Альфа Эридана - Советская Фантастика

Прежде во время выходов в космос он испытывал чувство яркой, всепобеждающей радости. Ни он, ни Вера не знали космической близорукости, этой гипнотизирующей звездной светобоязни, на которую жаловались обычно многие астронавты. Наоборот, простор мира, усыпанного иглами звезд, торжественная монументальная неподвижность, кажущаяся незыблемой и вековечной, вселяли в душу чувство счастья, освобождения, сознания собственной силы.

Так было.

Сегодня он не ощутил ничего подобного.

Вселенная стала чужой и враждебной. Вспомнились Верины слова: «купаться в звездах». Нет, не добр, не мирен космос. Там, позади, осталась прозрачная грохочущая гибель. А впереди? Вправо, влево? Где-то в этой черной и так таинственно близкой пучине притаились еще и еще полчища крохотных убийц, невидимая смертоносная взрывчатка.

Отдачей искристой струйки пистолета-двигателя Алексей подтолкнул себя к темной громаде «Дианы».

Зажег фонарик.

Обшивку корабля словно изглодала оспа. Мелкие и крупные щербины и щели — следы аннигиляции антигаза — покрывали всю поверхность звездолета. Местами зияли большие рваные ямы. Наиболее опасные из них Алексей принялся методически зализывать расплавленным металлом. Сверкала дуга электросварочного агрегата, пузырился невесомый металл. Взгляд отдыхал на нем от мертвой неподвижности, стоявшей кругом. Алексей двигал электродами, давя и размазывая светящиеся пузыри и повторяя про себя фразу Веры: «думай в одну точку», «думай в одну точку», «думай в одну точку».

На работу ушло около трех часов. Искалеченная обшивка звездолета постепенно залечивалась.

Не тронул Алексей лишь самую крупную и единственную сквозную пробоину — в стене астрономического отсека. Она достигала метра в поперечнике.

Алексей протиснулся сквозь нее в отсек.

Его встретили обломки того, что совсем недавно было привычным и необходимым. Обломки парили в пустоте, бессмысленно сталкиваясь, разлетаясь, ударяясь о стены. Искусственная электромагнитная тяжесть не действовала.

Как раз под пробоиной стояла привинченная к полу кровать. Вокруг нее торчали прозрачные куски разрушенного купола. Легкое покрывало, пристегнутое к краям губчатого матраца, было цело.

Алексей осторожно вытащил застрявшие осколки купола и опустился на колени перед окаменевшей, заиндевелой головой жены. Лица не было видно. Оно зарылось в подушку. Алексей прижался грудью к изголовью, замер.

Здесь, в астрономическом отсеке, Вера была полновластной хозяйкой. Астроном, связист и по совместительству повар, она называла себя «астрококом».

Еще вчера она сидела за пультом радиотелескопа и, тихонько напевая, возилась с записями излучений.

Вечером у них был концерт электронной музыки, а после него — придуманный Верой танцевальный час. Теснота отсека не мешала. «Танцевать, -говорила Вера, — можно и на подоконнике…» Алексей встал, снова окинул взглядом отсек.

Увидел, что во время взрывов погибла вся астрономическая аппаратура. Разрушены системы не только тяжести, но и отопления и кондиционирования воздуха. Безнадежно испорчены телемеханические устройства, повреждена внутренняя дверь тамбура, ведущего в отсек управления. Клочьями торчат порванные провода линий связи.

Правда, многие разрушения поправимы, носят поверхностный характер. Видимо, основная масса антигаза аннигилировала при прорыве обшивки. Может быть, поэтому осталось целым и замерзшее тело Веры.

Алексей начал вылавливать и выбрасывать в пробоину блуждавшие по отсеку обломки. В пустоту мира полетели лоскутья пластмассы, куски металла, измятые, рваные детали аппаратуры.

…Вот в спину ткнулось что-то твердое и сравнительно небольшое. Обернулся и увидел заледенелый труп кошки.

Это их Дездемона, как звала ее Вера. Пушистая красавица! Та самая, с которой Вера, хохоча, выделывала всякие акробатические фокусы. Та самая, что однажды в поисках тепла потихоньку влезла внутрь приемника радиотелескопа и с ревом вырвалась оттуда, ужаленная током высокого напряжения.

Взял хрупкое ледяное тельце, раздумывая, выбрасывать ли его. Потом открыл ящик стола и спрятал туда.

Распахнул настежь обе двери выходного тамбуpa — внутреннюю, изломанную взрывами, и наружную, оказавшуюся совершенно исправной. Теперь застывшие узоры звезд смотрели в отсек из двух больших отверстий — пробоины и открытого выхода.

