Ведущая на свет - Вера Волховец

я даже не особенно замечаю, когда сквозь меня проходит кто-то из смертных.

Самое парадоксальное — при том, что чутье точно обрисовывает демону, как он меня бесит, Генри шагает ко мне. Опускает ладони мне на талию, тянет к себе, нарушая все правила по вторжению в личное пространство. И я по бесстыжим глазам вижу, что он намерен нарушить их еще сильнее.

— Отпусти немедленно, — пыхчу я, вырываясь. Ну точнее — пытаясь вырваться. Наверное, из хватки спрута легче выпутаться, чем из клещей Генриха Хартмана.

— Птичка, не бойся, я тебе все покажу и тебе все понравится, — коварно и очень многообещающе шепчет демон, прижимая меня к себе еще крепче.

Ох… Этот раскаленный кисель чистой незамутненной ярости попробуй выдохни еще…

Ну сам на себя пеняй, Генрих Хартман.

Четыре слова призыва святого огня звучат резко, и правый мой кулак окутывается белым огнем и тут же впечатывается демону в живот, заставляя охнуть даже при всей его силе. Без святого огня этот удар для исчадия ада что слону дробина, со святым огнем же он вздрагивает и ослабляет хватку. Достаточно, чтобы я все-таки вывернулась и все той же окутанной белым огнем ладонью, от души и бесконечной щедрости залепила ему пощечину.

Опять-таки, сомневаюсь, что без усиления святой защитой Генри вообще бы эту пощечину заметил. Демоны его уровня и возраста это посчитают скорее за щелчок по носу, чем за удар. Не больно, но самолюбие уязвляет.

Генри рычит, явно раздосадованный моим ударом. Тем взглядом, что он сейчас на меня смотрит, можно не только гвозди заколачивать, но и бетонные сваи.

— Ты вообще обучаемая? — зло выдыхает Генри. — Я ведь тебе уже объяснил про боль. Тебе так хочется, чтобы я сорвался?

Я скрещиваю руки на груди, раздраженно гляжу на демона. Он же — в двух шагах от меня, держится за щеку и тяжело дышит, явно пытаясь сделать то же самое, что и я десять минут назад. Выдохнуть.

Но он все еще на меня не бросился.

— Ты знаешь, сколько у меня из-за тебя неприятностей? — ровным тоном уточняю я. Не буду я отвечать на его вопрос, обойдется.

— Ну только не говори, что я не предупреждал тебя, что они будут, — Генри раздраженно качает головой, — ты же понимала, что Пейтон тебе за молитву оторвет голову, это был вопрос времени.

Ага. Понимала. Но даже не представляла, что одной молитвы хватит для того, чтобы освободить демона.

— Зачем ты пришла? — хрипло спрашивает Генри. — Хочешь, чтобы я сказал тебе спасибо? Спасибо, Агата Виндроуз. Так и быть, прощаю, что ты испортила мне вечер. В конце концов, благодаря тебе я не засветился в сводке. Мы закрыли все вопросы, и ты можешь уже убраться к черту или тебя еще что-то интересует?

Какой очаровательный посыл. И какой хороший вопрос.

Зачем я пришла…

Лист кредитной сводки из кармана я достаю чисто из любопытства, мне интересно, изменилось ли в нем хоть что-нибудь. Или дело обстоит как в том фильме, когда делай — не делай, ничего не исправишь, и как я ни старайся, но сегодня Генри все-таки закадрит какую-нибудь миссис с далеко идущими порочными намереньями.

Он изменился…

Исчезли строчки про соблазнение замужней, зато прибавилось много других. Длинных.

С моим именем и фамилией в качестве жертвы.

О, это что такое в самом конце? “Нападение на поручителя, коэффициент отягчающих обстоятельств — 1,95”. И все списание — в два раза больше, чем общая сумма косяков.

Круто.

Если он нападет на меня, мне же за это и прилетит, причем даже с отягчающим коэффициентом. Если — или когда?

Остальные строчки я проглядываю мельком. Впечатляюсь.

— Какая у тебя изощренная фантазия, Генри, — замечаю задумчиво, поднимая глаза на демона, — я восхищена.

— Что это у тебя? — Генри шагает ко мне, выдирая из моих пальцев лист кредитной сводки, уставляется в него. Про то, как замирает его лицо, можно не говорить.

— Это моя сводка, — зачем-то поясняю я.

— И в ней отображается то, чего я еще не сделал? — ошеломленно и, кажется, не особенно нуждаясь в ответе, спрашивает Генри.

— Для меня, по крайней мере.

Я не успеваю даже заметить, как лист разлетается в клочья, движения демона просто смазываются, и потом лист осыпается на тротуар под нашими ногами белой пылью.

— Ну зачем, — я чуть морщусь, — я же уже тебя нашла.

— Зато потом не сможешь, — Генри стоит, убрав руки в карман, и напряженно смотрит на меня. — Без обид, птичка, мне не нужно, чтобы ты бегала за мной хвостом. При всей моей благодарности.

— Я возьму в кредитном отделе новую свежую сводку, — я пожимаю плечами. — А я возьму, не сомневайся, меня не особенно прельщает вместе с тобой отправиться в ад, так что…

— Так, стоп, — Генри встряхивает головой, перебивая меня, — еще раз. Ты? В ад? Со мной? С чего бы? Со всем уважением, но твоих косяков даже на распятие не хватит.

— Ну, если верить той же кредитной сводке, которую ты порвал все-таки рановато, я — твой поручитель, Генри. Вот поэтому, видимо.

Демон смотрит на меня молча. Пристально. Не отводя своих янтарных глаз от меня ни на секунду.

Я все жду вопроса “Что это значит?” — и боюсь его. Потому что я не знаю ответов, у меня не было времени разбираться в этом вопросе. Я торопилась его остановить. Очень!

Генри задумчиво щурится и, кажется, чуть покачивается на месте.

А потом шагает ко мне, и его ладони вдруг оказываются продеты под моими руками, переплетаются на моей талии. Да что такое? Самец снова пошел в атаку? Как ему надо двинуть, чтобы он успокоился?

— Что ты себе позволяешь?

— Тише, — шепчет Генри, неожиданно успокаивающе, а в это время от наших ног земля будто отталкивается сама, — раз спрашиваешь ты, птичка, я отвечу. Я себе позволяю все. Но только в уме, потому что это не попадает в кредитную сводку. Так что можешь себе представить, сколько всего я себе с тобой уже позволил.

Черт его раздери, вот правда. Потому что да, оказывается, я могу себе все это представить.

Щеки пылают так, будто бы я буханка хлеба и меня только-только вынули из раскаленного жерла печи. И я точно знаю, что демон чует мое смущение.

— Да-да, примерно