Тень императора - Павел Молитвин

Еще по пути к Голубому озеру Хамдан рассказывал легенду, согласно которой воды его имеют такую яркую окраску из-за того, что дно выстлано дивным синем камнем — лазуритом, осколки коего кочевники находят иногда у подножия Спящей девы. Камнем столь синим, что просвечивает даже сквозь ил и напитывает своим сиянием воды. Эврих разъяснил Тартунгу, что небесного цвета камень является величайшей редкостью и ценится во всем мире на вес золота. Природа вообще исключительно скупа на синие камни, и редкость этого цвета в земле особенно удивляет, ежели вспомнить всевозможные оттенки синего в разнообразнейших красках моря и неба. Чохыши-сказители бают, будто это происходит оттого, что стихия земли не желает подражать стихиям воды и воздуха, поскольку находится с ними в вечной вражде. Так это или нет, ведомо лишь Великому Духу, однако ценность синих камней общеизвестна. Из лазурита же, помимо украшений, изготовляют ещё и восхитительно стойкую краску, используемую для написания фресок не только в Мванааке, но и в Саккареме, и в самой Аррантиаде. Порошок из толченого небесного камня смешивают с рыбьим клеем, смолами или маслами и получают краску, о которой мечтают лучшие художники, расписывающие парадные залы храмов и дворцов…

Эврих много чего говорил о замечательном синем камне, который не страдает от огня, а, напротив, в жарком пламени приобретает ещё более яркую окраску, и, между прочим, обмолвился, что собирается отправиться вместе с Газахларом на его розыски. Он якобы давно мечтал посмотреть на места его рождения, и владелец «Мраморного логова» обещал взять арранта с собой. Да только вряд ли исполнит обещанное. Похоже, он хочет, чтобы Эврих успел поразить своим лекарским искусством возможно большее число скотоводов, и едва ли возьмет к Спящей деве, коль скоро пользы там от врачевателя будет не много…

Афарга наконец решилась: скинула замызганный травяной передник на камни, шагнула к воде, и Тартунг невольно поморщился, глядя на её нескладную фигуру, неуверенные, незаконченные, боязливые движения. Ну надо же такой уродиться! Плечи сутулые, грудь впалая, голова склонена, словно шее невмочь её тяжесть нести, руки плетьми болтаются и походка спотыкающаяся — вот ведь хворобу Эврих на их головы добыл! Одна радость, что не глухая, не бельмастая и не сухорукая!

Последнее слово подобно ключу отомкнуло в мозгу Тартунга некую тайную дверцу, и перед его мысленным взором возникли совсем иное озеро и совсем другая девушка. Словно воочию он увидел сухорукую Дитар, приставленную наблюдать за рабами, посланными пепонго собирать соль на берегах Мертвого озера, толпу своих сверстников-мибу с деревянными скребками и плетенными из древесной коры кузовками в сопровождении шестерых карликов, вооруженных духовыми трубками. Давненько же он не вспоминал те времена!

…Это произошло через несколько лет после того, как пепонго ворвались в Катику и захватили в плен множество его соплеменников — в основном женщин и детей. В тот год ненавистные карлики сочли его достаточно взрослым, чтобы идти к Мертвому озеру, и он понял, что у него, впервые со дня пленения, появился шанс бежать из неволи и попытаться отыскать родное племя. Тогда-то он в первый раз и услыхал о Красной пустыне, к которой они шли нескончаемо долго: вдоль Птичьего озера, через Вечнозеленые леса квашей, забираясь все глубже на юг, уходя все дальше и дальше не только от деревень пепонго, но и от земель, принадлежащих мибу.

