Русская военная история в занимательных и поучительных примерах. 1700 —1917 - Николай Ковалевский

Любимым кушаньем генерала И. Гурко была манная каша на молоке с сахаром, что очень не вязалось с его мужественным характером и суровой требовательностью.

В полной мере свою требовательность Гурко проявил в декабре 1877 г., когда отряд русских войск под его командованием, помогая братьям-болгарам, совершал героический переход через Балканы. На совещании у командующего один из генералов стал жаловаться на трудности, но Гурко прервал его следующими словами: «Говорите, вам трудно? Что ж, если большим людям трудно, я определю их в резерв, а вперед пойду с маленькими!» Больше жалоб от генералов не было.

Во время зимнего перехода через Балканские горы отряд генерала И. Гурко столкнулся с неимоверными сложностями движения через снега и обледенелые кручи. Артиллерию пришлось нести буквально на руках. Когда Гурко доложили, что на одном из перевалов артиллерию даже на руках поднять нельзя, «железный генерал», не видя никаких других возможностей, приказал: «Втащить зубами!» Отряд преодолел и этот перевал.

Всегда спокойный, неустрашимый и хладнокровный среди свиста пуль и разрыва снарядов генерал Гурко любил внушать своим подчиненным: «Бой, при правильном обучении, не представляет ничего особенного, это то же учение с боевыми патронами, только требует еще большего спокойствия и порядка».

Известный военный инженер генерал Э. Тотлебен долго не мог придумать способа разрушения мельниц в Плевненском укрепрайоне, где оборонялись турецкие войска. Так как артиллерия до многих мельниц не доставала, Тотлебен прибег к инженерной хитрости: сделал на речках запруды, а потом взорвал их, после чего потоки хлынувшей воды снесли мельницы. После взятия Плевны Тотлебен сокрушался, что эти мельницы, нужные населению, ему же и надо восстанавливать.

Во время русско-турецкой войны 1877—1878 гг. генерал Драгомиров организовывал переправу своей дивизии через Дунай. Оценивая действия солдат, высаживающихся на берег и схватывающихся с турками, он подумал вслух: «Ничего не разберешь, лезут, лезут...» Но стоявший рядом генерал Скобелев вдруг стал поздравлять Драгомирова с победой. «Ты где это видишь?» — удивился Драгомиров.— «Где? На лицах у солдат: взгляни-ка на это лицо, а? Такая рожа бывает только тогда, когда он одолевает супостата. Вишь, как прет, любо смотреть!»

Адъютант генерала Скобелева передал курьеру приказание отправиться на Шипку к командиру корпуса Радецкому с пакетом: «Если воротитесь к утру, генерал обещает вам крест, а если опоздаете — арест».

При осаде турецкой крепости Каре в составе русских войск находился чеченский конный полк. Чеченцы, собратья непокорного Шамиля, тяготились русской воинской повинностью и постоянно дезертировали. Их ловили и даже уже не судили, а ограничивались административными взысканиями. Среди русского командования преобладало мнение, что если б и все чеченцы разбежались, то следовало бы только радоваться: избавились бы от лишних хлопот и от немалых расходов на содержание этого мнимого конного полка, который, того и гляди, убежит к неприятелю.

Не боясь пуль, генерал М. Скобелев нередко разглядывал вражеские позиции, поднявшись на возвышение бруствера, что вызывало тревогу у его подчиненных, любивших своего командира. Генерал Куропаткин, начальник штаба, придумал такую хитрость: помощникам Скобелева подниматься на банкет вместе с ним, чтобы, беспокоясь за них, он сам не рисковал. Когда Скобелев по привычке влез на банкет, Куропаткин и другие последовали за ним. «Чего вы здесь оказались? — рассердился Скобелев. — Сойдите вниз!» «Мы обязаны брать пример с командира»,— ответил Куропаткин. Пришлось Скобелеву выбирать более безопасную позицию для наблюдения.

Офицер Генерального штаба полковник Паренсов, став помощником у Скобелева и познакомившись с ним поближе, был очень доволен своим командиром, сделавшимся его героем и кумиром. Встретив как-то генерал-майора Нагловского, однокашника по учебе в академии, Паренсов хотел рассказать ему о Скобелеве и порекомендовать перейти под его начальство. Но тот опередил товарища восторженными рассказами о своем командире — Гурко и предложением перейти от «несносного» Скобелева под начальство Гурко.

