Убийство вне статистики - Виктор С. Качмарик

Захожу в шикарный кабинет. Сначала мне было удивительно, что он назначил встречу с таким простым человеком, как я, специально в своём кабинете. Вероятно, боится, чтобы его разговор со мной не был записан. Наверняка его кабинет проверяют на предмет наличия жучков подслушивающих. Меня это тоже устраивает.

Ганчук сидит за дорогим письменным столом, искусно вырезанным из красного дерева. Читает газету. Демонстративно не поднимает свою лысину, которая стоит миллиарды. Как будто не замечает меня.

— Садитесь, пожалуйста.

Я подхожу к его столу и подаю руку. Он вежливо жмёт мою руку и кивает на кресло напротив него.

— Скажите, как у вас оказалась эта вещь? — и протягивает фото булавы, сделанные мною.

— Это семейная реликвия, которая передаётся мужским потомкам нашего рода.

Наступила мёртвая тишина. Чтобы предупредить Ганчука, что не стоит у меня эту вещь отбирать бесплатно, я сам прервал странную паузу.

— Я хочу продать всю свою большую коллекцию вам.

Ганчук сильно удивился:

— У вас ещё есть произведения искусства?

У меня во рту пересохло, ибо у меня кроме булавы пока ничего нет. Мне Арсен Кочубей всего лишь обещал отдать за расследование смерти своей дочери всю коллекцию предметов искусства, и что есть конкретно в его коллекции, я не имею не малейшего понятия.

— Можете показать фото остальных предметов из коллекции?

Здесь у меня сильно забилось сердце.

— Нет, господин Ганчук, я хочу сначала продать булаву, а потом остальное. Так мне будет спокойнее, — я подумал про себя, что Ганчук проглотит эту наживку.

— Эта булава не краденая?

— Нет, эту булаву получил после Корсунской битвы в 1648-м мой предок. Булава досталась как военный трофей при пленении в этой битве польского гетмана Николая Потоцкого. Её лично подарил после этой битвы Богдан Хмельницкий моему далёкому предку в 1648 году. — Наверное, если бы давали Нобелевскую премию за ложь, я бы её получил вне конкуренции.

— Даже так? — Ганчук очень удивился. Он не мог скрыть своего азарта покупателя.

— Этой булавы нет в каталогах краденых предметов искусства.

Здесь я показал себя специалистом, хотя очень далёк от этого. Пусть так думает Ганчук.

— Когда можно посмотреть булаву?

— Сегодня через три часа. Вас устраивает?

— Хорошо, я вас жду через три часа.

Иду к машине и хочу проверить, что за мной не следят. Нет, не вижу слежки за собой. Мог бы и быстрее привезти булаву, но не спешу, пауза поработает на меня. Захожу в отель. Беру булаву, ложусь на диван и смотрю в потолок. Неужели эта булава изменит мою жизнь?

Через три часа охранник заглянул в мой пакет, увидел булаву, но ничего не сказал, видимо, был предупреждён. Захожу в кабинет Ганчука второй раз за день. Он меня приглашает сесть отдельно в правом углу его кабинета.

— Принесли булаву?

Я вытягиваю её из чёрного пакета и разматываю полотенце. Даю её лично в руки миллиардеру Ганчуку. Вижу, как неподдельно блеснул огонёк азарта в его хитрых глазах.

— В от видите, булава инкрустирована золотом, серебром, бриллиантами, а на рукоятке полудрагоценные камни. Видите, на ней надпись на польском языке: «Hetman Mikolaj Potocki».

Вижу, что булава вызвала у Ганчука азарт собирателя старинного искусства.

— Можно булаву осмотрят специалисты в вашем присутствии?

— Да, даже нужно.

Он звонит и через пять минут приходят двое мужчин с чемоданчиками. Они садятся за стол напротив Ганчука. Вытягивают из чемоданчиков какие-то инструменты, из которых я смог узнать только лупу. Через пять минут они подают Ганчуку непонятные мне знаки и выходят из кабинета, молча, по-английски, не прощаясь со мной.

— Сколько вы хотите за булаву?

Здесь у меня пересохло во рту и я, прежде чем ответить, сделал несколько глотков воды.

— Четыре миллиона долларов.

Лицо Ганчука излучало неприятие этой суммы.

— Это слишком много.

— На открытом аукционе я мог бы её продать за десять миллионов.

Во рту у меня снова пересохло, но свои слова я произнёс слишком уверенно.

Ганчук предложил:

— Два миллиона.

Даже его слова «два миллиона» заставили моё сердце биться, как у спринтера.

— Четыре и не меньше, господин Ганчук.

— Хорошо, я вам дам за булаву три с половиной миллиона.

Я подошёл к Ганчуку, протянул руку и сказал:

— Я с огласен.

— Подождите здесь, деньги принесут через двадцать минут. А когда вы покажете мне остальные предметы искусства из вашей коллекции?

— Немного попозже. Я сначала должен деньги вложить в дело, а потом всё мое собрание продам вам маленькими частями. Правильнее сказать, продам по одной вещи.

— Я вас понимаю. Что же, приносите всё, я посмотрю, что у вас есть.

Эти двадцать минут для меня по времени растянулись, как целый день. Деньги я все не пересчитывал, только десять пачек стодолларовых купюр разорвал и пересчитал содержимое. Вышло, что в каждой пачке десять тысяч новеньких долларов стодолларовыми купюрами. Краска приятно пахла. Ещё бы — ведь это мои деньги! Все мои приятные для меня деньги я упаковал в большую спортивную сумку. И тут меня охватила сильная эйфория. Приятно быть владельцем содержимого этой сумки. Три с половиной миллиона долларов! Три с половиной миллиона долларов США! Вот это эйфория! Вот это да! Видела бы содержимое этой чёрной спортивной сумки моя жена! А то всю жизнь называла меня бомжом, лузером, хроническим неудачником. А теперь я удачливый мужчина!

Я вышел от офиса Ганчука, окрылённый счастьем. Шёл к моему Мерседесу медленно, боясь слежки. Никто меня не вёл и никто не ограбил! Слава Богу! Ганчук действительно, как и говорил Арсен и как я сам увидел, оказался порядочным человеком. Ведь и среди миллиардеров есть порядочные люди. А может, он ждёт, что я продам ему остальные предметы искусства, а потом меня ограбит? Но ведь у него и так достаточно денег. Он ограбил Украину. Наверное, он не доплачивает государству налоги. А кто в Украине платит исправно налоги? Ведь в Украине сажают в тюрьму за украденный мешок картошки,