Придворные отморозки - Александр Тамоников

В тамбур ввалилась толпа подвыпившей молодежи, и Дмитрий Сергеевич вернулся в купе, лег на свою полку. До Верхотурска оставалось около двенадцати часов езды. Завтра в восемь утра он будет в городе, где его непременно встретят, и часам к трем Дмитрий Сергеевич прибудет в Рахтур, где Никитин обязательно приготовит и баню, и стол. Жилин задремал под монотонный стук колес железнодорожного состава.

Поезд опоздал в Верхотурск на два с лишним часа, что, в принципе, было делом нормальным, ни у кого ни возмущения, ни раздражения не вызывающим.

Дмитрий Сергеевич вышел на перрон и сразу попал в кольцо встречающих. Среди них верховодил слегка пьяный и шумный майор милиции Никитин с бутылкой шампанского в руке. Рядом с ним Филипп — водитель, Сулема, его правая рука, и брат Хозы Алим, года два назад принятый на прииск по протекции Сулемы.

— Ну, с приездом тебя, Дмитрий Сергеевич, — первым приветствовал Никитин, — водочки столичной везешь?

— Ну а как же, ящик в сумке уложен!

— Это дело, а то от этого первача рахтурского скоро сгореть можно.

— Так не пей!

— Сказал тоже, не пей! Может, еще с бабами не спать? На какой хер тогда вообще жить?

Филипп, Сулема и Алим по очереди обняли начальника.

— Ну, как вы тут без меня? — спросил у них Жилин.

— Замордовал Скунс, сил нет!

— А чего же Крутов? Он же за начальника оставался?

— Вы что, Евгения Алексеевича не знаете? Бирюк — Скунс вонючий, в момент его под себя подмял, засадив за бумаги. Спасибо, вот Вячеслав Владимирович иногда праздники устраивал. Его Скунс боится.

— О чем базар, военные? — спросил майор Никитин, хотя хорошо слышал, что говорили о нем.

— Да вот мои подчиненные благодарят тебя, что не отдал Бирюкову на растерзание.

— Этой вонючке? Он дождется у меня. Я ему последний раз, как встречались, сказал, что пятак по хлебалу размажу? Значит, размажу. Будь только повод, а его и придумать не сложно. А вообще этого козла надо с прииска убирать. Кого свойского просить. Закинул я тут крючок в местный Верхотурский отдел КГБ, обещали что-нибудь сделать. Остались в конторе еще друзья, не все отвернулись. Да хрен с ним, с Бирюковым, давай за приезд, что ли?

Он отработанным движением снял пробку, пустил шампанское по кругу:

— Бокалов нет, глотайте из горла, не графья!

Кое-как выпили пенную шипучку.

— Ну что, к машине? — спросил Жилин.

— Поехали! По дороге остановку сообразим, водочки московской хлебнем, погнали, ребята, — согласился майор и поторопил компанию.

Вскоре «УАЗ» Жилина покинул Верхотурск. Остановились часа через три пути. Пока Филипп, Никитин и Алим накрывали «поляну», Дмитрий Сергеевич отозвал в сторону Сулему:

— Золото вывез?

— Конечно. Я всегда выполняю приказы.

— Трудности были?

— Что говорить о прошлом? Были, конечно, но ничего, обвели Скунса вокруг пальца.

— Каким образом?

— Дело прошлое, Дмитрий Сергеевич, что об этом вспоминать?

— Я спросил, каким образом. Или ты забыл, что надо отвечать на мои вопросы? — повысил голос Жилин.

— Извините! Брат скосил под больного. У него от рождения, простите, правое яйцо в мошонку не вышло, вернее, то выходит, то заходит внутрь. Если поднатужиться, то шишка справа в паху образуется. Как грыжа. Скунс не знает об этом. Вот вечером я и иду к нему, мол, брату помощь хирурга требуется. Он — что за дела? Я про грыжу и говорю. Пошел, сука, лично смотреть. Ну Алим сделал все как надо. Скунс и разрешил взять лодку, отвезти брата в больницу в Рахтур. По пути мы пакеты и подобрали. Оставили их у поселка. А потом Филиппу пришел наряд на задний мост. Вместе и поехали, золото забрали и, как договаривались, на вашу хату кинули.

— Понятно! Спрятали надежно?

— В тайник, что вы указали!

— Молодцы! Тогда, Сулема, через две недели, в субботу, начнем отход. Хватит здесь москитов кормить. Пора и жизни ухватить немного.

— Правильные слова! Как будем уходить?

— Официально! Ты, Алим и Филипп в среду пишете заявление по собственному желанию. Я буду против, но вы начнете настаивать, грозить прокуратурой и так далее. Отрабатывать две недели я вас заставлять не стану. Смысл держать бездельников, когда на прииск очередь желающих получить работу? Подпишу заявления. До выходных сдадите амуницию, обходной подпишете. В понедельник вас рассчитают. Отправитесь в Верхотурск. Снимете хату, а с утра по одному придете ко мне. Заходить с реки, через рощу и сад. Так, чтобы ни одна душа вас не видела. Там объясню, что делать дальше.

