Дама с чужими собачками - Екатерина Николаевна Островская

начала заводиться Марина, — мой бизнес ориентирован на Европу, где за продукцию моей фабрики платят больше, а в России каждый планирует обмануть, берут товар на реализацию, а потом… Да еще узнаю, что питерская фабрика встала. Работает, но лучше бы стояла. Не пришлось бы коллективу зарплату платить, а так они сидят с утра до вечера, а мне их простои оплачивать. А еще со склада готовой продукции кто-то вывез несколько комплектов с техникой. Сто тысяч евро убытка — я переживу, конечно, но зачем так было делать. А у тебя как дела?

Кудеяров повернулся на звук подъезжающего автомобиля и увидел служебную «Ниву» Францева, за которой следовал черный «БМВ».

— Ну все, поговорили, — сказал он Марине, — мне надо работать. Вечерком позвоню.

— Какая работа, ведь ты в «Ингрии», в нашем особняке.

— Вообще-то нет, я остановился у Ивана Андреевича. Что мне делать в твоем доме, если тебя в нем нет?

«Нива» остановилась, вышел Францев, который обошел капот и открыл переднюю пассажирскую дверь.

— Прошу вас, миледи.

Краснова вышла. На ней была черная норковая шуба и высокие сапоги на шпильках. Варвара протянула руку Николаю и, кокетничая, произнесла:

— Подполковник, дайте даме ручку! Где же ваша галантность?

Из «БМВ» вынес свое тело высокий крепкий парень в короткой кожаной куртке.

— Мы с эскортом, — весело сказал участковый, — застукал их тепленькими. И это хорошо: сейчас и Сережа Холодец нам показания даст.

— Ага, — усмехнулся Холодцов, — не дождетесь.

— Чего тогда притащился за нами следом?

— Куда хочу, туда и таскаюсь, — огрызнулся парень.

Он остался во дворе, а все остальные вошли в помещение опорного пункта.

— Чего это у вас мебель такая крутая? — удивилась Краснова.

— Какую выдали на складе, такую я и поставил, — ответил Николай, — сейчас у нас все по высшему разряду. А поскольку я не дал тебе сегодня позавтракать, то предлагаю выпить кофе. Правда, он у меня растворимый из железной банки.

— Тоже на складе выдали, — усмехнулась Варвара и посмотрела на часы. — Я позвоню, и через пятнадцать минут мне доставят сюда, какой захочу: хоть эспрессо, хоть капучино, хоть с коньячком…

— Хватит мечтать! — остановил ее Францев. — Вы, гражданка, задержаны и доставлены в опорный пункт полиции в связи с подозрением в причастности к убийству вашей двоюродной сестры Илоны Полуверовой.

По мере того как он говорил это, лицо Красновой менялось. Выражение уверенности и безразличия ушло. Теперь Варвара выглядела испуганной и растерянной.

— Погоди, как убили? Это правда? Мою Илонку, что ли? За что?

— А это сейчас мы выясним при вашей помощи. Предупреждаю, что наша беседа записывается на видео- и аудионосители, что потом может быть использовано в суде как против вас, так и в вашу защиту. При беседе присутствует подполковник юстиции Кудеяров из центрального управления Следственного комитета.

— Илонку грохнули? — не могла поверить Краснова. — Как так? Она ведь такая безобидная. Только она не двоюродная сестра мне, а племянница — дочка сестры моей покойной.

— В какое время вы вчера расстались?

— В начале второго. Может, в половину второго. Я еще сказала, что Серега может ее довезти до дома, но она отказалась — ей всего минут пять от моего дома пешкодралом.

— О чем говорили с ней?

— Да о разном… Но мы же не все время базарили. Я на работе как-никак: у меня то это, то се. Этот вопрос решить надо, потом другой.

— Но зачем-то она приходила?

— Ну да, в очередной раз деньги просила на сиськи, то есть на импланты сисечные… Я не дала, и не потому, что бабла жалко, а потому, что если ты мужика в естественном виде найти не можешь, то эти мячики резиновые не помогут.

— Так она встречалась с разными мужчинами, по моим данным, — проявил осведомленность участковый.

— Да какие это мужики — три рубля пучок, — отмахнулась Варвара и закрыла руками лицо. — Господи, какая задница!

Открылась дверь, в помещение заглянул Сергей Холодец.

— Созрел? — обратился к нему участковый. — Тогда заходи.

— Да погреться только, — объяснил молодой человек.

— Слышь, Серый, — сказала Краснова, — мою Илонку ночью грохнули, когда она домой шла. То есть не дошла: ее ножом, как эту в «Ингрии».

И вдруг Варвара вспомнила:

— Она же вчера сказала, что знает, кто эту девку из «Ингрии» убил! Пришла и сказала, что есть у нее такая уверенность и теперь она не знает, что ей делать. То ли к ментам бежать, то ли… Спросила у меня защиты и совета. Но я не поверила, тогда она стала говорить, что сама только недавно все сопоставила и теперь не сомневается.

— Что именно знает — не говорила?

— Да ничего такого не сообщила. Просто посоветоваться пришла: я ей как-то рассказала, что к нам в отряд, когда я на второй ходке парилась, определили одну бабу… Не бабу — девку. Ее упаковали за нанесение тяжких и покушение на убийство. Вроде никого она не убила, но у нее был такой взгляд, что холод сразу продирал до самых пяток. Но ей все по барабану было: она на работу выходить отказывалась, внутренний режим нарушала. Короче, ее хотели угловой[6] сделать, но она и тут в отказ пошла. У нее на предплечье наколка была — кинжал, обвитый розой. Знаете, что это обозначает?

— Убийство на почве любви, — сказал Кудеяров.

— Ну, мы и приклеили ей погоняло — Дикая Роза. Помните, такой сериал был: мы его всем отрядом смотрели — столько слез было! Смешно, конечно, нам бы над своими судьбами рыдать, а мы по киношной страдали. Но там такая еще актриса была…

— Ты не отклоняйся от темы, — поторопил Францев.

— Так вот, — продолжила Краснова, — как-то раз она меня прижала в углу и заточку к горлу приставила… Заточка вроде из маленького напильника сделана. Короче, прижала и говорит:

— Что ты там баландерше[7] про меня вякала?

Я отвечаю, что я говорила не про нее, а про ту Дикую Розу… Про мексиканскую актрису, которая там в кино… как же ее?

— Вероника Кастро, — скривился Францев, — моя первая жена не отрываясь слезы пускала. Приходишь со службы — ни еды, ни чая даже не нальет — все потому, что «Дикую Розу» показывают.

— Ну, — кивнула зачем-то Варвара.

— Как звали ту осужденную? — спросил Павел.

— А я помню? Тьфу ты — так и звали Вероника… А фамилию не скажу теперь. То ли Дубова, то ли Боровская. Ну, как-то так.

— Может, Дубровская? — подсказал Францев.

— Точно! — обрадовалась Краснова. — Она так и представлялась начальству: осужденная Дубровская, статья тридцатая, сто пятая и сто одиннадцатая УК РФ. Срок шесть лет. Рыжая она была. Я еще подумала,