Путы любви - Сюзан Таннер

– Я думаю, что все закончится иначе, Руод.

Руод прекратил медленно ходить по кругу и нанес удар с необдуманной жестокостью. Лаоклейн отвел этот первый внезапный удар, второй удар пришелся Лаоклейну в пояс, он замычал и нанес ответный удар, который достиг цели. Лаоклейн слегка рассек суставами пальцев щеку Руода и почувствовал прилив удовлетворения. Дункан мог гордиться отвагой своих сыновей. Они обладали большой силой, ловкостью и дрались почти на равных, Безупречны были худые сильные торсы. Под натянутыми рукавами рубашек были видны очертания крепких рук. Ошеломляющей силы удары их кулаков каждый раз оставляли свои следы. Далеко не сразу Лаоклейн получил преимущество перед братом, оно было слабым, но вело к дальнейшему успеху, хотя оба уже устали. В ночном воздухе вместо дыхания слышался хрип. Наконец, шатаясь от удара, Руод упал на колени. От этого удара глаз его распух, под ним был синяк. Распластавшись на камне, он обхватил себя руками, но понял, что не может подняться. Силы его покинули. Лаоклейн тяжело дышал. Пот блестел у него на бровях, но у него еще были силы. Лицо его не было повреждено. Медленно он вытащил из-за пояса кинжал. Металл блестел своей дьявольской красотой.

Руод посмотрел на него в изнеможении, его поражение становилось еще горче от сжигающей его ненависти. Лицо Руода исказилось от ужаса, когда он услышал, что произнес Лаоклейн:

– Только кровь моего отца, которая течет у тебя в жилах, останавливает мой клинок, Руод. Тебе нет больше места в Атдаире. Уходи сейчас же и не возвращайся. Здесь тебя ждет только смерть.

Руод с трудом встал на ноги и закачался.

– Не думай, что ты так легко от меня отделаешься, брат. – Последнее слово он произнес с отвращением. – Ты мне заплатишь, и дорого. Я всю жизнь прожил в твоей тени. Больше этого не будет. Мое время придет. Я вернусь.

Когда он уходил, в его горящих злобой голубых глазах было проклятие. Лаоклейн стоял неподвижно, затем, шатаясь, пошел к конюшне. Наступила тишина, Дара не двигалась с места. Через несколько минут появился Руод, сел на лошадь и, завыв, как это делали его первобытные предки, пронесся в ворота, которые для него широко распахнулись.

Только после этого Лаоклейн обратил внимание на Дару, напряженно ожидавшую в темноте. Она вся дрожала.

Старавшийся держаться прямо, он казался каким-то древним воином. Его черты выражали отвагу и врожденную ловкость. Он смело шагнул вперед, но не успели слова благодарности сорваться с ее губ, как он зло остановил их. Говорил он резко, как будто рубил ножом:

– Неужели ты настолько глупа, чтобы думать, что можешь справиться с таким человеком, как Руод? Гулять здесь в одиночку и в такой одежде! – Он оглядел ее голые плечи и грудь, которая была видна из глубокого выреза платья. Дара вспыхнула. – Руод или любой другой из моих мужчин, у которых ум помутился от вина и похоти, могут овладеть тобой здесь, во дворе, как обычной девкой. Или, может быть, ты этого хочешь? – Он не дал ей время на ответ, а притянул к себе, оставляя у нее на руках синяки от своих пальцев. – Это я был слеп, или; Руод был умнее?

– Нет, Макамлейд, никогда, – грубо выкрикнула она. – Не думай, что я буду смотреть на тебя с большим удовольствием, чем на твоего брата-негодяя. Вы вызываете у меня отвращение. Оба! – Дара прекратила свою гневную речь. Она испугалась, когда поняла, что Лаоклейн с усилием сдерживает себя. «Даже, когда он был вне себя от ярости, – думала она, – глаза его никогда не были такими холодными».

Он резко отпустил одну руку, а другой продолжал все так же крепко держать ее.

– Мы вернемся в зал… вместе. – Его холодный тон доказывал, что он справился со своим гневом.

Когда они подошли к залу, его рука слегка касалась ее талии. Но не только это легкое прикосновение удерживало ее рядом с ним. Было нечто большее – стремление успокоиться.

Лорд Кермичил и его жена уже ушли. Дункан, один среди многих, тяжело опустился за праздничный стол и тут же заснул мертвым сном. Другие, забыв обо всем, были увлечены любовными забавами.

Ниалл с любопытством посмотрел на брата, когда тот стремительно вошел со своей заложницей. Крит, видя страдание Дары, быстрым умоляющим взглядом попросил сестру о помощи. Анна уже заметила оцепеневший взгляд Дары и непреклонное выражение лица Лаоклейна. Она подошла к ним в конец стола, уклоняясь от протянутой руки Ниалла. Она не сомневалась в том, что если она не вмешается, то вмешается Криг, с гибельными последствиями.

– Дара, мы уезжаем завтра рано утром. Я хотела бы поговорить с тобой наедине до нашего отъезда. Мы могли бы пойти сейчас в твою комнату?

Анна не решалась смотреть на Лаоклейна, хотя она вздохнула с радостью, что ее голос не дрожал, когда она высказывала свою просьбу.

Дара ничего не сказала, но неуверенно посмотрела на Лаоклейна. Он отпустил ее, отдернув руку, как будто обжегся. Анна сделала вид, что не слышала его крепких ругательств, и взяла Дару за руку. Анна испугалась: рука Дары была ледяная. Не дожидаясь худшего, она быстро повела Дару вверх по лестнице в ее комнату.

Анна расшевелила угли, огонь стал гореть ровным пламенем, но ей не удалось уговорить Дару лечь в постель или сесть в кожаное кресло у камина, чтобы согреться. Вместо этого она наблюдала, как Дара ходит по комнате, нервничая и напрасно сердясь. Слышались редкие слова проклятий. Анна, как женщина, с присущим ей пониманием, глубоко возмутилась и с симпатией услышала то, что лежало в основе страха и неуверенности Дары.

– Он намеревается овладеть мной, – откровенно сказала Дара. – И никто его не остановит.

– Я могу посоветовать тебе только надеяться, что Макамлейд честный человек. Я знаю, что во многом Ниалл похож на него, – мягко ответила Анна. – Если ты убедишь его в своей ненависти… если это именно то, что ты действительно испытываешь к нему.

Дара смотрела в молчаливом испуге. Эта, казалось, легкомысленная девочка так быстро поняла причину всех ее страхов. Насилие она могла бы стерпеть, каким бы грубым или унизительным оно не было, это был бы не ее грех. Но если бы она уступила Лаоклейну с желанием, ему, шотландцу, ее бы прокляли за ее собственную слабость. Дара почувствовала на своей руке руку Анны.

– Может быть, тебя выкупят до того, как тебе навяжут выбор. Я буду молиться, но, боюсь, у тебя не будет выбора. Есть одна вещь, за которую я действительно благодарна, – Руода здесь больше нет. Я всегда боялась его и не доверяла ему, мне было бы трудно жить с ним под одной крышей. И еще, если бы лорд Атдаир был безразличен к тебе, Руод мог бы оставаться здесь еще многие годы.

Дара как-то странно улыбнулась:

– Я рада, что это принесло кому-то пользу, и лучше, что тебе, а не кому-то другому. Если бы я была шотландкой, Анна Кермичил, или ты англичанкой, я бы с гордостью искала твоей дружбы.