— Так вы тоже будете в Верхотурске?

— Да! И поеду с вами!

— Понятно, шеф!

— Все! Больше об этом разговора не ведем. Брата и Филиппа предупреди по случаю. На прииске панибратство в сторону. Я начальник, вы — дерьмо!

— Ясно! Но Никитин в субботу обязательно в тайгу потянет. Это уже вошло у него в привычку.

— Откажемся, а вообще лучше сделаем так: я заболею с дороги. Вы готовитесь к отправке. А Никитин пусть со своими грязными шалавами пока один кайфует. Дальше посмотрим. И все будет сделано по закону. Понял? Проинструктируй друзей!

— Все понял!

— А понял, так выполняй!

— Слушаюсь, босс!

— Иди, иди, я немного тут постою, тайгой подышу. Скоро расстанемся навсегда!

После баньки и разгульной пьянки в Рахтуре, в которой, впрочем, Жилин особого участия не принимал, сославшись после парной на плохое самочувствие, Никитин отрывался с проститутками и чеченцами. Филипп упился до потери пульса, поэтому тоже оторвался от «коллектива».

А наутро он повез Жилина на прииск.

Сулема и Алим сидели на заднем сиденье, нахохлившись черными воронами. Им хотелось спать, но грунтовка с ее колдобинами и серпантинами не давала забыться. Оттого и мучились чеченцы. Жилин же, войдя в роль заболевшего человека, закутался в куртку, хотя в салоне было тепло.

На прииск прибыли в 15.30. Уставшими, измотанными лесной дорогой.

Встречать начальника вышли Крутов и Бирюков. Сулема с Алимом взяли чемоданы, занесли их в вагончик шефа и удалились к себе. Крутов поприветствовал первым:

— С приездом, Дмитрий Сергеевич!

— Спасибо! Как вы тут?

— Трудимся, — ответил Бирюков.

— Как показатели, Евгений Алексеевич? — спросил Жилин у Крутова.

— Вам подробно доложить?

— Нет, в общих чертах, чувствую я себя что-то неважно.

— Может, вам фельдшера вызвать? У нас теперь медик свой. Прибыл, вернее, прибыла вчера.

— Я спросил про показатели, а не про фельдшера. План тянем?

— Да! Конечно! Даже перевыполняем!

— Это все, что я хотел услышать. Теперь о медике, кого прислали?

— Женщину из больницы, разведенку, между прочим. Вызвать? — с намеком спросил Бирюков.

Жилин взглянул на него холодным взглядом.

— Никого не надо. Сам оклемаюсь. Пойдемте ко мне, угощу водкой московской. Сам выпью и спать. Завтра не встану, работайте без меня! Только ты, Евгений Алексеевич, отчет за период моего отсутствия принесешь, ну а встану, все сам на месте проверю. Идем!

Трое руководителей прииска поднялись в вагончик. Жилин достал из сумки по бутылке «Особой» московского разлива, передал подчиненным. Третью открыл, разлил по стаканам.

— За возвращение, — поднял тост Бирюков.

— И за выздоровление, — поддержал его Крутов.

Выпили не закусывая.

— Ну все, мужики, извините, сами понимаете, прилягу я, — сказал Жилин, тем самым как бы выпроваживая гостей.

— Конечно, конечно, вы, если что, наберите по местному 08. Это фельдшерская палатка. Марина Алексеевна на вызов и прибудет, — объяснил Крутов.

— Ее зовут Марина Алексеевна?

— Да! Колбина Марина Алексеевна, работала в Рахтурской поселковой больнице медсестрой. Потом вот к нам! Детей нет, мужа, понятно, тоже. Жить, по сути, в Рахтуре негде, дом принадлежал родителям бывшего супруга. Лично единицу в штат пробил, — подробно разъяснил Бирюков. — Надеюсь, вы не против, Дмитрий Сергеевич?

— Не против! Но ее что-то не помню. Увижу, может, и узнаю. Ну давайте! Вам еще работать!

Бирюков с Крутовым вышли, оставив Жилина одного. Тот закурил, упав на постель жилого отсека. Надо было подумать. Оформить оконцовку дела. Там, в Москве. Докурив сигарету, Дмитрий Сергеевич крепко задумался.

В среду на стол начальника прииска легли три заявления об увольнении. Жилин вызвал к себе Бирюкова.

— Вот, Василий Иванович! Люди решили уйти от нас. И это, заметьте, впервые за многие годы. Выгоняли? Это да, но чтобы добровольно? Я такого что-то не помню! Поговорите с ними! — обратился Жилин к заместителю по режиму.

— Чем вы мотивируете свое решение? — спросил тот.

— У меня мать в деревне под Курском одна, приболела, — объяснил Филиппов, — годков ей много, не хочу, чтобы померла, не увидев меня. Да и напахался я здесь уже вволю!