Чудо в перьях - Юрий Черняков

— Велено тебя возить, — сказал он по дороге к мэрии. — С этого дня. Неплохо устроился, земеля.

— А я при чем… Ну так что, доиграл за меня?

— Нож за тебя получил. — Отпустив руль, он приподнял сбоку тенниску. Там был свежий шрам. — Этот, который сдавал, только с отсидки вернулся. Никто его не знает. Проиграл первого, кто зайдет. Зашел ты.

— И все это знали?

— Знали. Когда он за тобой погнался, я ногу подставил. Он меня пырнул, но вскользь… Выходит, я теперь твой телохранитель.

— Каждому свое, — кивнул я.

Он начал меня раздражать. Конечно, одно дело начальство возить, другое — своего брата-шоферюгу. А я не напрашивался.

Шоссе было пустынное, машин почти не видно. Дождь. А он в одном пиджачке. А Мария сейчас одна, и этот хохол попросится погреться.

— Вылазь! — крикнул я. — Сам доеду.

— Это моя машина, — сказал он спокойно, что раздражало еще сильнее. — А жопу тебе лизать не собираюсь.

Я выбросил его после короткой борьбы на дорогу.

Хозяин стоял у входа в мэрию и смотрел на часы. Когда я пересел из пичугинской тачки в его персональную «Волгу», он, ничуть не удивившись, сел рядом.

— Неплохо, — сказал он. — Значит, я верно все рассчитал. Ведь это все произошло на мосту, не так ли?

— На каком мосту? — не понял я.

— Через который вы проезжали. Ты выбросил его на ходу, перехватив руль, не так ли? Понимая характер Пичугина, я знал, что это случится. И даже просчитал, где именно.

— Хотите сказать, что я его тоже убил? — похолодел я.

— Там до воды метров пятнадцать. А глубина — не больше метра. Неужели ты даже не полюбопытствовал? Все-таки твой товарищ, спас тебя от ножа… Но не расстраивайся. Он слишком много знал. И Рома Цаплин подбивал к нему клинья.

— И сколько еще таких, стоящих на пути ваших реформ? — спросил я.

— Не больше десятка. А что? Но чем больше мои успехи, тем больше у меня врагов, говорил уже… Не расстраивайся. К тому же он повел себя агрессивно, не правда ли? Он должен был считать за честь, что стал твоим шофером и телохранителем. Ты ведь считаешь за честь, что бережешь мою драгоценную жизнь? Ты ведь не поборник равенства?

— Вы — начальник… — сказал я с тоской в голосе. — А мне в гараже теперь хоть не показывайся. И какая тут к черту справедливость? Какое равенство? Чем я лучше их?

— Значит, лучше! Ты просто еще не раскрылся, в тебе есть то, чего в них нет и что обязательно проявится. И они это чувствуют, а потому завидуют.

— Чему тут завидовать… Все дареное. Дом, жена… В любой момент как подарили, так и отнимете, чуть что не так. И сбросите с моста.

— Я о другом, Паша! Я опять же о том, что хочу все здесь перевернуть с головы на ноги. И прежде всего тебя. Сегодня я распорядился поставить в соседней с моим кабинетом комнате рояль. Ключ будет только у тебя. В любой момент, даже если понадобишься мне, можешь там бывать наедине с собой сколько пожелаешь. Ты понял?

— Опять вы за свое… — вздохнул я. — А меня жена сегодня домой не пустит. Найдется кому ее утешить.

— Я уже отдал распоряжения, — кивнул он. — Сержант милиции Василий Нечипорук будет с этого дня понижен в звании и откомандирован в один из районных отделов УВД. Все? Или еще есть какие-то пожелания.

Я молчал, глядя на дорогу. Это ж сколько у меня теперь будет врагов? Кажется, он добивается, чтобы их было не меньше, чем у него. И причем одни и те же. Вот тогда нам действительно придется стать единомышленниками.

— Растешь, Паша, растешь… — сказал он сквозь дрему. — Я с любопытством слежу за твоими логическими построениями. Еще немного, и ты наконец сообразишь, чем равенство отличается от справедливости и почему в наших бедных головушках произошла эта подмена. И как мы все от этого страдаем.

— Вы-то страдаете? — Я даже обернулся к нему.

— Страдаю больше вас, поскольку яснее вижу цель и лучше всех понимаю… Ты следи за дорогой, дорогой. Неплохо, кстати? Следи, дорогой, за дорогой… Роме подарить, что ли? Для нового очерка о моем злоупотреблении служебным положением. Я подремлю немного, сегодня переволновался, а мне надо быть свежим и бодрым для встречи с моим народом. Разбудишь, ага?

Возле телевидения нас встречала мокнущая под усилившимся дождем толпа с плакатами и транспарантами. От воды плакаты намокли, краска потекла, но можно было прочитать: «Радимова — под суд!»

Хозяин тем не менее прошел мимо пикетирующих, поздоровался с каждым за руку, поинтересовался содержанием, что-то записал в книжечку, потом обратился с краткой речью.

