Стая - Алексей Ядрышников

       Она, как показалось, немного даже смутилась от таких его категоричных изречений.

       - Это кого же ты имеешь в виду, паразит? Сейчас договоришься у меня, - крикнула она, опомнившись через некоторое мгновение и замахнувшись на обидчика полотенцем.

       - Да что ты, что ты, - засмеялся тот уже в открытую, чуть было не подавившись большим куском мяса, который ел, возвращая его обратно на тарелку.

       - Ладно, будет вам баня. Однако сначала с тебя, Андрей, все-таки рассказ о переходе, уж не отвертишься, - заметно мягче молвила она, убирая эдакое грозное оружие себе на колени.

       - Действительно, как ты сумел из Города выбраться, и что там тебя так обстоятельно задержало? - точно повторяя слова Людмилы, уже вполне серьезно спросил Николай. - А то я и не слышал.

       - Чего там говорить, все как обычно. Хотя, был один случай, конечно, о котором стоит упомянуть особо, - Андрей налил себе стакан вина, отрезал кусок свинины, и, проткнув его вилкой, подвинул тот поближе к себе.

       После произведенных манипуляций, немного пригубив налитое содержимое, он продолжил речь, закусывая по ходу дела диким кабанчиком, тщательно прожевывая необычайно мягкое мясо.

       - Хорошо, но слушайте очень внимательно. Начну все по порядку.

    Глава 5. Переход.

       К собственным вылазкам, именно к таким сумасшедшим экспедициям я готовился по обыкновению еще с самого вечера. Заваривал в термосе несколько отборных кореньев, самолично, без посторонней помощи, которая естественно оказывалась здесь излишней, добавляя туда, конечно, для вкуса немного чая, сахара и несколько листочков дикой смородины. Все перечисленные мною компоненты придавали отвару характерный кисловато-сладкий вкус, и он получался в конечном итоге на редкость крепким и бодрящим, как раз именно таким, какой и действительно требовался для предстоящих путешествий подобного рода. Но по-настоящему отвар должен был завариться только на следующий день, настояться, как следует, чтобы оказывать свое истинно правильное освежающее действие. Несоблюдение этих правил, пренебрежение необходимыми рецептами, порядком производимых действий грозило довольно нежелательными, крайне неприятными последствиями для нарушителя, вздумавшего, как есть, без какой-либо защиты посетить такой Город. Ведь всем было известно, что данного рода процедура подобна определенному священному ритуалу, после проведения которой, человеку позволялось видеть некую незримую, невидимую постороннему глазу область, лишь на незначительный момент предоставившее единственное право такого вторжения в святая святых всей немыслимой ее системы жизни, присутствовавшей именно там, за существующей гранью человеческого понимания.

       Но, если находиться ближе к земному, житейскому, то, как и задумывалось, выходил я слишком рано по всем мыслимым и немыслимым меркам, которые можно было для себя хоть как-нибудь устанавливать. Чтобы напрасно не терять время и силы на переход по пещере, я уже с вечера находился в бункере, устраивался там поудобнее в комнате отдыха и спал так спокойно всю ночь, пока охранник по моей же личной просьбе не будил меня и не выталкивал за ворота, которые он закрывал всегда быстро и уверенно, не давая толком опомниться. Ведь просыпаться, да еще и идти куда-то в такую рань откровенно признаться не очень-то и хотелось. Вся данная процедура, разумеется, сопровождаясь мрачным и зловещим скрипом тех самых ужасных металлических дверей, от звука которых по спине всегда пробегал холодок, таким привычно-жутковатым образом провожающий меня далеко в мир иной.

       Своих коллег-экспедиторов в этот день я почему-то никого совершенно не приметил. Ни одиночек, как и сам, ни вооруженных до зубов групп на собачьих обозах, предпочитавших пробираться к Городу очень медленно, с возможными происходившими ночными стычками, естественно собирая по пути подвернувшиеся под руку трофеи. Может быть, подводы ушли далеко вперед или вовсе даже и не думали выступать сегодня. Тем не менее, их нигде не было видно. Только уж не знаю, что выглядело более рискованным: идти одному быстро и незаметно, прячась за каждым кустом или деревом, как сайгак, перебегая от одного укрытия до другого, нежели неторопливо тащиться вместе с остальными, зато быть защищенным как положено, с головы до ног. Ведь, если говорить начистоту, выходя из бункера, я обычно прибегал к некоторого вида уловке, используя группы своих же соплеменников как отвлекающий щит. И пока внимание паразитов было направлено в их сторону, тихо и бесшумно пробирался к поезду, который уже в середине дня проходил с небольшой минутной остановкой через ближайшую станцию. Тут само собой никак нельзя было опаздывать, как бы такое не казалось позволительным.

       Давно известно, что грызуны почти не обращают внимания на человека, осторожно идущего по лесу, ну ежели конечно он сам собственно не спровоцирует их на нападение. Заметив паразитов первым, следовало остановиться и переждать, пока те не пройдут мимо. Хотя, мало кто рисковал подобным образом передвигаться по окрестностям днем. Да, да, именно в дневное время суток. Ну, а если ночью вы изволили выйти, то сами понимаете, подобное дело никак не останется незамеченным, без должного непосредственного в нем участия хищников. Путешествие абсолютно точно закончится весьма печально. И уж не обессудьте, если минут через десять от вас один ремешок останется. Днем же, напротив, зрение и обоняние этих тварей существенно притупляется. Тут главное - заметить грызунов первому, если вам вообще посчастливится их увидеть, так как они пребывали совершенно не в восторге от прямого солнечного света непременно попадающего на их дьявольские сущности.

       Однако, несмотря на отсутствие спасительных групп, я все-таки вышел в экспедицию, и первый этап пути состоялся для меня вполне нормально. Незамеченным я добрался до станции и, остановившись по обыкновению возле знакомого дерева, стал ждать скорого прихода поезда. С утречка могло показаться несколько холодновато и даже очень не уютно, но постепенно ближе к обеду делалось совсем уж жарко. Да, по мне было лучше, когда подмораживает, и это определенно придавало больше уверенности, бодрости духа, нежели изнывать от невыносимого пекла палящего солнца, хотя, как говорится, жар костей не ломит, но все равно, такое состояние ощущалось тут крайне неприемлемым. Лед, скопившийся за ночь на почве и перроне станции, давно растаял, образовывая эдакой массой жуткую слякоть, грязные бесформенные лужи слизи, испаряемые постепенно большим красным солнцем, к полудню занимающим уже практически полнеба, бесщадно своими лучами испепеляя все живое, так или иначе попадающееся ему на обозрение. Пройдет еще час, полтора, и от грязи не останется и следа - она полностью высохнет и превратится в пыль.