Квартирный вопрос - Джейн Уэнхем-Джонс

– Если хочешь, можешь взять с собой Джульетту, – предложила Луиза. – Ей необходимо немного развеяться.

Мне было трудно представить Джульетту в одной компании с Ровеной и Соней.

– Она прекрасно чувствует себя сейчас.

– Мне так не показалось. Вчера я видела ее в супермаркете «Сенсбери».

Луиза, наверное, заметила, что Джульетта находится в приподнятом настроении, и неправильно истолковала ее состояние, зная, что моя сестра страдает маниакально-депрессивным психозом. В последний раз, когда я звонила Джульетте по поводу книг, она чувствовала себя отлично. Возможно, все дело было в таком психологическом явлении, которое наша мать и Джульетта называли перенесением или проецированием собственного состояния. Луиза, которая чувствовала себя несчастной, решила, что Джульетта находится на грани самоубийства.

Я знала, что Луиза чувствует себя глубоко несчастной. Иначе она не явилась бы ко мне ни свет ни заря, чтобы принести сногсшибательное известие о возвращении в Истфорд нашей школьной подруги. Я хорошо знала, что если Луиза наложила на лицо слишком толстый слой косметики, значит, у нее депрессия.

Я стала осторожно расспрашивать ее и постепенно узнала, что Невилл, владелец газетных киосков, готов продать все свои торговые точки и бежать с ней, если только она решится бросить Роберта. Но Луиза любила Роберта, хотя он не прижимал ее спиной к шкафу в порыве безудержной страсти, как Мистер Газетный. Роберт все еще хотел, чтобы Луиза родила ребенка, и злился от того, что она избегала разговоров о беременности. Однако все это я слышала и прежде, и мне казалось, что причина подавленности Луизы кроется в чем-то другом.

Я хотела бы обладать таким темпераментом, какой был у Луизы. Однако страсть не может длиться долго. Но прежде чем вы поймете, что все кончено, вы окажетесь в сложной ситуации, из которой очень нелегко выпутаться. Вот почему Луиза была обречена страдать каждый раз, когда рвала отношения со своими избранниками.

Мы с Мартином тоже когда-то испытывали страсть друг к другу. Или, по крайней мере, я испытывала к нему. Но сейчас я даже не могла вспомнить, что чувствовала тогда. Джульетта и Сид тоже поначалу не расставались ни на минуту. Когда Сид уходил в ванную комнату (что случалось нечасто), Джульетта страдала от разлуки, и все же постоянно против него бунтовала. Но с годами их отношения, как у всех, вошли в колею. Даже моя мама изредка, после трех бокалов «Чинзано», признавалась, что, когда ей было восемнадцать лет, она испытывала дрожь в коленях при виде нашего отца. Впрочем, она тут же добавляла, что сейчас ее тошнит от него. Как будто я этого не знала.

Я наблюдала за тем, как Джульетта кладет в хозяйственную сумку книги об избыточном весе, которые я отобрала, и думала: хорошо бы опять здесь в ее уютной кухне, излить свой эмоциональный Angst (или как это у психоаналитиков называется?), а она бы тем временем составила для меня психотерапевтический список. Это она любила! Прошлый раз она с моих слов составила список из двадцати семи пунктов, в которых перечислялось все, что меня беспокоит, а потом мы прошлись по нему и подробно все проанализировали. По ходу обсуждения мы решали: а) стоит ли вообще беспокоиться по данному поводу; б) если все-таки стоит, то могу ли я сделать что-то, чтобы изменить ситуацию; в) если я в силах изменить ситуацию, то как и когда это следует сделать.

Потом мы последовательно вычеркнули все пункты, относившиеся к категории «беспричинных беспокойств». Из-за того, скажем, что незнакомая женщина, сидящая в пивной через дорогу, считает Мартина милым мужчиной, а меня старой каргой, загубившей его жизнь. Потом мы перешли к пункту «б»: например, то, что у нас придурковатая мать… Или то, что я постоянно сажаю пятна на одежду. Устранить это невозможно, а значит, и беспокоиться не стоит.

В конце концов у нас осталось девять пунктов, и мы составили план действий, в соответствии с которым я должна была:

1. Купить крем против морщин;

2. Поменять кредитную карточку;

3. Сходить к зубному врачу. Хотя справившись в «Словаре бессознательного» и заглянув в свой личный сонник, Джульетта пришла к выводу, что сны, в которых у тебя выпадают зубы, свидетельствуют не о болезни десен, а о неспособности повзрослеть (спасибо, старина Зигмунд).

Все это бывало для меня не без пользы, хотя после трехчасового обсуждения мы так уставали, что могли только разойтись по домам и лечь спать. И уж точно не в силах были не из-за чего беспокоиться. Но, вспоминая теперь составленный Джульеттой на основе собственного опыта сонник, изобиловавший датами и ссылками, я думаю, что склонность к писательскому труду, должно быть, у нас в крови.

Все дело было только в количестве написанного. Джульетта составила целую полку из записных книжек, в которых анализировала проявления своего маниакально-депрессивного психоза. А мне сейчас под силу было записывать в ежедневник только приходившие в голову странные мысли, а не то, сколько тысяч фунтов потребовал от меня Тревор в этом месяце и не забыл ли Найджел заказать сухую штукатурку.

Если это и означало, что скоро я впаду в состояние, в котором Джульетта обычно тщательно фиксировала все свои действия – начиная с того, как она ела брюссельскую капусту, и заканчивая тем, как она испражнялась, – что с того… Ведь и наша мама исписывала листы бумаги перечнями того, «что я должна сказать, когда увижу тебя, дорогая» и того, «что я забыла сказать тебе в прошлый раз» – но дальше этого дело, сколько я знаю, не пошло. А мой отец однажды во время одной из своих депрессий написал содержащий рассказ ужасов «История города», который никто не желал читать. Тем не менее все считали его нормальным человеком. Так что страсть к писательству у меня наследственная, только я хотела этим подзаработать, а все остальные писали только для себя.

Внезапно я вернулась к действительности и поняла, что все это время сидела, уставившись невидящим взором в пространство. Взглянув на Джульетту, я заметила, что она тоже ушла в себя.

– Ты помнишь, как мы ездили искать наши корни? – задумчиво спросила она.

– Ты имеешь в виду тот случай, когда мы думали, что увидим жалкую, наполненную крысами квартиру, в которой, как мы считали, жил в детстве в полной нищете наш отец, а обнаружили, что его семья обитала в приличном одноквартирном доме в Бекенгеме?

– А ты помнишь, что у нас не получилось ни одно фото? – раздраженно спросила она.

– Да, потому что ты забыла снять колпачок с объектива.

– Нет, я не забыла! И в фотоателье мне сказали, что пленка была использована. Но дело не в этом. Меня мучает один вопрос…

– Какой?