Знаменитый генерал Скобелев поздравлял офицеров и солдат с предстоящим сражением, приучал видеть в отстранении от боя худший вид наказания, а назначение в бой считать наградой; носил белый мундир, чтобы быть для войск приметным, получил имя «белого генерала»; устраивал растерявшимся в бою солдатам тренировку в выполнении ружейных приемов в сорока шагах от атакующего неприятеля; вел войска в сражение под песни и барабанный бой, любил, чтобы в лагере и на позиции играли хоры музыки; следил, чтобы солдаты ежедневно получали по чарке спирта и весь положенный провиант; считал, что «солдат надо бодрить, веселить, а не киснуть», выписывал для них игры, устраивал солдатские театры; любил всякие женские общества, дружеские вечеринки и другие развлечения.

Однажды, находясь на передовой, генерал Скобелев писал донесение; окончив его, он наклонился за горстью песка, чтобы осушить им чернила. В этот момент вблизи со страшным свистом разорвалась турецкая граната и засыпала бумагу песком. «Сегодня турки что-то особенно внимательны ко мне,— хладнокровно заметил Скобелев, стряхивая песок и кладя бумагу в конверт,— на каждом шагу стараются оказать мне какую-нибудь услугу».

ГЕНЕРАЛ ОТ ИНФАНТЕРИИ

Скобелев Михаил Дмитриевич

1843—1882

Один из лучших генералов русской армии. После окончания Академии Генштаба (1868) служил в Средней Азии, участвовал в Хивинском походе и Кокандской военной экспедиции русских войск, командовал войсками Ферганской области. В русско-турецкую войну 1877—1878 гг. командовал бригадой и дивизией, отличился в боях под Плевной и Шипкой, был любимцем войск, приобрел большую популярность в России и Болгарии. В 1880—1881 гг. руководил Ахалтекинской военной экспедицией. Неожиданно скончался в 1882 г.

Сражаться за веру, царя и отечество русскому воинству помогали военные священники. Но не всегда они действовали в меру своих возможностей и требований боевой обстановки. Генерал Скобелев в своей дивизии начал с вопроса: «Где наши священники?.. Я недостаточно знаком с нашим священным персоналом: они всегда где-то в тылу».

В боевом приказании Скобелева накануне похода через Балканы определялось: «В трудные минуты священников впереди с крестом видят там, где забыли голос начальников и даже знамя». Говорили, что у Скобелева не только офицеры и солдаты были молодцы, но и священники.

Признавая за Скобелевым несомненные военные способности, его критики-завистники ставили ему в упрек «невоздержанный» образ жизни, лихие поступки, самовольство. Зная об этом, Скобелев писал своему другу генералу Куропаткину: «Когда будут ругать, не очень верьте, стою за правду и Армию и никого не боюсь».

Генерал К. П. Кауфман, покоритель Туркестана, рассказывал такую легенду о туркменах-текинцах как грозных воинах, которых боялись все соседние народы. Однажды ночью на перса напал текинец, но силачу-персу удалось сбить того с ног, и он достал нож, чтобы его зарезать. Но тот вдруг закричал: «Что ты делаешь? Разве ты не видишь, что я — текинец?» Перс настолько испугался, что лишился чувств, после чего текинец подобрал нож и зарезал противника. Рассказав эту легенду, Кауфман добавил: «И таких-то молодцов нам пришлось покорять!»

Вместе с русскими войсками в одном из Туркестанских походов был В. Верещагин, художник, замечавший печальную, грубую и безжалостную сторону войны. Когда царь Александр II посмотрел на выставке туркестанскую серию картин этого художника, он заметил, что некоторые из них «надобно казнить за превратное изображение событий и недостаток патриотизма». Критику раздули, и разволновавшийся Верещагин с досады порезал и сжег три картины — «Забытый», «Окружили» и «Вошли». Однако он оставил висеть на выставке рамы с «крамольными» надписями.

После Туркестана художник В. Верещагин поехал на русско-турецкую войну 1877—1878 гг. Посещая разные места, он остался недоволен Шипкой, о чем писал в письме брату: «Все время стреляют, и пулями, и гранатами, и бомбами, похуже Плевны — просто рисовать нельзя».