На линии огня. Слепой с пистолетом - Макс Коллинз

— Нет. Почему? — его зубы просто скрипели. Подлая штука!

— Она безопасна для ребенка.

Это заставило его улыбнуться. Немного.

— Дай ее мне, — сказала она, и он отдал, и она открыла ее, вытряхнула оттуда таблетку и предложил! ему свой кофе.

— Спасибо, — пробормотал он, проглотив таблетку и порцию горячей черной жидкости.

Она изогнула бровь:

— Выглядишь так, будто тебя подрали коты.

— Спасибо за сравнение, — поблагодарила он.

Раздался взрыв грома, и залитое дождем окно перед ними осветила яркая полоса молнии.

— Из-за погоды, а? — спросила она.

— Надеюсь, что да.

— А?

— Из-за погоды.

Самолет мелко затрясло в потоке воздуха, и его желудок грохнулся куда-то с высоты в тысячу футов без всякого парашюта. Он только молился, чтобы принятая таблетка не выскочила обратно.

Она дотронулась до него коленкой, но на его удивленный взмах бровей усмехнулась и заявила:

— Не бери в голову, — и сама взяла в руки твердую папку, озаглавленную «Так называемый Джон Уилкс Бут».

Пока она пробегала глазами переданный факсимильный материал, он спросил:

— Путешественнику удалось заснуть?

Она кивнула, листая страницы.

— Когда посадка? — спросил он.

— Через несколько минут. Примерно в 11.40

— Уоттс в курсе всего?

Она опять кивнула:

Я только что докладывала ему. Весь маршрут от аэропорта охраняется. Снайперы полиции Чикаго на своих позициях. Охрана в отеле.

— Хорошо. А как с упреждением?

Двадцать три местных сумасшедших под колпаком. Вся полиция Чикаго подключена к работе.

— Где ближайшая больница?

— «Святая Вика». Дополнительные запасы крови группы Путешественника под рукой. То же при изменении маршрута.

— Это хорошо. Уоттс неплохо поработал.

Она оторвалась от бумаг:

— Мне казалось, что ты считаешь нашего бесстрашного лидера «язвой».

— А я и не говорю, что он не язва. Я говорю, что он хорошо поработал.

— Это заключение психологов, — заметила она, взмахнув тонкой папкой Бута, — выглядит как бульварный роман.

Он согласился:

— Оперативная команда психологов Секретной службы проанализировала все, что мы знаем о Буте — его голос, его привычки и пришла к гениальному заключению, что Бут может предпринять шаги, дабы причинить вред президенту.

Она пожала плечами.

— Эксперты, — заключила она слегка насмешливо.

— Итак, — мягко спросил он, — ты совершила большую ошибку?

Вопрос застал ее врасплох.

— А?

— В баре прошлой ночью ты сказала, что боишься совершить большую ошибку. Ну и как?

Она вздрогнула в замешательстве.

— Хорриган, на самом деле ничего не произошло..

— Точнее, что-то почти произошло. По мне, большая ошибка в том, что этого не случилось.

— Хорриган…

— Фрэнк.

— Фрэнк, — она подбирала слова, казалось, превозмогая боль, — все не так, как если б мы работали в маклерской конторе или рекламном агентстве и в том же духе. А в нашем с тобой деле, это… Братство, вот то…

— Братство? — переспросил он тихим изумленным голосом, хотя на самом деле был задет и даже немного раздосадован, — то, что почти произошло между нами называется «братством»?

Она вежливо покачала головой, волосы ее развевались с каждым креном самолета.

— Давай будем реалистами.

Он сузил глаза и посмотрел на нее оценивающим взглядом.

— Давай-ка попробуем проверить мои дедуктивные способности. Сохранились ли они в моем нынешнем лихорадочном состоянии… У тебя уже были отношения с агентом. Однажды. И они плохо кончились.

— Нет, — тревожно, но беззлобно, она то ли смеялась, то ли говорила. — В этом-то все и дело. Он не был агентом.

— А, гражданский. Он хотел, чтобы ты оставила свою опасную работу ради него, стала проще, забеременела, ну, в общем, как обычная девчонка.

— Что-то в этом духе.

— Поэтому он бросил тебя. Разбил твое сердце.

В карих глазах застыла боль.

— Точнее… я ушла от него.

— О?

Ее улыбка была самоотверженной, она отвела глаза.

— Я ушла от него, потому что не хотела бросать свою работу ради него, — она вздохнула. — Ты крутой детектив, Хорриган.

— Я знаю людей. За это…

— Тебе платят деньги, так? — она сглотнула и, глядя в никуда, или в свое прошлое, продолжила. — Это и вправду разбило мне сердце. Я работала… в полевом офисе Сент-Луиса. Казалось, что он понимает, чем я занята, что все в порядке…

— Кем он был?

