Бесы пустыни - Ибрагим Аль-Куни

И вдруг шакалы прекратили наступление. Исчезли.

— Что, ушли что ли? — произнес в изумлении один из учеников шейха.

— Никуда они не уйдут, — заявил Эхнохон, — пока не придумают, как с нами разделаться.

— Конечно, — поддержал его Уха, опасливо косясь на потерявшего от жажды рассудок Ахамада, — как бы он со спины не набросился.

— Чего им себя утруждать? Они все уверены, что мы в любом случае — народ конченый. Если не от жажды, так от воды отравленной помрем.

Эхнохон принялся читать бейты вступления к своей поэме, потом начал их распевать во весь голос, только пропавшие бейты так и не восстановились в памяти. Но он продолжал упорствовать, утверждая, что это — самые ценные строки в поэме.

В эту минуту один из вероучеников принялся разбирать знаки азбуки тифинаг, начертанные на потолке пещеры, а потом заторопился, начал разгребать кучу камней в темном углу — и вдруг увидел свет в конце длинного подземного хода.

— Спасены! Спасены! — заорал он в беспамятстве.

Крик отдался эхом в сводах пещеры, Уха бросился на парня, зажал ему рот рукой. Только спасение это было никак не для Эхнохона: в эту самую минуту в грудь ему вонзилась отравленная стрела.

8

Двое вассалов взялись нести его, а Уха освободился, чтобы подталкивать Ахамада вперед по длинному мрачному подземелью. Когда они выбрались наконец к противоположному выходу, Эхнохон был уже при смерти. Уха послал одного из вассалов в лагерь за поддержкой и склонился над злополучной стрелой. Прочный ее ствол был вырезан из твердой породы дерева джунглей, длиною не больше локтя. Заботливо отполирован до блеска и испещрен колдовскими символами. Ядовитого конца не было видно — он утопал в теле Эхнохона, и было непонятно, что там, на другой стороне — медный смертоносный наконечник или ядом обмазан только заостренный твердый конец стрелы.

Он обследовал грудь и обнаружил, что место, куда попала стрела, вздулось. Яд быстро распространялся, опухать начало все тело. Он увидел, как повсюду проступали язвы.

Впервые в жизни он наблюдал, как человек умирает от яда.

Ему стало трудно дышать, подступила жажда. Внизу под скалой раздался стон Ахамада, словно тот тоже был при смерти. Над его головой склонился второй вассал, дающий лист табака, чтобы вызвать слюну во рту.

Эхнохон начал бредить. Запевал что-то, бессвязно бормотал — ничего разобрать было невозможно. А под конец вдруг четко произнес, что — не простит!

Он умер, не закончив второй половины своей касыды.

9

Помощь пришла — дикари были наказаны.

Они с подкреплением вернулись в лагерь, однако Уха настаивал, что пойдет с отрядом в поход отомстить. Он убедил руководителя кампании принять его к обсуждению и разработке плана. Они поставили охрану у выхода из подземного коридора и неожиданно напали на негров с трех сторон. Уготовили им ту же западню, в которой сперва оказались сами.

Осада длилась несколько дней. Они выставляли против них своих лучников — всякий раз, как те пытались прорвать блокаду, и врагам приходилось укрываться в пещерах. Они пытались пройти по подземному проходу на другую сторону гряды, но дозор жестоко пресекал их попытки, и злые великаны с торчащими зубами были наконец сражены.

А потом… Они же пили отравленную воду.

10

Ахамад явился из лагеря и вместе с Ухой разглядывал их мерзкие трупы, изуродованные действием яда, того самого, что поразил ранее тело Эхнохона.

В затерянном своде Анахай записано, что вода — единственное средство в Сахаре, которое может сотворить такое. Кто осмелится пойти на бесчеловечный шаг, отравить воду в пустыне или ее испоганить, — к тому зло непременно вернется, и он будет вынужден утолить собственную жажду из того же источника.

Глава 9. Обетованное

«Такое случалось во всех религиях, их провозвестники уводили человека в пустыню. Подальше от Египта. Однако являлись другие вожди, возвращались и отправляли людей назад, к некоему новому Египту, несмотря на то, что присваивали последнему прозвище Земли Обетованной».

1

Гадалка пошла на уступки и стала совместно с факихами равнины прилагать усилия, чтобы одолеть гиблый ветер. Никто и не обольщался, что язычница станет вдруг кроткой в обращении со своими давними врагами-богословами, если бы вдруг сама принцесса не вмешалась в дело и не употребила все свое влияние на упрямую старуху.

