Отец моего врага - Сандра Бушар

увлеклась процессом, что совсем перестала смотреть под ноги. И, что вполне ожидаемо, просто споткнулась об какой-то кирпич или колонку. Что именно это было — не так важно. Важно лишь, что, вовремя не поймав равновесие, гравитация понесла меня неумолимо вниз, носом к земле.

Глава 6

Не знаю, как это произошло, но в одну секунду музыка прекратилась. Человек в мгновение ока преодолел расстояние к дивану около рояля и буквально за секунду до удара мне под лицо залетела подушка. Нет, ну просто снайпер Зайцев какой-то!

— Что за черт?! — захныкала я, чувствуя приближающиеся шаги. Не надо быть гением, чтобы понять — принадлежали они мужчине, а не старушке. Которая, к слову, вообще еле-еле ходит, какие уж там сложные маневры?!

— Я, конечно, рассчитывал на повальный эффект, Персик, —Прохор Германович все ниже и ниже склонялся надо мной, его насмешливый голос мурашками разлился по телу. Резко перехотелось подниматься. Наоборот, я прямо мечтала провалиться под землю на этаж ниже. — Но чтобы прямо так…

— Не обольщайтесь, — фыркнула я от раздражения. Нет, ну какого черта он опять ко мне лезет? И где, собственно, куратор?! — У ваших ног штабелями могут ложиться только бюджетницы, эскортнницы и старушки.

С тяжелым уставшим вздохом самого замученного человека на планете Земля мужчина подхватил меня под мышки. И нет чтобы опустить на ноги, понес к дивану. Как ребенка какого-то, натворившего что-то, не укладывающееся в голове и выбивающееся из намеченного плана.

Я и пискнуть не успела, как оказалась сидящей на старом кожаном диване. Только начала осматриваться по сторонам, как Прохор Германович резко опустился на коленки, начиная осматривать мою лодыжку. Ту самую, что повредила в гей-клубе. Теперь она снова ныла, и я снова ощущала Его пальцы на Своей коже. Мне совершенно не нравилось, как волнами окатывал странный розовый дурман, заставляя захлебываться в чем-то сладко-тягучем.

— Прямо интересно, — продолжая «медицинскую» проверку, между делом он бросил на меня взгляд исподлобья, хмурый и недовольный. Даже в полутьме он горел адским пламенем. — Почему бюджетницы? А не те, кто за деньги учатся?

— Смысл вам выгонять тех, кто спонсирует вуз? — сложив руки на талии, я попыталась скрыть дрожь в ладонях под мышками. — А вот бюджетницы на все готовы ради светлого будущего.

— Упустим тот момент, что ты тоже на бюджете, —  прыснул со смеху тот, а я вдруг покрылась румянцем с головы до пят. Действительно, мне-то как раз и надо стелиться перед ректором, на все соглашаться. Только вот его просьба о протежировании по учебе в аудитории при всех почему-то напрочь убила желание угождать мужчине. — Что насчет эскортниц и старушек?

Против воли я заметила, как нежно пальцы мужчины изучали мою ногу, шелком скользили по ней, будто поглаживая. Раз, еще раз… Снова, снова и снова… Он будто пытался найти причину задержать меня на месте или пользовался сговорчивостью. На самом деле опыт четко показал: бежать от Прохора Германович бесполезно, пусть хоть какой-то толк от него будет.

— Эскортницам платят. Они будут делать то, что вам угодно. Хоть в любви признаваться... Кстати, не думали кому-то из этой древнейшей профессии предложить подобное? — саркастично подняв бровь, я увидела, какой странный взгляд на меня бросил Прохор Германович. Словно он считал именно меня эскортницей. Именно это я ощутила, когда его брови непонимающего сошлись на переносице. А может… Просто показалось. С чего вдруг ему так думать? Откашлявшись, я отвернулась к зашторенному окну. — А бабушки потому, что вы явно как-то очаровали требовательную Виолетту Васильевну, потому что иначе я вообще не представляю, как она разрешила вам переделать ее кабинет в… —  я обвела рукой склад непонятных мне вещей совершенно разного назначения, —  это!

Прохор Германович усмехнулся, продолжая зачем-то обнимать мою ножку и стоять на коленях у дивана:

— Виолетта Васильевна приболела и ушла в отпуск без срока давности. Ничего серьезного, но пусть отлежится, —  он многозначительно поиграл бровями, а я задохнулась. —  Между нами говоря: больше женщина не вернется. Я уж позабочусь. Пора ей отдыхать, а не вас — лодырей — тянуть. Женщина заслужила свою законную спокойную пенсию.

— По себе всех стариков не судят, она любила работать, а мы любим ее, — выпалила я, и по лицу Прохора Германовича прошла тень. Он вдруг встал на ноги и навис надо мной, как скала. Ректор не делал ничего особенного, но стало максимально неуютно. Как в камере с голодным злым удавом. Желая увести тему, быстро добавила: — С чего вы решили, что она не вернется?

— Заявление у меня на столе, но она может и передумать, — сделав краткую паузу, тот с придыханием и явно смакуя каждое слово отчеканил по слогам: — В любом случае, замены нет, и теперь я — твой куратор. Кабинет разобран, тут пока будет склад лишних в вузе вещей.

Пульс барабанил в ушах набатом, не давая услышать собственный голос. Будто проваливаясь в диван, я прохрипела:

—  Вы хотели сказать «наш». Наш куратор… Не мой.

— Нет. Не хотел, — звонкий голос полоснул ножом по сердцу, выбивая дух. — Я не ошибаюсь, Персик.

— Не надо меня так называть, — поморщилась я. Много лет назад я по дурости сказала Кристине, что считаю свои щеки толстыми, и с тех времен сестра начала дразнить меня персиком. Эта идиотская кличка привязалась еще к родителям, что раздражало еще больше. Но Прохор Германович произносил это сочетание букв иначе, словно… Перекатывал на языке дорогое вино. К тому же, он называл меня так совсем по другой причине...

— Тебе нравится, — не спросил, а именно констатировал он. И прежде чем я успела хоть что-то ответить, гром его стального баритона разверзся в помещении эхом: — Обычно я не уговариваю девушек, можешь считать себя особенной.

— Это комплимент? — зачем-то уточнила, пялясь в пол. То, как он скользил голубыми глазами по мне, сложно было не почувствовать.

— Нет, — удивил, продолжая хриплым голосом: — И еще один безошибочный факт: ты не выйдешь отсюда, пока я не получу подпись.