Военное духовенство в России в конце XIX – начале XX века - Лекха Вильевна Жукова

всех сил – он заходил к военнопленным после службы, беседовал с ними и, хотя по-русски говорил плохо, «но все-таки его можно было понять»[278], проводил богослужения, хотя и «очень плохо выговаривает слова молитв»[279].

Основной заботой зимы – весны 1905 г. стала для священников организация праздничных богослужений – рождественских и пасхальных. Причем с первыми удалось справиться гораздо проще, но уже к Пасхе 1905 г. количество военнопленных снова резко увеличивается. Пасхальные же торжества требовали значительного напряжения сил священнослужителей, например, для организации исповедей, хотя бы и коллективных. Для этого приходилось привлекать дополнительно священников, в том числе не знавших русского языка.

Между тем выход был. С самого начала войны о. Николай надеялся на то, что из России для окормления военнопленных будет выписан русский священник. Получив отказ, о. Николай еще сохранял надежду на то, что с пленными останутся военные священники. Действительно, в числе спасенных с «Рюрика» оказался священник – о. Алексей (Оконешников). Вместе с остальными пленниками он был доставлен вначале в Симоносеки, а затем – в Сасебо, где его впервые подвергли допросу и сообщили, что скоро отпустят на Родину. О. Алексей выразил желание остаться с командой «Рюрика», однако «офицеры решили иное»[280] – они хотели передать с о. Алексеем донесение о судьбе «Рюрика» в Россию. Не собиралась задерживать священника и японская администрация – ему «разрешили проститься со своими, ни о чем с ними не разговаривая»[281], и отправили в Нагасаки. В Нагасаки о. Алексей похоронил четверых умерших матросов, поскольку там имелись русская часовня и православное кладбище, и вскоре был отправлен на пароходе в Шанхай[282].

Хотя пробыл о. Алексей в Японии очень недолго, газеты успели о нем написать, и о. Николай через французского посланника пытался ходатайствовать, чтобы священник с «Рюрика» был оставлен в Японии «не в виде пленного, а для удовлетворения нужд его паствы, оставленной пленною в Японии»[283]. Однако ходатайство не было удовлетворено.

В декабре о. Николай через французского министра снова начал хлопоты.

Вместе с пленными из Порт-Артура в Японию прибывают и священники[284]. Решив вновь просить оставить их с пленными, о. Николай на этот раз больше был уверен в успехе, тем более секретарь французского посольства заверил его, «что министр уже получил позволение от японского правительства на оставление русских священников с порт-артурскими пленными командами»[285]. Уже через неделю, 6 января, стало известно, что разрешение получено не будет.

Священник Дмитрий (Тресвятский), находившийся в Мацуяма, попытался остаться с пленными – полковник Кавано даже выделил ему комнату в госпитале для пленных. Выразили желание остаться еще двое. Однако в начале февраля все они были отправлены в Россию.

В марте 1905 г. стало очевидно, что больше священников для служения военнопленным Японская церковь выделить не может. Было решено рукоположить нескольких диаконов, окончивших курс в семинарии и знающих русский язык. Для хиротонии были единодушно избраны о. о. Иоанн (Оно), Яков (Тоохей) и Акила (Хирото). Однако кандидатура о. Петра (Уцида) вызвала возражения.

На этот раз терпение о. Николая истощилось. «При всех избраниях я почти всегда молчал, давая им полную свободу избирать или нет и углубляя тем семя соборности церковной. Поэтому <…> я хотел, чтобы избрание было их делом. Но следует показать и то, что епископ своею властью, без избрания церковного, может поставить священника и диакона»[286]. Между прочим, настоять на своем о. Николай не смог. Дальнейшие назначения шли уже в спешке, к военнопленным направлялись некоторые священники, не знавшие русского языка, но о. Николай не мог исправить ситуацию[287].

Таким образом, хотя к исполнению церковных обрядов для русских военнопленных и было привлечено более половины священников Японской православной церкви, удовлетворить духовные нужды своей паствы они не могли. Во-первых, количество священников было настолько несоизмеримо с количеством военнопленных, что не всегда удавалось обеспечить даже проведение праздничного богослужения. Увеличению количества японских священников постоянно препятствовало «Общество духовного утешения военнопленных», находя, что содержание их слишком дорого для общества, хотя миссия постоянно погашала эти расходы из собственных средств. От привлечения же к окормлению военнопленных русских священников последовательно отказывалось японское правительство. Во-вторых, бескомпромиссность военной администрации нередко приводила к дезорганизации работы священников, в том числе и без видимых нарушений правил с их стороны. В-третьих, сами священники, даже при благоприятном отношении военной администрации, не всегда соответствовали возлагаемым на них задачам, в первую очередь, недостаточно знали русский язык.

«Духовное утешение» русских военнопленных в Японии в 1904–1905 гг

Опубликовано: Армия и общество в российской истории ХVIII – ХХ вв. Международная заочная научная конференция, 18 января 2007 года: сборник трудов. Тамбов: Издательство ТГТУ, 2007. С. 120–125.

Одной из самых тяжелых психологических ситуаций, связанных с войной, является пребывание в плену. Солдаты, временно лишенные свободы и вынужденно находящиеся на враждебной территории, переживают комплекс разнообразных психологических стрессов, обусловливающих особенное поведение военнопленных. Оно имеет некоторые черты, присущие поведению заключенных в местах лишения свободы. Однако есть и отличия. Нередко начальный этап пребывания в плену сопровождается сильнейшим стрессом, связанным с последними военными переживаниями. Кроме того, особенно на начальном этапе, военнопленные часто испытывают комплекс вины, даже в случае добровольной сдачи в плен. К нравственным страданиям добавляются физические – боль от полученных ранений, адаптация к чуждому климату, непривычной еде и т. д. Одна из проблем плена – вынужденное общение с врагом. Нередко военнопленные страдают не только от враждебного отношения, но и от обывательского любопытства местного населения. Серьезными проблемами становятся отсутствие привычных занятий. Наконец, к усталости и скуке прибавляется тоска по родине, по семье и близким. Разрушению системы ценностей, изменению отношения к собственной личности немало способствует большая концентрация военнопленных и отъединение нижних чинов от офицеров. Это как нельзя более способствует формированию в среде военнопленных «малых групп», зачастую враждебно настроенных друг к другу по самым различным причинам[288].

Результатом длительного пребывания в плену становится склонность к девиантному поведению, маргинализация сознания, утрата нравственных ориентиров, рост преступности, помешательства и даже самоубийства военнопленных. В этих условиях особенную актуальность приобретают все мероприятия, связанные с оказанием психологической помощи и поддерживанием нравственных ориентиров военнопленных. Одним из способов решения этих проблем могла бы стать религиозная работа среди военнопленных, однако лишь в том случае, если священник имеет возможность именно окормлять, то есть не только проводить богослужения, но и быть духовным руководителем своих подопечных.

Для России первой войной, в которой возникла эта проблема, стала Русско-японская (1904–1905