Слепое пятно - Холл Остин

— Расскажите мне о Нервине. Когда Чик о ней говорил, я всегда мучилась ревностью. Она красивая?

— Самая красивая, самая невероятная девушка из всех, что я видел, и, тем не менее, я бы не отнес ее к числу тех, из-за кого стоит ревновать. Но ей нужно кольцо. Я дал Уотсону слово и намерен его сдержать. Однако я хотел бы знать его историю.

— Думаю, в этом я могу немного вас просветить, — ответила она. — Кольцо, а точнее — камень, отец получил около двадцати лет назад от мистера Кеннеди. Он был учеником отца, когда тот преподавал в местной школе. Раньше он нередко приходил сюда побеседовать с ним. Отец вставил камень в кольцо, но никогда его не носил.

— Почему?

— Я не знаю.

— Как Уотсон смог увязать его со «Слепым пятном»?

— Думаю, это произошло случайно. Вы знаете, когда отец исчез, он учился в колледже. Более того, он посещал уроки этики. Он часто сюда приходил, и в один из его визитов я показала ему кольцо. Это было несколько лет назад.

— Понятно.

— Что ж, около года назад он пришел в очередной раз и спросил о камне. Видите ли, мы собирались пожениться; о, я всё время откладывала свадьбу из-за отца. Я почему-то чувствовала, что он вернется. Это было в конце лета, уже начался сентябрь. День клонился к вечеру, темнело. Я отдала Чику кольцо и вышла в сад сорвать немного цветов. Я помню, что Чик в гостиной зажег спичку. Когда я вернулась, он казался взволнованным.

— Он спрашивал что-нибудь о кольце?

— Да. Он хотел его надеть. И вдруг начал говорить об отце. В ту самую ночь он вызвался найти его.

— Ясно. И не раньше? И что, он забрал кольцо?

— Да. Мы отправились в оперу. Я отлично это помню, потому что в тот вечер я впервые увидела Чика мрачным.

— Вот как!

— Именно. Вы же знаете, каким он всегда был веселым. Когда мы в ту ночь вернулись, он не проронил ни слова. Я подумала, что ему нехорошо, но он сказал, что все в порядке, просто у него настроение такое.

— Понимаю. А дальше он становился мрачнее? Вас не посещала мысль, что дело в камне? Он когда-нибудь вам что-то говорил?

Она покачала головой.

— Нет. Он не сказал об этом ничего сверх того, что найдет отца. Конечно, я была заинтересована и хотела знать больше. Но он был твердо убежден, что я не смогу помочь, заявлял, что у него есть догадки и может потребоваться какое-то время. С того вечера я очень редко его видела. Он снял дом на Чаттертон-Плэйс. Казалось, я ему больше неинтересна. Когда он приходил, то вел себя как-то странно. Говорил бессвязно и часто невпопад упоминал некую прекрасную девушку по имени Нервина. Вы считаете, дело в кольце? Скажите мне, мистер Вендел, что оно такое? Имеет ли это на самом деле какое-то отношение к отцу?

Я кивнул.

— Думаю, что да, мисс Холкомб. И я понимаю беднягу Чика. Он воистину отважный человек. Это весьма странный камень, и наделен он ужасной мощью — вот и все, что я знаю. Он лишает жизненных сил, уничтожает человека. Я это уже чувствую. От него все вокруг покрывается какой-то упадочной мглой. Такое чувство отчужденности настигло и меня. И тем не менее, я уверен, что он во многом связан со «Слепым пятном». Это своего рода ключ. О том же свидетельствует и интерес Рамды и Нервины. Я полагаю, именно с помощью этого камня ваш отец сделал свое открытие.

Она задумалась на секунду.

— Может, вам лучше вернуть его? Пока вы еще здоровы. Если оставите его у себя, то наверняка станете еще одной жертвой.

— Вы забываете, мисс Холкомб, о моем слове, данном Чику. Я любил вашего отца, а Уотсон был моим другом. Тут кроется великая тайна — если профессор прав, то человечество ломало над ней голову столетиями. Я оказался бы трусом, если бы пренебрег своим долгом. Если у меня не получится, кто-нибудь другой займет мое место.

— Ох, — вздохнула она, — это ужасно. Сначала отец, потом Чик, теперь вот вы. А потом будет мистер Фентон.