— Я бы с удовольствием присоединился к вам и вашим требованиям, а также к угрозам в мой адрес, но меня ждут. Единственное, что я могу сейчас для вас сделать, это попросить администрацию пропустить всех внутрь студии, чтобы зрители узнали о ваших требованиях, а также обещаю, что с этого дня вам будет выделяться несмываемая краска для ваших плакатов. Идемте со мной, надеюсь, руководство телестудии не посмеет мне отказать.

И все пошли за ним гурьбой мимо милиционеров, проверяющих документы и разные пропуска.

— Они со мной, — сказал он. — Я просил бы вас пропустить их, поскольку это все, что я сейчас могу для них сделать, хотя многие меня обвинят в дешевом популизме. Если вы, мой сержант, их не пропустите, то мне придется отказаться от посещения охраняемого вами объекта, хотя вы прекрасно знаете, что моего появления на домашних экранах с нетерпением ждут сотни тысяч людей во всем Крае и за его пределами. Итак, ваше решение, старший сержант Плаксеев, если не ошибаюсь?

— Да… — смутился младший сержант. — А откуда вы знаете мою фамилию?

— Я много чего знаю, мой младший лейтенант, и еще больше предугадываю. Скажем, если вы продержите нас еще несколько минут, но я успею к началу любимой народом передачи, вы вырастите до полного лейтенанта, но если я опоздаю по вашей милости, вы будете разжалованы в рядовые. Итак?

Вокруг нас уже собралась телевизионная публика, все слушали разинув рты. И когда, глянув на часы, свежеиспеченный лейтенант Плаксеев пропустил всех нас, раздались аплодисменты. На ходу раскланиваясь, он шел посреди бесконечного коридора, обняв меня за плечи. Следом шли промокшие люди с жалкими кусками картона, на которых ничего невозможно было разобрать.

— Я-то зачем вам там нужен? — успел только спросить, но он приложил к моим губам палец.

— Тс-с… Она не должна знать, вернее, слышать, что ты здесь! Я разорвал резюме нашей ученой комиссии и прогнал их с глаз долой. Они даже не узнали, что было у тебя с Зиночкой во время эксперимента! Они заскорузлые догматики. Они могут что-то соображать, когда все происходит от и до. Ты же смело сломал научные каноны, поведя опыт в ином направлении, к чему они были явно не готовы. Только Елена Борисовна и я знаем о том, что у вас там было. Конечно, некрасиво подглядывать, но я любовался на вас, если честно.

— Мария тоже знает, — сказал я. — Зина позвонила ей и похвасталась. Они подруги. Со школы.

— Вот этого я не учел! — всплеснул он руками. — Надеюсь, это усилит твою значимость в ее глазах, раз уж она решила тебя использовать как орудие мести близкой подруге?.. Так вот, я хочу проверить одну свою догадку. И окончательно разрешить эту проблему ясновидения Елены Борисовны, будто бы превосходящую мое умение видеть все насквозь, добираясь до самой сути…

Мы вошли в освещенный юпитерами зал с обилием аппаратуры, где нас уже ждали. За столом напротив камер сидела Елена Борисовна, опустив голову и что-то отмечая в своем блокнотике.

— Не опоздал? — спросил Радимов, присаживаясь рядом и целуя руку. — Ну-с, какую очередную провокацию повелел вам устроить наш общий знакомый?

— Я Романа Романовича давно не встречала, — сказала Елена Борисовна. — А наши телефоны прослушивают ваши люди.

— Не скрою, есть такое дело, — согласился мой шеф. — Во имя безопасности и последовательности реформ, проводимых вашим покорным слугой.

— А где другой наш общий знакомый? — спросила она, мельком глянув на экран телевизора. — Что-то я его не вижу.

— Он здесь, — улыбнулся Радимов. — Перед вами.

— Где? — подняла Елена Борисовна голову и посмотрела сквозь меня, стоящего напротив, в общей толпе. — Разыгрываете?

— Да вот же! — указал на меня хозяин.

— Некогда мне, Андрей Андреевич, в эти игры играть… — отмахнулась Елена Борисовна. — Привели сюда целую толпу, наследили, столько пьяных…

— Вы в эфире! — сказал кто-то за пультом.

Божественная грудь Елены Борисовны привычно приподнялась, расправилась, приковав к себе внимание присутствующих, и она улыбнулась, несколько, впрочем, потерянно, в камеру.

— Добрый вечер, дорогие зрители! Сегодня у нас в гостях, как всегда в это время, всеми нами уважаемый Радимов Андрей Андреевич, представлять которого, конечно, не надо… Несмотря на его непомерную занятость, Андрей Андреевич нашел время для общения со своими земляками, и даже можно проверять время по его приходу в нашу студию, настолько он всегда пунктуален, что конечно же свидетельствует о его уважении к аудитории. О чем вы сегодня хотели сказать, дорогой Андрей Андреевич? С чем обратиться?