Замки Луары - Екатерина Александровна Останина

а дополняют картину того времени образцы литературы вроде сборника новелл «Новые забавы и веселые разговоры», написанного приближенным Маргариты Наваррской Бонавентюрой Деперье[55] и вышедшего в свет после того, как автор покончил с собой.

Да и сама Маргарита Наваррская проявляла интерес к проблемам духовного совершенствования. Она начала составлять сборник новелл, разделенных на 10 дней по подобию «Декамерона» Джованни Боккаччо. Маргарита успела описать новеллы семи полных дней, из-за чего ее сборник получил название «Гептамерон». Едва ли не все сюжеты этих новелл Маргарита взяла из жизни. Например, типична история о дворянине, который женился на богатой наследнице из-за денег, после чего, совершенно позабыв о своих супружеских обязанностях, занимался лишь тем, что блистал при дворе, думая только о приемах и празднествах. Впрочем, это неудивительно, поскольку денег придворная жизнь отнимала поистине невероятное количество.

Любопытна на взгляд современного человека еще одна новелла, рассказывающая о короле, которому доложили, что к нему прибывает начальник немецких ландскнехтов с целью убить его. При этом поведение короля крайне необычно. Он приглашает наемного убийцу на охоту, вместе с ним нарочно отъезжает в глухое место, подальше от своих приближенных, после чего в глухом лесу отдает немцу свой клинок. Не менее удивительно и поведение немца: он отказывается от своей задачи, не в силах воспользоваться для осуществления гнусного убийства смелостью и благородством жертвы. В наши дни вряд ли таким же образом поступил бы глава государства, которому служба контрразведки сообщила о том, что ему следует ждать визита опасного террориста.

Портрет Маргариты Наваррской. Художник Жан Клуэ

В те времена в замках все ночи напролет господа зачитывались сказками, легендами и сентиментальными историями. В любой библиотеке замков на Луаре непременно находились такие произведения, как «Мелюзина», «Ожье Датчанин», «Золотая легенда», «Роман о Розе», «Амадис Галльский», цикл романов о рыцарях Круглого стола, романы так называемого Бретонского цикла – «Тристан», «Ланселот Озерный», «Персеваль Галльский» и, наконец, «Персефорст», который по праву считался блистательной энциклопедией лучших традиций рыцарства.

Бесспорным лидером среди всех этих произведений была эпическая поэма «Амадис Галльский». Именно она чаще всего звучала в замке прекрасной Дианы, поскольку ее царственный любовник превыше всего ставил этот своеобразный кодекс вежливости. Придворные с удовольствием погружались в таинственный и загадочный мир волшебства, где царили феи и действовали галантные рыцари. Здесь было все: и испытания на благородство и смелость, и похищения младенцев, и невероятные приключения. Считалось, если кто-то решается критиковать «Амадиса Галльского», то таким образом он не просто выказывает неуважение королю – он наносит ему оскорбление, а заодно, по выражению Франсуа де Ла Ну[56] в его «Политических и военных речах», как будто «плюет в лицо» всем почитателям этого произведения. С Ла Ну соглашается также Э. Жодель[57], описывавший дворян, проводящих долгие часы за чтением «Амадиса Галльского».

Себастьян Брантом[58] писал в мемуарах: «Хотел бы я иметь столько же сотен экю, сколько придворных и монахинь переживали над приключениями Амадиса Галльского». Ж. дю Белле[59] называл поэму истинным учебником изящной нравственности и хвалил ее за возвышенность описываемых чувств. Следует сказать, что и в настоящее время «Амадис Галльский» по праву считается образцом французской изящной словесности.

Не менее, чем приключения прекрасных и печальных рыцарей, пользовались успехом у читающей придворной публики многочисленные фантастические рассказы о заморских путешествиях. Например, очень популярны были «Путешествия в заморские страны» монаха-францисканца Жана Тено, который по приказу Луизы Савойской побывал в Вифлееме, на Синае, в Египте и Палестине. Историями Тено заслушивались, представляя экзотическую восточную роскошь – караваны верблюдов, древние пирамиды и святые места, где происходит множество немыслимых чудес.

Генрих II и адмирал Колиньи[60] отправили в Бразилию, в бухту Рио-де-Жанейро, группу гугенотов, после чего один из путешественников, Жан де Лери[61], опубликовал «Историю», в котором рассказывал о диком племени со странным названием «топинамбуры».

