Девушка, золотые часы и всё остальное - Джон Макдональд

— Но я… я не знала тебя тогда!

— Если бы ты знала, что я не Берни, ничего бы не было, верно?

Бонни Ли внезапно перестала плакать и уставилась на него с подозрением.

— На что это ты намекаешь?

— Ты считала, что я — Берни. Правильно? Значит, тебе не в чем себя винить.

Она немного помолчала, размышляя над его словами. Потом встала с кровати, всхлипнула еще разок и наконец согласно кивнула.

— Это убедительно — то, что ты говоришь. Но клятву, которую я дала себе, когда мне исполнилось четырнадцать, я все равно нарушила. Я поклялась тогда, что никогда не лягу в постель с человеком, которого не люблю. И вот, пожалуйста! Пусть это произошло случайно… Мне неловко, когда ты смотришь на меня — а этого я никогда не испытывала с мужчинами, которых любила. Впрочем, одевшись, я буду чувствовать себя еще хуже… Не знаю, что мне, черт подери, и делать, мистер. Как ты сказал, тебя зовут?

— Кирк Винтер.

— Приятель Берни.

— Приятель приятеля.

— Ты тоже работаешь на телевидении?

— Нет.

— Женат?

— Нет.

Она склонила голову набок.

— А ты совсем не урод, приятель.

— Спасибо за комплимент.

Она нахмурила свой чистый юный лоб.

— Что меня больше всего беспокоит, так это то, что все действительно здорово получилось, Кирк. Я всегда считала, что обязательно должна быть любовь. А если мне хорошо без любви, то чем же тогда я отличаюсь от животного?

— Но к Берни ты ведь была небезразлична, верно? Так что все нормально.

Она усмехнулась.

— Как хорошо ты все объясняешь. Я и впредь буду обращаться к тебе со своими проблемами. Ты не против?

— Конечно нет. В любое время.

— Меня всегда сильно интересовало, как будет выглядеть Берни без усов. Черт подери, подумала я, теперь-то я узнаю!

— Сколько тебе лет, Бонни Ли?

— Почти двадцать.

— Боже мой! Ты живешь с родителями?

— Какие родители! Ты что, псих, что ли? Я их знаешь когда в последний раз видела? В четырнадцать лет. Они арендуют клочок земли в Южной Каролине. Воображали, что я стану гнить там по гроб жизни! Я от них сбежала, чтобы участвовать в конкурсе красоты. Туда допускали только с шестнадцати лет, но можешь не сомневаться, мне давали и больше шестнадцати. Хотя я и не заняла первого места, но приз все-таки получила, а один из судей конкурса взял меня с собой в Новый Орлеан. С тех пор домой я не возвращалась. Не такая дура! Но из этого замужества тоже ничего хорошего не вышло. Он играл на кларнете и напивался, как свинья. Потом я пела в разных забегаловках, а сейчас работаю в «Рио», на севере Майами, немножко пою, танцую — что-то вроде стриптиза, но не до конца, конечно. В общем, делаю карьеру. Одного замужества мне хватило по горло, а Берни со мной хорошо обращается. Я с ним уже год. Все было так замечательно! Работа есть, в рабочей карточке стоит, что мне двадцати два, есть маленький автомобильчик, друзья… но господи, я никак не думала, что со мной может приключиться такое! Я тебе правду говорю: я дьявольски расстроилась, Кирк.

Она ловко спрыгнула с кровати и, выйдя из круга света, оказалась в тени, так что отчетливей забелели ее светлые волосы да две полоски на бедрах и груди.

— Родители! — фыркнув, повторила Бонни Ли. — Да если бы я осталась потеть там с мотыгой под солнцем, за мной бы сейчас уже бегала целая свора голых детишек! У нас там это просто: чтобы первый ребенок не появился у тебя еще до того, как тебе исполнилось пятнадцать, ты должна быть похожей на жабу.

— Да, на жабу ты совсем не похожа!

— А у того судьи с конкурса красоты, кстати, и законная жена была. Ей понадобилось семь недель, чтобы разнюхать, куда мы сбежали. Нагрянула, как тайфун, и перебила все тарелки в квартире. А я тем временем улизнула через черный ход, заодно прихватив с собой деньги, которые у него оставались. И до сегодняшней ночи, Кирк, это было единственное в моей жизни, о чем я стыдилась вспоминать.

Бонни Ли неторопливо собрала свою разбросанную по полу одежду и аккуратно повесила ее на спинку стула. Вернувшись с белой сумочкой в руках, присела на самый край огромной кровати — так, чтобы оставаться на границе света и тени.

— Свет слишком яркий! — сказала она и со значением посмотрела на Кирби. Вновь поднялась, щелкнула выключателем торшера в дальнем углу комнаты, погасила ослепительную призму верхнего света и снова присела на кровать, повернувшись к Кирби боком. Ее силуэт стал резким и отчетливым. Вытащив из сумочки небольшую щетку, она старательно расчесала шапку своих светлых волос. Затем зажгла две сигареты и, потянувшись, отдала одну из них Кирби.