В водах Мертвого озера содержалось слишком много солей, и потому в нем не водились ни рыба, ни крокодилы, но в окружавших его болотах жило семейство бегемотов. Во времена больших дождей болота заливало, росший в нем тростник оказывался под водой, а тот, что вырывало с корнем, образовывал плавучие острова. Частые ветры выбрасывали его на берег, и, высушенный солнцем, он превращался в прекрасное топливо для костров, на которых сборщики соли жарили добытую для них карликами дичь. В пище недостатка не было: буйволы, зебры и антилопы шли, как и люди, на берега озера за солью. В сухие сезоны она покрывала песчаные пляжи тонкой коркой — розовой, фиолетовой и коричневой, в проломах которой посверкивали порой кроваво-красные лужи.

Эту-то соляную корку две дюжины подростков-мибу и должны были соскабливать с земли, очищать от сора и таскать в кузовках в лагерь. Здесь в конце сухого сезона её следовало погрузить на присланных для этого осликов и развезти по деревням — пепонго, где соль истолкут, смешают с золой и перцем и превратят в йялал — драгоценный продукт, без которого уважающие себя хозяйки не готовят ни одного кушанья и который, в умеренных количествах, добавляют даже в молоко.

Сбор соляных отложений — тяжелая и скучная работа, после которой трудно разогнуть спину, глаза слезятся от блеска соляной корки, а руки и ноги покрываются язвами. Никто не может долго жить около Мертвого озера, потому что, когда соли в воде слишком много, это ещё хуже, чем ежели её нет вовсе. В стоящем некогда на берегу Мертвого озера поселке соледобытчиков у всех людей были, если верить преданиям, скрюченные руки и больные ноги. У взрослых рано выпадали зубы, у молодежи кровоточили десны, а дети сызмальства имели седые волосы. Так оно, верно, и было, ибо от избытка соли у ребят постоянно болели животы и временами шла носом кровь. Все они мечтали о том, чтобы поскорее вернуться в селения пепонго, и только Тартунг знал, что никогда больше не увидит их — довольно ему быть рабом, он удерет отсюда ещё до того, как на берег озера пришлют ослов для перевозки соли.

Сначала он надеялся подыскать себе спутника, но никто не хотел даже слушать о побеге — сверстники боялись, что пойманного беглеца будут убивать долго и мучительно — для острастки другим рабам. Парни постарше тоже боялись, однако, не желая в этом признаться, уверяли, что бежать надобно не отсюда, а из деревень пепонго, иначе до своих все равно не добраться. Тартунг — чего уж там скрывать — трусил ничуть не меньше товарищей и все же твердо решил бежать, хотя бы и в одиночку, как только представится подходящий случай. И стоило решиться, как случай представился.

Один из охранников отыскал в окрестностях озера пьяный гриб, и ввечеру пятеро из шести карликов спали непробудным сном. Лишь Нааму — Великому Дракону — ведомо, что за удивительные, неотличимые от действительности сны им снились: видели ли они себя могучими великанами или пировали в Небесном общинном доме, но, как бы то ни было, за тремя убогими тростниковыми хижинами присматривал только пожилой Кхар, слишком ленивый или же слишком мудрый, чтобы проявлять особое рвение. Была еще, правда, сухорукая Дитар — молодая женщина лет двадцати, даже одной рукой отлично управлявшаяся с кванге и имевшая полный колчан маленьких стрел, наконечники которых были смазаны хирлой, но ее-то Тартунг опасался меньше всего. Увечная девица не удостаивалась благосклонности соплеменников и потому вынуждена была время от времени втайне от них приглашать в специально для неё одной поставленную хижину кого-нибудь из старших солесборщиков-мибу. Так она, разумеется, поступила и в эту ночь, ибо не могла не воспользоваться столь удачным стечением обстоятельств. Не мог не воспользоваться этим и Тартунг. Дождавшись темноты, он проскользнул в хижину охранников, ощупью отыскал добротный плащ, пару калебасов, нож, огненные палочки, кванге с колчаном отравленных стрел, солидный кусок жареного мяса, мешочек с йялалом и, чутко прислушиваясь к покряхтыванию Кхара и доносящимся из хижины Дитар всхлипываниям и постанываниям, поспешил прочь от Мертвого озера.