Слепое пятно - Холл Остин

— А что за слухи?

Он поднял глаза и задумался на секунду, а потом спросил:

— Слышали когда-нибудь о «Слепом пятне»? Быть может, вы помните, что стало с доктором Холкомбом… в 1905-м, перед землетрясением. Это было убийство. В то время все газеты только об этом и писали. С той поры об этом иногда пишут в приложениях. Я в эту историю не верю, но я могу доверять фактам. В последний раз доктора Холкомба видели в том доме. Это называется «Слепым пятном».

— Так вы верите в эту историю? — спросил я.

Он посмотрел на меня.

— О, вам она известна, не так ли? Нет, не верю. Все это пустая болтовня — сплошные репортерские домыслы и преувеличение. Если вам нравятся такие басни, что ж, она причудлива и занимательна. Но вредит имуществу. Вне всяких сомнений, этого человека убили. За домом закрепилась дурная слава. Его теперь никак не сбыть с рук.

— Так отчего же не продать его мне?

Он, немного нервничая, уронил карандаш.

— Хороший вопрос, мистер Вендел… очень хороший вопрос. И в самом деле, почему нет? Пожалуй, так и стоило бы поступить. Кто знает? Но я бы не хотел. Знаете ли, год назад мне подвернулось одно предложение. В общем, я сдал его в аренду — срок вышел вчера — человеку по имени Уотсон. Я ни на йоту не верю в эту чепуху. Но то, что я видел в течение прошлого года, стало серьезным испытанием для моей уверенности.

— Что же с Уотсоном?

— Уотсоном? Год назад он пришел ко мне по поводу этой недвижимости на улице Чаттертон. Хотел ее снять. Он интересовался делом доктора Холкомба, спрашивал насчет годовой ренты и преимущественного права на ее продление. Не знаю… я сдал ему дом, но, когда он появится снова, я намерен стоять до последнего, но не позволить ему продлить аренду.

— Почему?

— Почему? Год назад он пришел ко мне самым здоровым и счастливым человеком из всех, что я когда-либо видел. Сегодня от него осталась лишь тень. Этот юноша слабел у меня на глазах. Поймите, я не верю ни единому чертову слову из того, что говорю, но ведь я сам видел. Всему виной этот проклятый дом. Когда я рассуждаю здраво, то говорю себе «нет». Но он продолжает действовать мне на нервы. Он на моей совести. Это вероломное место. Каждый месяц, когда он приходил сюда, я замечал, как он все больше и больше распадается на куски. Больно смотреть, как из молодого человека вот так просто уходит жизнь. Он выглядел жалким, отчаявшимся, потерянным. Он так и не сказал мне, в чем дело, хоть я и спрашивал. Он боролся с… ну вот опять. Этот дом не дает мне покоя, говорю вам, не дает покоя. Если так пойдет и дальше, я его сожгу.

Всё это звучало весьма зловеще. Я уже чувствовал на своем сердце тяжесть, которая прикончила Уотсона. Этот человек наблюдал, как моего друга затягивает во тьму, а мне предстояло занять его место.

— Уотсон исчез, — просто сказал я. — Именно поэтому я здесь.

Он резко выпрямился.

— Стало быть, вы его знаете. Он ведь не…

— Он уехал прошлой ночью — направился за границу. Он был в очень скверном состоянии. Из-за этого я и пришел. Я прекрасно знаю о тучах, нависших над домом. Это единственная причина, по которой я решил его купить.

— Вы ведь не верите в эту чушь?

Я улыбнулся. Этот человек был поистине непоколебим в своем агностицизме, в своем неверии. Происходящее действовало ему на нервы, мучило совесть. Ему было страшно.

— Я ни во что не верю, — ответил я. — Но и ничего не отрицаю. Я знаю все, что было сказано или написано об этом деле. Я — друг Уотсона. Вам не за что будет себя корить, если вы составите купчую на мое имя. Это исключительно мое дело. Я готов к последствиям.

Он облегченно выдохнул. В конце концов, он ведь был человеком. У него было представление о чести, но оно не сильно отличалось от того, коим располагал Понтий Пилат. Он хотел сохранить совесть чистой.

