Пьесы - Эдвард Радзинский

Аня. Странно, вчера я не знала ни вас, ни его. Когда люди не знают друг друга, они как будто живут на разных планетах.

Возвращается Петя с Юрочкой. Юрочка — аккуратно одет и в галстуке.

Петя. До чего хорош! И она тоже до чего хороша! Они оба до чего хороши!

Юрочка молча и невозмутимо разливает чай.

Нет, серьезно, пишите с него типа. Во-первых, молчалив. В наше время — редкость. Все ныне болтают и болтают. А у Юрия есть теория: «Человеку дан один язык и два глаза». В этом Юрий видит как бы намек на то, что нужно говорить в два раза меньше, чем видишь. Поэтому он молчит совсем. И я вынужден говорить за нас обоих. Так, Юрочка?

Молчание.

Юрий отвечает, что именно так. Сахару?

Нечаев. Спасибо.

Петя. Ну, если вы когда-нибудь придете с водочкой и напоите Юрия, на него сразу стих находит. Только стихами и пуляет. Юрий, пульни стихами в честь гостей.

Молчание.

Юрий говорит, что не пульнет. Нечаев. Можно мне мастерскую посмотреть? Петя. Да будет так. О Юра, покажи ему мастерскую.

Юрочка уходит с Нечаевым.

(Ане) Вторая встреча… Не много ли для одного дня?

Аня. Почему… вы такой?

Петя. Я другой. Да? Вы тоже сейчас другая. Мы все и всегда другие. В этом жизнь… Вы знаете, когда я вас увидел, я испугался. Я подумал, что вы наивны и что вас просто съедят на стезе кинематографа… как ту сосисочку… О, я святая простота! Она сама режиссера с ходу цап-царап — и съела. Правильно, глотай их, болезных! А вообще, меня все это не интересует. Мне лучше сохранять с вами хорошие отношения. Нам, по всему видно, опять придется целоваться завтра?

Возвращаются Юрочка и Нечаев.

(Нечаеву). О чем же мы дальше поговорим? О ваших фильмах, конечно. К сожалению, не видели. Времени у нас с Юрием мало. Мы с Юрочкой смотрим лишь те фильмы, которые нам понравились в детстве. Боимся рисковать, так сказать… Поэтому «Бемби» мы смотрели пятьдесят семь раз. Так что эта тема отпадает. Нет-нет, мы знаем, что вы достаточно известный режиссер. Не так чтобы очень, но достаточно. Но будете еще известнее. Я это сразу понял, как ваш джаз увидел. А что, если вам для необычности ввести в картину еще Ивана Грозного и запузырить какой-нибудь двусмысленный диалог типа… Ну как жизнь, Иван? Все репрессируешь? А у нас тут новость: холоп с колокольни прыгнул. Крылья испытывал. Ну конечно, мордой об землю — интеллигенция. Ну сами знаете… (Остановился.) Вы достаточно обиделись на меня?

Нечаев. Достаточно.

Петя. Значит, настало время спросить, как вам понравились мои вазы?

Нечаев. Очень понравились.

Петя. Это почему ж так?

Нечаев. Есть какое-то поразительное ощущение материала. Эти вазы сами по себе — скульптура.

Петя. Чушь! Все вазы, которые вы видели, — дрянь, декадентство. Это для меня пройденный этап. В них слишком много крику. Вот были Бах, Шекспир. Они могли позволить себе быть простыми. Они могли разговаривать с Господом о подтяжках. И Бог их слушал, потому что внутри было много. В искусстве есть художники. Они отражают то, что сами чувствуют. И инженеры. Они конструируют вещи. Им плевать на то, что они чувствуют.

Для них главное, чтобы вещь нравилась. Часто все это перемешано в одном человеке. Я желаю, чтобы в вас победил инженер. Так для вас будет легче.

Аня. Уже пять часов. Туфли высохли.

Петя. О радость! У поцелуев высохли туфли. Мы их, пожалуй, принесем с Юрочкой. Ты хочешь их принести, Юрочка?

Молчание.

Юра говорит, что хочет. (Уходят)

Нечаев (после паузы). Вы приходите завтра на съемку, ладно?

Аня. Зачем?

Молчание.

Может быть, приду. Смешно. Сейчас мы выйдем из этого дома, и потом наступит завтра. И мы опять будем на своих планетах.

Нечаев. Если вы не придете, вы позвоните мне со своей планеты. Как там у вас насчет зуба и хохла? Мой телефон…

Аня. Не надо. Терпеть не могу записывать телефоны. Нужно будет, сама найду. Дайте вашу ладонь. (Берет его руку) Ну вот… (Гадая по руке) Все у вас будет замечательно. Вы зря грустили.