— Страховой агент.

— Без комментариев.

Она снова усмехнулась и сказала:

— Я думала, что люблю его. Возможно, так оно и было, а возможно, и не было. Но через месяц он подарил мне обручальное кольцо, а я получила перевод. В Отдел охраны.

— В Вашингтон. А он не захотел поехать за тобой.

— Он не захотел поехать за мной. Он хотел, чтобы я оставила работу и осталась с ним.

Полуулыбка прочертила его лицо.

— Если бы ты была мужчиной, получившим перевод, а он женщиной, ему бы пришлось поехать за тобой.

— Наконец, у тебя получилось, Фрэнк.

— Что.

— Преуспеть с приемлемым сексуальным замечанием.

Они улыбнулись друг другу, они ощутили тепло, так нужное теперь Хорригану.

— Ты не могла оставить службу, — немного поддразнивая, заявил Хорриган.

— Почему?

— Тебе бы пришлось сдать свое оружие.

Ее смех был внезапным, точно ее замечание пронзило ее.

— Ну разве не глупа? Я люблю эту долбаную работу. Напряжение, адреналин в крови… Знание, что история делается на твоих глазах. Звучит хоккей, а?

— Нет, — искренне мягко ответил он. — Совсем нет.

Она откинулась на спинку сиденья, ее глаза устремились в темноту.

— Знаешь, когда я ухожу в отпуск, моя жизнь превращается в ничто… Вроде замедленной съемки, и я просто не могу выстоять в ней.

— Ну и почему в связи с этим…

— Что почему?

— Почему же я потенциально классифицирован как большая ошибка? — Он, совершенно очевидно, говорил ровно, без отрицательных эмоций. Так произносят диагноз. — Ты поклялась, что больше никогда не позволишь мужчине встать между тобой и тем, что ты любишь. А то, что ты любишь, есть твоя карьера.

— Ты прав, Фрэнк, — ответила она немного удивляясь, — это очень точно сказано. При нашей работе, как мы можем позволить друг другу и себе рисковать нашими отношениями? Я не могу позволить себе даже думать о том, что болит эта чертова голова, и только одиночество…

— Да, но карьера — это еще не все, что ты любишь.

— О чем ты?

Его тон был едким, когда он произнес:

— Ну, это очевидно: ты любишь меня тоже. И это пугает тебя.

Она смотрела на него с застывшей улыбкой, а затем медленно покачала головой и рассмеялась. Раскат грома оборвал ее смех.

— Я не уверена, что это называется любовью, Фрэнк… Животное влечение, может быть… Возбуждение, это без вопросов. Но любовь…

— А я бы оставил работу ради тебя.

— Ты что?

— Оставил бы работу ради тебя.

К ней вернулось самообладание. Она еще раз недоверчиво улыбнулась, действительно сомневаясь в его словах.

— И ради какого дьявола ты бы сделал это?

Он смотрел на залитый дождем иллюминатор туда, в темноту.

— А может, я поклялся, что никогда больше моя карьера не станет между мной и женщиной.

Она улыбалась, Но глаза ее были совершенно серьезны.

И тут, словно подтверждая, как хрупки их взаимоотношения, в динамике раздался голос Уоттса: «Десять минут до посадки в Чикаго».

— Знаешь, Фрэнк, — сказала она, касаясь его рук и меняя тему и тон разговора, — ты и вправду выглядишь больным.

— Это потому, что я болен.

— Поэтому, я думаю, тебе бы стоило попросить Уоттса заменить тебя на завтра кем-нибудь из полевого офиса в Чикаго. До той поры, пока ты не поправишься

— Дерьмо собачье. Никто не сможет.

— Не глупи. Здесь наверняка найдется с полдюжин1 ветеранов охранной службы президента в чикагском от делении. Сейчас, посмотри правде в глаза, стоя на посту в лихорадке или в полудреме, так или иначе, ti не сумеешь справиться со своей задачей эффективно.

— Я более эффективен даже во сне, чем половин агентов на карауле. — возразил он.

— Ну и зачем это трогательное выражение бравады. Я думаю, ты просто должен сказать Уоттсу о том, чт болен…

Он отвел глаза.

— Ему бы это очень понравилось. Старикашка сбился с шага. Послушай, Лилли, я просто обязан быт здесь, рядом с президентом. У меня нет ни малейшего выбора.

— Ради небес, почему?

— Это личное. Давай оставим все, как есть.

— Личное? Ты имеешь в виду себя и Уоттса?

— Нет! — он угнетенно покачал головой. — Нет. Другого, быть может, куда более серьезного больного чем я в этом болтающемся и трясущемся самолете. Возможно, это между мной и Бутом. Я должен быт здесь. — Глаза его закрылись. — Я единственный, кт может ему противостоять.