Восторг читателей вызывали труды почтенного монаха-францисканца Андре Теве[62], один из которых был опубликован под заглавием «Особенности антарктической Франции», а второй назывался «Универсальная космография». Теве убедительно доказал своими произведениями, что чудеса, оказывается, возможны не только в сказках: существует множество неведомых стран, где среди буйной заморской природы живут чудовища-каннибалы, яркие попугаи и странные животные, как, например, тапиры.

И все же ни один литературный жанр не ценился среди обитателей замков так высоко, как поэзия, которая считалась отражением реального мира. В 1549 году вышел в свет первый поэтический манифест, написанный Жоашеном дю Белле, – «Защита и прославление французского языка». Он объявил возврат к простоте языка и его первозданной свежести. Именно таково было кредо семи поэтов «Плеяды», получивших свое название по наименованию яркого созвездия, а также местных поэтических групп, особенно Лионской, где блистали Луиза Лабе[63], Морис Сев[64] и Понтюс де Тиар[65]. Господа и дамы с нетерпением ждали очередного стихотворения Жоделя или Реми Бело[66], который так страстно описывал красоту женского тела, что все эти изящные вирши хотелось немедленно переложить на музыку, что, собственно, и делали во всех замках Луары. Каждый сезон здесь появлялись новые стихи, становившиеся песнями, а сборники произведений «Плеяды» раскупались почитателями нарасхват.

Непревзойденными поэтическими мэтрами считались уроженцы побережья Луары Ронсар и дю Белле.

Жоашен дю Белле прожил недолгую жизнь – всего тридцать лет. Поэтическую карьеру он начал, будучи каноником собора Парижской Богоматери.

В это время он безнадежно и, естественно, платонически любил некую молодую даму и посвятил ей сборник стихов. Хотя не эти элегические стихотворения принесли дю Белле славу. Началом его карьеры стало произведение «на случай», а именно «Хвала Генриху II», а успех закрепила «Королевская роща».

Что касается Пьера Ронсара (1524–1575), то он родился в семье бедного дворянина, находился вместе с будущим королем Генрихом II в Испании, куда его отправили в качестве заложника. При дворе он с двенадцати лет служил пажом, а в шестнадцать лет стал шталмейстером королевской конюшни. Переболев малярией, Ронсар практически потерял слух, а потому на военной карьере пришлось поставить точку. Оставалось стать клириком, что он и сделал.

Пьер де Ронсар

Духовный сан не только не помешал Пьеру Ронсару, который ни в мыслях, ни в манерах не обладал никакими качествами, хоть отдаленно напоминающими монашеские, блистать при дворе, но, напротив, даже помог его дальнейшей карьере. В Блуа на одном из придворных балов Ронсар встретил свою любовь. Ею стала золотоволосая и черноглазая красавица, четырнадцатилетняя флорентийка Кассандра Сальвиати, дочь состоятельного банкира. Влюбленный поэт ухаживал за ней со всем пылом, но без взаимности. Дама его сердца вышла замуж за соседа Ронсара, сеньора Жана де Пре. И все же Сальвиати вдохновила Ронсара на стихи, которые пели во всех замках на Луаре:

Пойдем, возлюбленная, взглянем

На эту розу, утром ранним

Расцветшую в саду моем.

Правда, несмотря на популярность у высокородных обитателей замков, Ронсар за свои стихи не получал ничего. Это было просто не принято, а потому ему приходилось рассчитывать исключительно на церковные бенефиции. Он окончательно утвердился в роли вечного влюбленного, и теперь ему уже было неважно, к кому обращать свой взор – великосветской даме или простой крестьянке; главное, чтобы стихи были хороши, будили воображение романтично настроенных господ и становились популярными песнями. А потому вслед за несравненной красавицей Кассандрой Сальвиати настал черед новой влюбленности, более земной. Поэт увлекся крестьянкой с простым именем Мари Дюпен, но качество его творений от этого не страдало, а, кажется, стало даже еще лучше. Сама Диана де Пуатье ввела в своем любимом Шенонсо моду на очаровательную песенку со словами, словно описывающими природу прекрасного замка, в котором царили любовь и поэзия:

Мой боярышник лесной,

     Ты весной

          У реки расцвел студеной,

Будто сотней цепких рук,

     Весь вокруг

          Виноградом оплетенный…

Как поощрение за звание официального придворного