Прости, но я скучаю - Сьюзи Кроуз

Но на Маккензи фото произвело другое впечатление. Слишком сильное.

– Бретт Залещук? Ты знакома с Бретт Залещук? Это Бретт Залещук стала твоим призраком?

– Ты что, знаешь эту женщину, Маккензи? – Мод забыла о приступе жалости к себе и теперь, отведя очки от лица, одновременно наклонялась к телефону и тянула шею в сторону от него – занятие трудное и контрпродуктивное.

Маккензи рассмеялась и покачала головой.

– Где мне! То есть лично, конечно, нет, но кто она такая, отлично знаю. Все мои подруги от нее в восторге. Она… в общем, важная персона. – Маккензи, должно быть, заметила, что Сунна пристально смотрит на нее, потому что начала внимательно изучать свои руки и добавила: – В некоторых кругах. Для определенного типа людей.

Разочарованная Сунна рассматривала экран.

– Бретт была моей лучшей подругой – мы вместе учились в Торонтском университете. Мы обе хотели… вроде как изменить мир к лучшему. – Ей вдруг показалось странным, что она произносит это вслух. Она смутилась. Как маленькая девочка, которая рассказывает двум взрослым, что, когда вырастет, обязательно станет принцессой. Раньше она не стеснялась своих устремлений; когда же это началось? Вероятно, когда она потерпела крах во всем. Без смущения рассказывать, что ты всегда мечтала быть принцессой, можно только в одном случае: если ты стала-таки принцессой или, по крайней мере, собираешься замуж за принца. – Мы встретились в студенческой гостиной в первый день занятий. Мы сидели за разными столами, лицом друг к другу, и читали одну и ту же книгу. Я подняла глаза и поняла это за долю секунды до того, как она подняла глаза, и тогда я спросила: «Хорошая книжка?» А она засмеялась и подошла, чтобы сесть рядом. В такие моменты чувствуешь себя как в пилотном эпизоде супердрянного сериала. Мы подружились в тот же миг.

Маккензи умела слушать. Она то и дело кивала, ее выразительные глаза как будто говорили: «Продолжай, продолжай, продолжай – все это так интересно». Но Мод быстро отвлеклась, заерзала, стала смотреть на часы, словно умоляя стрелки двигаться быстрее. Ее глаза говорили: «Заткнись, пропусти эту часть, ты отнимаешь у меня время».

Однако она была права – точнее, правы были ее глаза. Сунна могла спокойно пропустить годы учебы в университете, ночи, проведенные в планах, мозговых штурмах и мечтах, всю историю дружбу с Бретт, которая больше походила на брак по своей спаянности и устремленности в будущее. Это и вправду нужно было пропустить, потому что Сунне было грустно говорить о том времени. Очень жаль, что конец может испортить начало и середину.

В старшей школе жизнь Сунны была довольно безрадостной: родители не ладили друг с другом, а ее влюбленности неизменно заканчивались унижениями и разочарованием. Поэтому благодаря дружбе с Бретт и ощущению, что впереди ждет что-то необыкновенное, университетские годы стали для Сунны как будто вторым шансом на семью, здоровые отношения и блестящее будущее. Теперь она испытывала что-то вроде ностальгии по тому времени. Она никогда в жизни не чувствовала ностальгии по дому, но вариант этой болезни был хуже, это она знала точно. Ее всегда раздражали дети, которые в походах и летних лагерях ныли, что хотят домой. Они же все равно туда вернутся, чего ныть?

– Итак, вы выяснили, что вам нравятся одни и те же книги, – сказала Мод, зевая (скорее оскорбление, чем непроизвольный рефлекс). – И что потом?

Сунна изучала осунувшееся лицо Мод.

– Мы окончили университет, – сказала Сунна, стараясь сохранять спокойствие, как Маккензи, – и поселились вместе, и ни одна не смогла найти работу по специальности, поэтому мы обе начали работать в фитнес-клубе недалеко от дома, «Огненный фитнес». Она стала вести об этом блог.

– Блог? – Мод посмотрела на нее с подозрением, как будто Сунна только что выдумала это слово.

Сунна притворилась, что не слышит.

– Это было в 2006 году. Блоги были своего рода эксклюзивом, их вели только настоящие ботаны или настоящие эмо. Они никому не приносили денег – просто такое странное, выпендрежное хобби. И там даже не было, так сказать, соединительной ткани: Твиттер то ли только появился, то ли вообще еще не появился, не было ни Инстаграма, ни Фейсбука, ничего. Блоги были просто льдинами, плавающими в океане интернета.

– Ничего не понимаю, – уже громче сказала Мод. – Океан интернета, блоги, эмо…

– Ну, сайт, – сказала Сунна. Уму непостижимо, чтобы человек, любой, даже этот человек, не знал, что такое блог. – Сайт, где Бретт вела дневник о нелепых случаях в спортзале, о людях, которые неправильно пользовались тренажерами или каждую секунду проверяли, как они выглядят в зеркале, – что угодно. Но иногда она записывала всякие жизнеутверждающие истории – милые заметки о клиентах, у которых все отлично получалось, или которые сказали ей, что она изменила их жизнь, или что-то в этом роде. Никто, кроме меня, ее не читал, но потом люди стали каким-то образом натыкаться на нее, и она стала получать хиты. – Сунна взглянула на Мод. – Люди начали кликать на ее записи и читать их.

Мод пожала плечами, как будто уж что такое хиты, она знала прекрасно.

– Примерно к 2010 году ее блог стал популярным, а потом появился Инстаграм…

Мод хмыкнула и покачала головой, как будто полностью сдалась.

– Это то, что я только что вам показала, Мод. Площадка в интернете, где люди делятся фотографиями. И там можно стать знаменитостью, если у тебя достаточно фолловеров…

– Фолловеров, – сказала Мод. Это был не вопрос; просто слово показалось ей забавным. – Знаменитостью. Но ведь не настоящей знаменитостью?

– Настоящей, – сказала Сунна почти снисходительно. – Вы же видели. У нее миллионы фанатов.

На Мод это не произвело впечатления.

– Знаменитость – это Анджела Лэнсбери. Ее все знают. А эта твоя Бриттани… Я никогда о ней не слышала.

Теперь обескураженной выглядела Маккензи.

– Так или иначе, – продолжала Сунна, – поначалу все было хорошо. Шел 2010 год, и инфлюэнсеры еще не были социальной болезнью, которой они стали сейчас…

– Инфлюэнсеры?

– Социальная болезнь?

Теперь на нее непонимающе уставились и Мод, и Маккензи.

Слушательницы выводили Сунну из себя: надо же, очевидные вещи, а им все надо объяснять.

– Инфлюэнсеры в социальных сетях, – обратилась она к Мод, – это привилегированные, пустые, красивые люди, которые зарабатывают на жизнь, провозглашая на всю сеть прописные истины так, будто это ошеломляющие открытия. Это социальная болезнь, – теперь она посмотрела на Маккензи, – потому что у инфлюэнсеров развивается мания величия, а их аудитория впадает в самообман. Люди думают, что и они так могут. И вот результат: куча эгоистов, которые бросают нормальную работу, ездят в бесплатные отпуска и раздают «дельные» советы, при этом не только не создают полезное или ценное, но и побуждают всех остальных делать то же самое. Они живут припеваючи, а нормальные люди им завидуют и недовольны