Мой любимый герцог - Эви Данмор

обществе: изящная шея, точеные скулы, мягкий рот. Этот рот… Розовые полные губы могли бы принадлежать скорее куртизанке из Бретани, чем англичанке, синему чулку из деревенской глуши… Себастьян поймал себя на том, что пристально смотрит на мисс Арчер, пытаясь понять, к какой из знакомых ему категорий женщин ее следует отнести. И, к своему удивлению, так и не понял.

На шее мисс Арчер все еще оставался его шарф, а монограмма в виде герба Монтгомери, как значок, расположилась прямо на бугорке ее левой груди. При виде этого зрелища герцога будто обдало жаром, в глазах потемнело. Он уже был не в силах мыслить здраво, сохранять спокойствие. Она должна принадлежать ему. На мгновение эта мысль пронзила его, и он уже едва сдерживал жгучее желание, его как магнитом тянуло к этой девушке.

Боже, что же с ним происходит? Герцог отступил назад.

Глаза цвета зеленого лишайника настороженно следили за ним.

– Надеюсь, мы увидимся за ужином, мисс.

Холодный тон превратил слова в приказ, и губы Аннабель дернулись от негодования.

Монтгомери зашагал прочь, представляя, как вопьется зубами в ее мягкую нижнюю губу и какое наслаждение ему это доставит.

Час спустя он смотрел на свое отражение в зеркале умывального столика. Ванна, тщательное бритье, помощь умелого камердинера вернули ему силы. Мог ли он подумать еще утром, сойдя с парома в Дувре, что в тот же день он пустится в погоню за чудовищно упрямой женщиной? И все же какое-то беспокойство, гнетущая пустота в душе не покидали его. Возможно, возраст дает о себе знать.

– Молодые джентльмены весьма обрадованы тем, что им столь неожиданно выпала честь отужинать с вами, ваша светлость, – заметил Рэмси, втыкая булавку в галстук.

Себастьян увидел, как губы камердинера изогнулись в иронической улыбке. Ну один-то молодой джентльмен совершенно точно не испытывает радости от перспективы совместного ужина. И даже не принимая во внимание Перегрина, герцог прекрасно понимал, что, хотя он здесь и хозяин, вряд ли его приезд оказался для гостей приятным сюрпризом. Обычно, когда он входил в комнату, где собиралась компания, разговор прерывался, смех затихал, и все начинали вести себя как-то осмотрительнее. Каждый преследовал свой интерес: одни стремились получить от герцога что-то, другие боялись лишиться чего-либо. Его присутствие всегда заставляло окружающих быть осторожнее в словах и даже в помыслах, чтобы не попасться в ловушку его проницательности, как глупые мухи попадаются в искусно сплетенную паутину. В жизни герцога наступил период, когда ему крайне редко доводилось слышать хоть одно честное суждение, и если бы он вдруг стремительно покатился в пропасть, все вежливо отступили бы в сторону и пожелали ему удачи.

– Рэмси, – обратился он к камердинеру.

Тот отряхивал пыль с рукава и без того безупречного смокинга герцога.

– Ваша светлость?

– Если бы вы вошли ко мне в кабинет и увидели, что я стою посреди комнаты, а вокруг все вверх дном и из-под стола торчит пара ног, что бы вы сделали?

Рэмси замер. Осторожно поднял глаза, чтобы определить настроение герцога, хотя знал наверняка, что не увидит на лице Себастьяна ничего, что тот демонстрировать не желал.

– Ну, ваша светлость, – ответил он, – я бы принес метлу.

В этом можно было не сомневаться.

– Вы свободны, Рэмси.

Теперь Монтгомери предстояло пригласить своих гостей в столовую и провести следующие три часа, борясь с желанием задушить своего брата.

Перегрин шел к своему месту рядом с герцогом, словно благородный юноша, идущий к позорному столбу: собранный, бледный, на негнущихся ногах. Его обычно непослушные волосы были тщательно приглажены и разделены пробором. Однако он трусливо избегал встретиться взглядом с Себастьяном. Господи, дай мне сил, думал герцог, ведь если завтра мне суждено упасть с лошади, продолжателем восьмисотлетней династии Монтгомери станет этот мальчишка. А фамильный замок навсегда станет недосягаемым для семьи. Себастьян с трудом сдерживался, чтобы не придушить Перегрина.

Гости рассаживались, двигая стульями, шаркая ногами. Вслед за тем за столом возникло некоторое смятение. Лорд Хэмпшир и лорд Палмер с удивлением уставились на мужчин по левую руку от себя, Джеймс Томлинсон изображал, будто обмахивается веером. Проходи вечеринка в доме здравомыслящего человека, на этих местах восседали бы леди. Немногочисленные дамы, имеющиеся в наличии, – пожилая тетя Джулиана Гринфилда и три синих чулка – затерялись среди тринадцати молодых людей. Себастьян даже не пытался вникнуть в такие тонкости.

– Оригинально, за столом так много молодых людей, – громко произнесла тетя Гринфилда, сидевшая справа от герцога.

– Разве это плохо? – без тени смущения ответил тот.

Перегрин не отрывал глаз от пустой тарелки, будто любуясь ею.

Лакеи выстроились в ряд и сняли с первого блюда серебряные крышки, под которыми оказались отборные куски фазана в кроваво-красном соусе.

Зазвенели столовые приборы, в бокалах отразилось пламя свечей.

Перегрин все еще не решался взглянуть на герцога. Себастьян сверлил взглядом профиль брата, его гнев перешел в ярость.

Очень медленно Перегрин поднял глаза. По телу юноши пробежала дрожь, когда взгляды братьев встретились. Себастьян чуть улыбнулся ему.

– Как фазан?

Глаза Перегрина расширились.

– Превосходен, благодарю. – Он ткнул вилкой. – Надеюсь, ваше путешествие прошло без приключений, сэр?

– О да, без приключений, – сказал Себастьян, делая глоток воды. – Приключения начались позже, когда я прибыл домой.

У Перегрина кусок застрял в горле, юноша чуть не поперхнулся.

Гости оживленно беседовали. Среди гула герцог различал спокойный грудной голос мисс Арчер на другом конце стола. Ее реплики сопровождались чересчур громким смехом разгоряченных молодых людей, сидящих рядом с ней. Себастьян усмехнулся про себя. Ни один из этих юнцов не способен развлечь такую женщину, как мисс Арчер, как бы они ни старались.

– Завтра я еду в Лондон, – сказал он Перегрину, – вернусь в понедельник и буду ждать вас в своем кабинете в шесть часов.

Лицо его брата побледнело еще сильнее, хотя казалось, что белее уже невозможно.

И непонятно почему, просто посмотреть, что из этого выйдет, Себастьян с силой воткнул нож в кусок мяса на тарелке.

Вилка Перегрина со стуком упала на стол.

Шестнадцать голов повернулись в их сторону, словно в комнате раздался выстрел.