Судьба человека. С любовью к жизни - Борис Вячеславович Корчевников

мой папа, но только ты имей в виду, что я очень придирчив». Я ответила: «Ну входи». Он прошел и сказал: «У тебя аккуратно, а поесть?» Дима поел одно, другое, третье, потом сказал: «Вкусно. Я у тебя, пожалуй, тоже останусь». И остался. Для меня Дима любимый сын, он зовет меня мамой. Я мужа 36 лет называю Александр Иванович. Во-первых, он умнее меня намного. Во-вторых, он сильнее меня.

В 1986 году родилась наша дочь Маша. Потом мы полетели в Тунис с подругой, очень хорошим хирургом – Оксаной Степановной. Она так посмотрела на меня в раздевалке и говорит: «А что это у тебя тут?» – «Представляешь, у меня с моим минус нулевым размером неожиданно вырос бюст, совершенно сам по себе. Он у меня никогда такой не вырастал красивый». Она на меня посмотрела и сказала: «Знаешь, надо в Москву возвращаться срочно. Ну поверь мне, надо». Я тогда решила, что она странная, но Оксана отправила меня к доктору на проверку. Мне сразу сказали – онкология, четвертая степень. Вышла, у меня началась истерика, я рыдала.

Когда мне сказали, что жить осталось мало, слава богу, ошиблись, я вышла из больницы и подумала о том, что у меня трое детей. Аркадий с Димой – взрослые, Маша – маленькая, ей 12 лет. У меня две бабушки. Я их очень любила, свекровь и мама, но характеры у них – на козе не объедешь. И кому нужны мои вредные бабушки? Никому. А муж молодой доктор наук. Он же не останется один? Ему всего сорок с небольшим, естественно, найдется какая-то женщина. И как она поступит с моими собаками, с кошкой, с бабушками, с детьми, – что будет с ними? И я подумала: «Надо подобрать кого-то вместе себя». У меня был очень простой расчет. Представим, что я ушла: кто остался? Что с этой семьей будет? Что будет с детьми? Они будут голодные, холодные? Бабушек отправят в дом престарелых. Что будет с мужем? Вдруг его заставят работать как бешеного, отправят по стране зарабатывать деньги? Выгонят моих собак. А у меня была и есть подруга, та самая хирург Оксана, не замужем, у нее три собаки, она мне как сестра родная, ее сын – ближайший друг Маши. Я к ней поехала и сказала: «Оксана, давай ты выйдешь замуж за Александра Ивановича?» Она сразу все поняла, втащила меня в свою комнату и сказала: «Конечно, я всегда хотела выйти замуж за Сашу, как хорошо, что ты мне это предложила, исполнилась мечта моей жизни. А куда денешься ты?» Я ответила: «А я вот, наверное, к папе на Новодевичье кладбище». Она на меня посмотрела и сказала: «Странное решение и, по-моему, рановато». Мы с ней поговорили, и она отправила меня к хорошему онкологу.

В борьбе с онкологией у меня была целая армия: Александр Иванович, две мои подруги – Оксана Степановна Глод и Мария Трубина. Маше кто-то сказал, что при онкологии нужно есть черную икру, что неправда, и она притащила мне в больницу пятилитровый баллон черной икры. Я не знаю, где она его нарыла. Она набирала большой половник и говорила мне: «Откроем ротик, ты должна это съесть. Посмотри, сколько денег я на это потратила». А я терпеть не могла икру.

Все, что случилось в моей жизни – это было каким-то планом, придуманным не мной. Я вернулась к своему онкологу через год, была самая сложная в палате, и спросила у него: «Почему я осталась жить?» Он мне тогда очень хорошо сказал: «У Господа Бога на вас особые планы». У меня это так в голове осело, у невоцерковленного тогда человека. Я впервые испугалась, шла и думала: «Правда, может, какие-то особые планы? А я теперь его подведу, Господа».

Было много химии. Химия – это отвратительная гадость. У меня есть книжка, называю ее «Книга, написанная на унитазе». Я очень тяжело переносила третью и четвертую химию, на пятой привыкла, на шестой мне стало все равно. И как только выходила из туалета, я понимала, что зря, надо идти назад, а я уже писала, уже в плане стою, должна сдать книгу. У меня была табуреточка, рукопись, туалет. Я сидела на туалете, писала, мне становилось плохо: рукопись убрала, крышечку подняла, закрыла – очень было здорово.

Я бы никогда не стала писателем, не окажись в реанимации. Реанимация была внеполовая, то есть мужчины и женщины лежали вместе, а онкореанимация, она еще и голая, потому что из тебя везде трубки торчат. Я попала с двумя, как мне показалось, стариками. Справа один дедушка, слева другой, я посередине. И эти дедушки рассуждали, как скоро они умрут: вечером или до утра дотянут. Я им сказала: «Дедушки, вы мне так надоели. Вы точно помрете оба, а я не собираюсь. Я хочу жить».

Через какое-то время пришел Александр Иванович, принес мне книжку и сказал: «Ты всегда хотела писать книгу – пиши». Лампочку маленькую поставил. Дедуськи мои, умирающие, поужинали и заснули, а я сидела с этой ручкой и думала: «Как люди книги пишут?» Смотрела на эту бумажку и в голове: «Я много раз выходила замуж. Я четыре раза выходила замуж и каждый раз удачно». Написала эту фразу, и с этого началась моя первая книга. После первой книги я уже не могла остановиться. Мне кто-то диктует, я записываю. Первую книжку на 150 страниц написала недели за две, учитывая, что меня увезли на вторую операцию. Потом пришел Александр Иванович, все это забрал.

Александр Иванович никогда мне не признавался в любви, и я никогда ему не признавалась. Нам это было не надо, и так все понятно. Как-то я сказала ему: «Если ты захочешь уйти после всей этой ситуации, я тебя пойму». Он посмотрел на меня и сказал: «Если от тебя останется одно ухо, я буду жить с этим ухом». Это все, что нужно знать об Александре Ивановиче с его специфическим юмором.

Если бы мне нужно было написать одну фразу себе молодой, я написала бы: «Иди в храм». Единственную фразу, и больше ничего. Я очень жалею, что не пришла в храм раньше.

Тамара Гвердцители

Мама, ты была права

Тамара Гвердцители. Сама она про себя удивительно говорила, что всю свою жизнь пыталась соединить несоединимое – успешную карьеру артистки и жизнь хранительницы семейного очага. А когда соединять не выходило, то выбирала все же сцену. Ее хиты – «Мамины глаза», «Виват, король!», «Молитва». Но какую цену ей пришлось заплатить за славу и успех на сцене? Гвердцители дважды была замужем, но