую комбинацию. Стальной прутик почти пять миллиметров в диаметре начал на глазах Ивана Фёдоровича медленно сгибаться, приобретя вскоре форму скобы. ― Разреши подарить на долгую память, товарищ генерал, — сказал Димыч и протянул согнутый пополам металлический шомпол оторопевшему от всего увиденного начальнику Управления.

Ночной полет

Аэродром, с которого нам предстояло вылететь на задание, находился почти на самой государственной границе, в одной из наших южных союзный республик. Сам взлёт мы с генералом определили на вечер 18 августа, именно на тот момент, когда на землю начнут опускаться сумерки. Планировалось провести в воздухе ночь, чтобы через четыре или пять часа полёта под утро прибыть в запланированное место, где мы собирались приводнить наш летательный аппарат. Озеро, на которое нужно было сажать планёр, вполне позволяло сделать это, ибо его поверхность составляла несколько десятков квадратных километров. Конечно, дело, которое мы задумали было не из простых. Даже для опытного лётчика найти в тёмную безлунную ночь водоём, пусть и с большой площадью водной поверхности, думаю, являлось показателем высшего пилотажа и уровня профессионализма в умении ориентироваться по звёздам и приборам, а какие приборы имеются в планёре можно себе представить. Теперь все наши надежды на успех операции возлагались на Алёшку, то есть майора Чернышёва, так как он находился в тот момент за рычагами, или как они там называются, ручками управления летательного аппарата. Я взглянул на Алёшку. Майор сосредоточено вёл планёр по маршруту.

— Алексей, — волнуясь, шепнул ему сзади Димка, — ты особо не лихач, поаккуратнее там, ладно? Ведь не мешки с картошкой везёшь! — Он ещё хотел что-то добавить, но не решился. Я так же не отвлекал Алексея ненужными вопросами, хотя внутри у меня что-то свербило, и хотелось поговорить, порасспрашивать майора, как он думает лететь до места и приводняться, но было понятно, что этого делать нельзя, уж слишком серьёзным делом занимался сейчас Алексей.

Полёт наш начался нормально. После набора необходимой высоты мы удачно отцепились от буксировщика и начали планировать в заданном направлении. Восходящие от нагретой за день земли потоки тёплого воздуха сначала подняли планёр вверх метров на пятьсот и у меня даже по этому поводу возникли сомнения: сможет ли майор должным образом спланировать на озеро, ведь всё-таки он не был профессиональным лётчиком, но вскоре понял, что мои сомнения и тревоги напрасны. По его виду было заметно, что Алёшка и сам сильно волнуется. Я надеялся, да нет же, я был просто уверен, что ему удастся приводнить наш планёр в том месте, где и намечалось это сделать. А пока мы бесшумно парили в ночном небе, скользя по постоянно меняющим своё направление воздушным потокам. Остывали за день нагретые солнцем горы. Раскалённый воздух поднимался сильным током от их каменных склонов вверх. Он забрасывал неожиданно наш планёр на столь огромную высоту буквально в течение нескольких секунд, то затем обрушивал наш летательный аппарат резко вниз, словно в пропасть. Полёт, начавшийся спокойно, проходил волнительно. Иногда сильный боковой ветер бросал резко в стороны наш летательный аппарата, уводя его от намеченного маршрута. Ориентирование представляло собой крайне трудное дело. Под нами ничего невозможно было увидеть. Кромешная тьма окружала нас, казалось, она поглотила всё вокруг, и если бы не звезды, которые маленькими точками мерцали над нами, предвещая на завтра тёплую безоблачную погоду, то можно было бы вообще потеряться между небом и землёй и запросто погибнуть. Я даже не мог себе представить, что нам придётся добираться до места назначения таким сложным способом. Полёт был не из лёгких.