Нечаев. Я тоже в этом уверен. Только это правая рука, а гадают по левой.

Аня. А у меня две макушки, я могу — по любой руке.

Возвращаются Юрочка и Петя. У каждого по туфле.

Аня (надевая туфли, смеется). Спасибо.

Петя (усмехаясь). До завтра, видимо?

Аня. До завтра.

Нечаев. Спасибо за чай.

Аня и Нечаев уходят.

Юрочка (весомо, после паузы :). Она мне очень понравилась.

Петя (усмехнувшись). Не про нас с тобой эта девушка… не про наши с тобой рожи.

Юрочка. Да будет так!

Затемнение.

Квартира Нечаева. Нечаев открывает дверь, входит в комнату, садится в кресло и молча сидит.

Жена (из другой комнаты). Ты?

Нечаев. Да.

Жена (ласково-ворчливо). Ну вот, разбудил, конечно.

Нечаев. Спи. Еще очень рано.

Жена. Как хорошо, что ты меня разбудил. (Смех) Как хорошо, что я не уехала… Да?..

Нечаев. Да.

Жена. Ну где ты там?

Нечаев. Сейчас я докурю.

Жена (уже играя сонное состояние). Докурить можно и здесь.

Нечаев. Спи, спи!

Жена. Нет, я уже проснулась. (Смех) Как съемка?

Нечаев. После твоего ухода я ее отменил.

Жена. А где же ты был до сих пор?

Нечаев. Пошел в мастерскую к художникам!

Жена. А я здесь тебя жду! Всю ночь!

Нечаев. Я не знал, ведь ты сказала…

Жена. Боже! Ну какое имеет значение, что я сказала… Ты должен был все почувствовать! Но разве ты можешь что-нибудь чувствовать?

Нечаев. Прости, милая…

Жена. Только не надо: «милая, хорошая»… Боже, как это скучно. Ты бы придумал хотя бы какое-нибудь новое слово… или посоветовался с кем-нибудь…

Нечаев. Послушай…

Жена. Нет, не уходить, от тебя бежать надо… Вот придет первый, кто мне скажет настоящее ласковое слово, и я к нему сама на шею брошусь!

Нечаев (помолчав). Я виноват, прости.

Жена. А я… вздорная дура. Просто глупо вышло. Я в парикмахерскую пошла, чтобы быть красивой. Потом ждала тебя полночи. И мы опять поссорились. Все равно я тебя люблю. Ты знаешь, я действительно решила уехать, а потом собрала чемоданы и… не смогла. Ты меня любишь?

Нечаев. Да.

Жена (стараясь лукаво). А не врешь? Ну-ка повтори.

Нечаев. Люблю.

Жена. Ну скоро ты там?

Нечаев. Скоро. Открыть окно?

Жена. Открой, а то душно… Ссорятся люди, ссорятся. И вдруг возникает островок нежности, и это все оправдывает.

Нечаев. Обе половинки открыть?

Жена. Обе.

Нечаев открывает окна, потом снимает пиджак.

Затемнение.

Конец первой ночной съемки.

На следующий вечер. Павильон № 2. В павильоне — ассистент Зина, Киноактер Блондинка, Петя. На стульях сидят джазисты: Гитара и Ударник. Входит Нечаев.

Нечаев. На чем мы остановились?

Петя. Как обычно, на поцелуях.

Зина. Вы сказали, что придет вчерашняя целующаяся девушка, но она не пришла…

Пауза.

Нечаев (взглянув на часы). Странно. А кто же вместо нее? Где Фекин?

Зина (тотчас). Фекин! Товарищ Фекин! (Радостно) Фекина нет.

Нечаев. Вечер начался. Разыщите Фекина, а мы подождем, у нас ведь времени очень много.

Зина уходит. Нечаев трагически разгуливает по павильону, глядя на часы.

Ударник. После Гамлета мне поручили тигра Наполеона.

Гитара. Отожрал чего-нибудь?

Ударник. Нет. Наполеон у меня убежал на гастролях. Из вагона — в город. А там уже откусил ногу у сторожа. Тигруля был что надо!.. И вот тут-то меня уволили из цирка. А я тигров люблю! Тигры — мое призвание! (Героически) Тигры мне по ночам снятся!

Трубач (входя). Кончили травить, сразу включились, заиграли… Вкуснее… Вкуснее надо. И по-гречески — раз! Трио (вздохнули). А-а-а!

В продолжение сцены джаз репетирует. Вбегает Фекин, за ним — Зина.

Фекин. Все в порядке — утрясал дело с целующейся парой.

Нечаев (саркастически). Утрясли?