— Таков наш долг, — отвечал я, — один на всех! Даже если мы и будем терпеть поражение, каждый из нас пройдет чуть дальше, чем его предшественник. В конце концов победа будет за нами. Так уж устроен человек.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Мне удалось настоять на своем. Она передала мне все сведения и заметки, оставленные профессором. Но я так и не нашел в них ничего, что могло бы помочь делу. Насущной задачей было исследовать происхождение камня. Как я выяснил, полное имя Кеннеди было Бадж Кеннеди. Он жил в Окленде. Было уже далеко за полдень, когда я попрощался с мисс Холкомб и направился туда.

Я хорошо это запомнил, потому что как раз перед моим уходом случился небольшой инцидент. Я уже собирался спуститься по ступенькам, когда бросил взгляд в сторону одной из боковых улиц. Несколько студентов праздно слонялись туда-сюда. Но один из зевак студентом не был. Я узнал его мгновенно — и изумился. То был Рамда. Этого было достаточно, чтобы я заподозрил неладное. Но это было не всё! Дальше вверх по улице притаился еще кто-то.

Когда я спустился, Рамда тронулся с места, и тот, второй, практически скопировал его движение. Мои домыслы насчет того, не фантом ли это, тут же развеялись. Его действия казались слишком простыми для миража. Так мог двигаться только человек, и довольно неотесанный. Тогда я еще не знал выдержки Рамды.

Похоже, за мной следили. Дабы убедиться в этом, я свернул в переулок и извилистым окольным путем направился к станции. Сомнений не было: оба они следовали за мной. Рамду я знал, но кто был второй?

На станции мы купили билеты, и, когда подъехал поезд, я прошел в вагон для курящих. Те двое зашли в другой — незнакомец оказался крепко сбитым мужчиной со щетинистыми седыми усами. Чуть позже на борту корабля они не попадались мне на глаза, но у здания переправы я проверил — и обнаружил, что слежка продолжается. Остановив такси, я дал водителю особые указания.

— Езжайте медленно, — попросил я его. — Мне кажется, кое-кто будет ехать следом.

И я был прав. Через несколько минут появились две машины, не сворачивавшие с нашего следа. Возле дома № 288 по Чаттертон-Плэйс мы остановились, и я вышел из машины. Такси Рамды проехало мимо, за ним — второе. Ни одна из машин даже не притормозила; обе исчезли за углом. Я запомнил номера, после чего вошел в дом. Где-то через полчаса у обочины припарковалась машина. Я подошел к окну. Это был тот же автомобиль, что следовал за Рамдой. Оттуда вылез тот же коренастый незнакомец. Безо всяких церемоний он взбежал по ступенькам и открыл дверь. Полагаю, мы оба были в некотором замешательстве. Он держался просто, прямо и честно.

— Ну, — начал он, — и где Уотсон? Вы кто такой? Что вам нужно?

— Это, — ответил я, — вопросы, на которые стоило бы ответить нам обоим. Кто вы такой и что вам нужно? И где Уотсон?

Лишь тогда он опустил взгляд и перестал подозрительно щуриться.

— Меня зовут Джером, — сказал он. — С Уотсоном что-то стряслось? Кто вы?

Мы стояли в библиотеке. Я жестом указал в сторону соседней комнаты.

— Сюда. Меня зовут Вендел.

Он снял шляпу и вытер пот со лба тыльной стороной ладони.

— Значит, это парочка и его сцапала! Всё это время я их боялся. И мне пришлось уехать. Вы знаете, как они это сделали? Как работает их замысел? Есть в нем что-то дьявольское и определенно умное. Они год охотились на этого мальчика. Они знали, что в итоге до него доберутся. И я знал. Он был славным парнем, очень славным. Когда я сегодня утром вернулся из Невады, сразу понял, что они его взяли. Нашел ваше барахло. Всё чужое. Дом выглядел странно. Но я понадеялся, что он пошел свидеться со своей барышней. Решил побродить по Беркли. Увидел эту птаху Рамду, он стоял под деревом и следил за коттеджем Холкомба. Сегодня он впервые попался мне на глаза с того дня, когда началась вся эта заваруха с профессором. Где-то спустя десять минут вышли вы. Я не отставал от него, пока он следил за вами досюда. Потом вернулся вслед за ним в город и там потерял. Расскажите мне об Уотсоне.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Он сел и за все время моего рассказа не произнес ни слова. Он курил одну сигару за другой. Когда я на мгновение умолк, он лишь кивнул головой и ждал, пока я продолжу. Он был крепким и открытым человеком, со стальными нервами и немалой практической смекалкой. Мне он пришелся по душе. После того, как я замолчал, он заговорил не сразу — его скорбь была слишком велика! Он привязался к бедолаге Уотсону.