Пробоину надо было сразу же заделать.

Выбрал в шкафу аварийного запаса стройматериалов несколько толстых металлических листов.

Разметил их по форме пробоины, разрезал огнем электрической дуги. Осторожно вывел наружу и привязал к поручням на обшивке звездолета.

Снова сверкающий пенящийся металл, искры.

Работать, работать, работать…

Через полтора часа ремонт обшивки был завершен.

Предстояло решить, что же делать дальше.

По неписаным законам астронавтов похороны умерших астронавигаторов совершаются прямо в космосе. Зашитое в брезент тело выносится наружу, в мировое пространство. Это должно происходить в присутствии всех членов экипажа корабля и сопровождаться траурным маршем.

Но Алексей не мог и думать о том, что он один выполнит трагический ритуал похорон. Он не был способен своими руками послать куда-то в пропасть, прочь от себя останки Веры. Он не мог допустить, чтобы Верино тело утонуло в космосе. Ни в коем случае! Почему? Он не знал. Он не отдавал себе отчета в этом, не хотел даже думать о причинах, чтобы не уличить себя в нелепом и опасном капризе. Но решение было непреклонно. Примет останки Веры только Земля.

Между тем надо было восстановить астрономический отсек. Отремонтировать отопление, закрыть выход, впустить тепло и воздух, исправить дверь внутреннего тамбура. Благоразумие и непререкаемые правила требовали немедленно сделать отсек пригодным для жизни. Но тогда нельзя будет сохранить нетленным тело Веры.

Отсек остался открытым. Через распахнутый выход им продолжали владеть холод, пустота, недвижимые отблески звездного сияния.

Над пультом — двое часов. Левые — маленькие и по виду совсем обычные. Они отсчитывают зависимое время — естественное время этого мирка, который называется «Дианой». Правые часы сложные и громоздкие. Встроенные в кибернетическую машину, они вычисляют и переводят в неравномерное движение стрелок независимое время — то, что должно течь на далекой Земле.

На левых часах — 18.40. Дрожащими скачками бежит секундная стрелка. Внизу: 1070-й день полета.

Циферблат правых часов разграфлен не на двенадцать, а на тридцать делений. Каждое из них — земные сутки. Стрелка ползет возле цифры 19. Посередине циферблата — окошки с числом земного года и названием месяца. Год — 2080, месяц — январь.

В начале путешествия «Дианы», когда стрелки левых часов сомкнулись в верху циферблата, а в окошечке «дни полета» стояли нули, правые часы показывали: год 1989, июнь, 20.

Алексей вспомнил тот день.

В пять утра, за шесть часов до старта, они вышли из дому. Вера была очень возбуждена, даже, пожалуй, больше, чем следовало. Спрыгнув с крыльца, она побежала вперед с криком: «Лешка! Завоюем качели!» Алексей старался ее успокоить, советовал поберечь силы. Куда там! Вера растормошила, раззадорила его. Минут пятнадцать они качались, как дети, с выкриками, с шутками…

А потом? В памяти осталось солнце, счастье ожидания очень большого события и затаенная трагедия расставания.

После заключительного медосмотра астронавты шли к стартовой зоне между двумя рядами людей, которые забросали путь цветами. Вера стала тогда серьезной и тихой. «Алеша, подумай, — шепнула она, — никого из них мы никогда не увидим больше. Никогда!..» Началось невеселое прощание с друзьями и близкими, которым разрешили подойти к самой черте стартовой зоны. Мать Веры — сухонькая пожилая работница цветочной оранжереи — не сводила с дочери воспаленных, заплаканных глаз. Она молчала.

Все уже было сказано. Отец Алексея, семидесятилетний седой старик, хоть был бледен и еле держался на ногах, старался казаться спокойным и бодрым. Он много всего видел в жизни, но до конца остался смешливым, добродушным человеком и немного чудаком. Перед последним рукопожатием он неестественно улыбнулся, проговорив: «Передавай поклон потомкам, Алексей!» Потом заплакал, замахал руками. «Ничего, ничего, держись, сынок!» Это были его последние слова.

…На пульте управления задребезжал звонок — сигнал о том, что пора выверять курс звездолета и наносить на карту новую точку пути. Алексей раздвинул створки окон наблюдения. Настроил угломерные инструменты. Принялся за тонкое и кропотливое занятие — измерение галактических координат «Дианы». Опять старался думать только о деле — о градусах, созвездиях, пунктах отсчета. Шла ответственнейшая работа, от которой зависело главное — правильность движения корабля. В такие минуты Вера всегда выключала магнитофон или магнитопроектор. Сейчас этого не требовалось. Музыки не было. Гробовая тишина.