До самого достижения этого примирения никто из жителей равнины подумать не мог всерьез, что эта неведомая кочевница, за которой водились деньги и женская привлекательность, может к тому же обладать и здравым умом. Люди руководствовались известным изречением из древнего туарегского свода сказаний «Анги», гласившим, что разум и красота в одной женщине не встречаются, однако Тенери ссылалась на тот же источник в своих усилиях примирить обе стороны и утверждала, что утраченный свод законов Сахары в незапамятные времена побуждал спорщиков объединиться и напрочь оставить свое соперничество, если им будет угрожать один общий враг.

Народ на равнине занялся обрядами, пролил жертвенную кровь баранов аж трое сток до наступления полнолуния. Явилась гадалка и, завладев костью лопатки каждого принесенного в жертву животного, принялась считывать с нее линию поведения врага. А потом забрала все кости домой и закопала их под опорным шестом, после того как испещрила их таинственными знаками. Тут пришла очередь факихов, они обратились к Корану и настрочили уйму заклинаний, собрали амулеты и зарыли все вместе в шкурах газелей.

Имам воздвиг столб из дерева лотоса перед своей палаткой, обвязав его связками амулетов и талисманов.

Ветер стих, народ принялся готовиться к церемониалу сокровенной встречи — праздника вожделения.

2

Равнину окутали чары, природа ее за несколько месяцев изменилась. У подножий гордого Двойника великаны Аира возродили город из камня, а ветер задумал тягаться с ними и осуществил свой замысел переделать всю жизнь в Сахаре. Песчаные языки были слизаны со своих мест и начали набухать на просторах далеко к западу, ветер прекратил свои прежние налеты и перенес последние наступления совсем на новые районы. Уровень песчаного холма на подступах к колодцу вырос, несмотря на все ни на день не прекращавшиеся усилия Ухи: Бархан принялся ползти на восточные возвышенности, которые окружали колодец с противоположной стороны. Ветер окружил палаточный городок песчаными валами и полностью подчинил себе пространство, разделявшее два разных лагеря в злодейском и необъяснимом желании изолировать их друг от друга холмами и новыми высотами.

А когда пришло время и пробил час встречи обетованного праздника, знающие люди принялись спешно определять пространство, подходящее для смотра махрийцев. Но песчаные языки так исполосовали землю складками и испоганили девственную гладь ровного пространства, что на равнине ото всех нежданных-негаданных препятствий просто не осталось ровного места.

Искали долго и вроде бы остановили выбор на одном участке. То было запретное поле по соседству с единственной в Сахаре горой, не доступной никаким злым козням песка: населенным духами Идинаном!

Разумные люди воспротивились было, но уступили в конце концов — после того, как гадалка стала давать обещания и заверять, что перемирие с духами никак не будет нарушено. Богословы принялись ее поддерживать, собрались на месте в кружок и начали хором читать суру[123] Корана — аят о божием троне, да бормотать свои заклинания, почерпнутые из их желтых книг. Равнина переселилась, гости-путешественники двинулись следом на запретную землю, фестиваль начался с верблюжьих плясок.

3

Женщины собрались в кружок у подножия горы. Все завернулись в пурпурные одеяния тамбаркамт. Косы у всех были заботливо переплетены и умащены маслами. На смуглой груди у каждой красовалось тяжелое ожерелье. Ярко блестели браслеты, серьги и перстни на запястьях, в ушах и на пальцах.

На небольшом расстоянии позади них вытянулись в ряд молодые парни в венчавших их головы голубых чалмах и во вздувавшихся от ветра длинных и широких рубахах. Они горделиво восседали на земле и хранили молчание — словно соревнуясь в этом друг с другом. Неподалеку справа от них стояла цепочка подростков: одни из них были обмотаны невзрачными белыми чалмами, другие стояли с непокрытыми головами. У некоторых половина волос на голове была сбрита — они темнели на противоположной стороне. А у других головы были побриты с обеих сторон — ото лба до затылка торчали вихри своеобразных гребней. На западном холме пристроились на корточках старейшины, в центре которых восседал вождь племени со своим гостем султаном Анаем. Часть шейхов нарядилась в праздничные голубые одежды, другие ограничились тем, что затянули себе животы кожаными поясами и нацепили ожерелья замысловатых талисманов, закрученных в кусочки кожи.