Вооружившись ключами и законным статусом, я вступил в права владения. При свете дня мое новообретенное имущество выглядело так же, как и ночью накануне. Шаг за порог — и на меня навалилась таинственное, сырое уныние этого места; дышать здесь было тяжело; ветхие стены были поражены плесенью, и тени из-за нее казались еще темнее. Я поднял все шторы, чтобы впустить потоки солнечного света, и открыл окна. Если и есть оружие против зла, то это безмерное количество света.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Дом был хорошо расположен: из фасадных окон было видно всю улицу и голубой залив за городом. Туман уже рассеялся, и на воде играли солнечные блики. Я мог разглядеть паромные судна, острова и длинные пристани, что тянулись к Окленду и дальше — за холмы Беркли. С поры нашей учебы в колледже прошло немало времени. Под сенью этих холмов я впервые встретил старого доктора. Я был тогда еще мальчишкой.

Я вернулся в дом. Даже звук моих шагов звучал чуждо — это место было до краев заполнено неподвижностью и сумраком. Жизнь его покинула. Тут было жутковато; я почувствовал, как ко мне подбирается ужас, предчувствие некоего неизъяснимого зла. Внутри меня что-то дрогнуло. Я сковал себя обязательством на год. По правде говоря, мне было страшно. Но ведь я дал слово!

Я вернулся в свою квартиру и в тот же день принялся закрывать практику. За две недели я управился с делами и перевез свои вещи в комнату Чика Уотсона.

Глава XIII

Альберт Джером

Как только появилась возможность, я поспешил в Беркли. Я направился прямо в коттедж на Дуайт-Уэй и спросил мисс Холкомб. Теперь она была женщиной немного моложе тридцати лет, определенно красивой, со светлыми волосами и манерами образованной леди.

Мне было нелегко начать разговор, учитывая, по какому делу я явился. Я заметил маленькие морщинки у ее глаз, печально опущенные уголки красивого рта. Было совершенно ясно, что она обеспокоена. Когда я снимал шляпу, она заметила кольцо у меня на пальце.

— О, — сказала она, — так вы от мистера Уотсона. Как поживает Чик?

— Мистер Уотсон… — мне не хотелось лгать, но я не мог не посочувствовать ей, ведь она уже потеряла отца. — Мистер Уотсон поехал за город… вместе с Джеромом. Он неважно себя чувствовал. Оставил кольцо у меня. Я пришел за кое-какими сведениями.

Она кусала губы. Они дрожали.

— Мистер Уотсон ведь не мог отдать его вам? Он знает о камне. Он вам не рассказывал? Как кольцо оказалось у вас? Что произошло?

Ее голос звучал жалобно и подозрительно. Я пытался обмануть ее ради ее же блага — она уже достаточно пережила. Я не мог не содрогнуться от вида боли в ее глазах. Она встала.

— Прошу вас, мистер Вендел, не будьте так бестактны. Не стоит относиться ко мне, как к неразумному ребенку. Расскажите мне, что стало с Чиком. Пожалуйста…

Она умолкла из-за нахлынувших на нее чувств. К ее глазам подступили слезы. Но она овладела собой и снова села.

— Расскажите все, мистер Вендел. Я этого ожидала, — она заморгала, чтобы сдержать слезы. — Это моя вина. Кольцо не попало бы к вам, если бы ничего этого не случилось. Расскажите. Я могу быть храброй.

Да, она могла, и ее храбрость была прекрасна. На моем собственном сердце лежал груз, так что я ее понимал. Сколько сомнений и страхов ей, должно быть, пришлось пережить! Я имел с этим дело всего несколько дней и уже чувствовал, как это тяжело. Мне ни при каких обстоятельствах не удалось бы справиться с таким одиночеством — силы покидали меня минута за минутой. С этой девушкой отговорки были лишними: ей лучше было знать правду. Я выложил ей все как на духу.

— И он больше ничего вам не сказал о кольце?

— Это все, — ответил я. — Несомненно, он бы поведал больше, если бы не…

— Вы видели, как он исчез… видели то, что его забрало?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— В том-то и дело, мисс Холкомб. Мы ничего не разглядели. В одно мгновение мы смотрели на Чика, в следующее — на пустое место. Хобарт понял происходящее лучше, чем я. Во всяком случае, он запретил мне пересекать комнату. Это опасное место, точка, которую нельзя пересекать. Он оттащил меня назад. Тогда-то и появился Рамда.

Она едва заметно нахмурилась.