— Дьявольщина, — произнесла она задумчиво. — Нельзя же завоевать всех.

Кирби вдруг понял, насколько поразительно хорошо у него на душе. Как в детстве, ему захотелось лихо промчаться без рук на новеньком хромированном велосипеде, по главной улице, размахивая американским флагом. Хотелось разбежаться и с разгону взлететь на стену. Или встать на руки и так дирижировать ликующим оркестром, зажав палочку между пальцами ног. Бонни Ли была великолепна. Она ему безумно нравилась.

— Что, черт возьми, тебя так развеселило?

— Извини. Я и не заметил, что смеюсь.

— А чем ты зарабатываешь на жизнь, милый?

— Сейчас как раз меняю работу.

— И в чем же состоит твоя работа?

— Я занимаюсь вложением капитала… в некотором смысле…

— Вложением? — Бонни Ли хитро взглянула на Кирби и расхохоталась. — И по ночам тоже?

Кирби тоже рассмеялся, уловив намек в ее словах.

— Ну и как последнее вложение? Выгодное? — продолжала смеяться Бонни Ли.

— Так ты сама сказала: все было замечательно.

— Но ведь и ты присутствовал при этом. Разве нет, милый? Не так уж ты крепко спал, это точно. Или хочешь теперь получить медаль за доблесть? Клянусь богом, я все надеюсь когда-нибудь встретить мужчину, которому не нужно говорить, что он лучший в мире! И что с вами, мужиками, делать? Девушки мечтают быть просто Любимыми и Желанными, а вы, проклятые, даже из любви какие-то Олимпийские игры устраиваете. Чего вы все усложняете? Сперва бегаете кругами, а потом обязательно надо что-то объяснить, доказать. Как будто вы совершили нечто особенное, вот ведь подвиг! Точно любой кролик не может делать то же самое — только быстрее и чаще. Ты получил положительную оценку, и хватит об этом. Хватит! О'кэй?

— Сожалею, что я упомянул…

— Я тоже, милый. Я тоже. Разговоры на эту тему наводят на меня смертельную скуку. Это все равно как съесть бифштекс, а потом сидеть среди объедков и вспоминать, какой он был чудесный. Или, когда хочется пить, напиться до отвала чем-нибудь холодненьким, а после, разглядывая стакан, обсуждать, какой температуры был напиток. Во имя спасителя…

— Я же сказал: я сожалею, что упомянул об этом!

— Пресвятая дева Мария, тебе не следует кричать на меня, приятель!.. А знаешь, ты, похоже, заводной!

— Я очень спокойный человек! И всегда был таким! Я никогда не теряю самообладания! Отвяжись от меня, ясно!

— Кирк, милый, ты очень возбужден. Здесь есть что-нибудь перекусить?

— Немного холодной ветчины и ржаной хлеб.

— Я сейчас сделаю пару бутербродов, и у нас сразу улучшится настроение. Тебе известно, что уже три часа ночи?

Бонни Ли слезла с кровати и направилась в крошечную кухоньку, предварительно включив там яркую лампу. Приподнявшись на подушках, Кирби следил за ней. Казалось, ее длинные загорелые ноги были вырезаны из красного дерева, тщательно отполированного. Он любовался тем, как легко и непринужденно она двигалась, как плавно ходили гладкие упругие мышцы на ее спине, шее и плечах. И от мысли, что это прелестное существо недавно принадлежало ему, в душе Кирби стала разливаться чудесная удовлетворенность, какую прежде он никогда не испытывал. У него даже возникло вдруг желание взять откуда-нибудь камень побольше и крепко стукнуть им себя по голове — за то, что так долго лишал себя самых восхитительных ощущений.

Бонни Ли в кухне принялась что-то тихонько напевать. Когда она пела, ее голос становился низким. Мелодия и слова песни показались ему ужасно знакомыми.

— Билли![5] — осенило его.

Она повернулась и улыбнулась ему сквозь дверной проем.

— Господь сохрани ее душу! Я крутила ее пластинки до тех пор, пока они не начинали хрипеть. Тогда я покупала новые. И так без конца. Если б не они, я никогда бы не сделала карьеры, милый. У тебя есть какие-нибудь любимые ее песни?

— «Господь благослови Чили».

Бонни Ли радостно всплеснула руками.

— Вот совпадение! Кирк, милый, это же моя песня! Семь тысяч раз я пела ее для себя и для зрителей, и всегда у меня заново начинало щемить сердце. Когда я думала об этой несчастной брошенной девушке, о том, как обошлась с ней жизнь, я готова была заплакать. Мы поедим, и я спою тебе эту песню. Ты закроешь глаза, и тебе покажется, что Билли вернулась. Послушай, здесь есть красное бургундское. Хочешь, я принесу его со льдом, в длинном бокале?