Скобелев: исторический портрет - Валентин Масальский

Прибывшим из Ташкента войскам Скобелев устроил торжественную встречу: парад, офицерам — пир, солдатам — угощение. Население же приняло весть о вхождении в состав России с восторгом. В донесении после инициативного занятия Коканда Скобелев писал: «При движении отряда жителям кишлаков объявлялось о принятии их в подданство великого государя. В кишлак Бульбы пришли ночью. Улицы были освещены кострами; народ повсеместно ликует, узнав о присоединении к России». О движении другого отряда он доносил: «Объявление о присоединении к России… принималось народом восторженно. Жители Маргелана просили отряд войти в город, что и было исполнено; улицы города и базары были иллюминированы. По дороге жители кишлаков встречали радостно; везде достархан».

Отношение населения Коканда к вступлению в состав России вполне соответствовало объективному историческому значению этого факта. Вхождение Средней Азии в состав Российского государства имело исторически прогрессивный характер. Оно принесло мир и спокойствие, законность и равноправие. Рабство было упразднено, ускорился переход кочевников к оседлой жизни. Началась консолидация племен и народностей в узбекскую нацию. Получили начало развитие промышленности, железнодорожное строительство, становление экономики на капиталистические рельсы. Присоединение Средней Азии к России ускорило ее социально-экономический и культурный прогресс. Следует отметить и другую, очень важную, но менее известную сторону.

Русская политика в Средней Азии фактически направлялась прогрессивной частью общества — интеллигенцией в лице Императорского географического общества и деятелями передового тогда российского востоковедения. Пределы вмешательства власти в местные дела строго ограничивались. Уклад жизни населения, религиозные верования и обряды, деятельность культовых учреждений — все это оставалось в неприкосновенности. Вместе с обеспечением политической стабильности в крае, где ежегодно происходило до двухсот междоусобных войн, присоединение к Российской империи сразу изменило к лучшему жизнь народа. Помимо «господ-ташкентцев» в Среднюю Азию пришли и многочисленные специалисты, которые самоотверженно и бескорыстно трудились на ниве просвещения, здравоохранения, агрономии, техники. Чиновники по инициативе генерала Кауфмана были обязаны изучать местные языки, знать и уважать местные обычаи и нравы. Войск в Средней Азии было мало, границы с Персией и Афганистаном оставались открыты. Управленческий аппарат был также очень немногочисленным. Русские жили рядом с местным населением, вместе трудились, тесно общались. Выше стали оцениваться плоды труда дехкан. Если в прошлом местные купцы за бесценок скупали продукты сельского хозяйства и ремесла, то теперь доход дехканина повысился. Когда началось развитие хлопководства, за килограмм чистого хлопка земледелец получал сумму, достаточную для покупки коровы. На рынок потекли промышленные товары из России. Все сказанное в полной мере относится и к Туркмении, о которой скоро пойдет речь. Россия умела строить национальные отношения.

Скобелев был противником произвола и всякой жестокости. Казни, проводившиеся англичанами в Индии, Афганистане и в других колониях, вызывали в нем протест. Против этих расправ восставала не только его гуманность — он считал, что они вместо покорности вызывают ненависть и приносят не пользу, а вред. В 1882 г., в момент наивысшего подъема славы Скобелева, английский корреспондент Марвин добился встречи и беседы с ним, которую затем опубликовал. «Казни, предпринятые генералом Робертсом в Кабуле, были ошибкой, — говорил Скобелев. — Каков бы ни был род вашей казни, он все-таки уступит изобретательности восточного деспота. К этому туземцы привыкли; мало того, совершение казни вызывает в них ненависть. Я предпочел бы бунт целой области казни одного туземца. Если вы победите их силой в бою и нанесете жестокий удар, они этому подчинятся как воле Божией. Моя система — сразу сильно ударить и наносить удар за ударом, пока не сломлено сопротивление. Но с наступлением этого момента вводится строжайшая дисциплина, кровь перестает литься и с побежденным обходятся мягко и гуманно».(На личной практике Скобелева остановимся ниже.)

В связи с колониальной политикой России и лично Скобелева необходимо и важно подчеркнуть коренное различие между колонизацией, проводимой русской и западными державами. Расширение России происходило и мирно, путем расселения русских крестьян на неосвоенных землях необъятных просторов Урала, Сибири и Дальнего Востока или путем добровольного вхождения тех или иных соседних территорий в состав России, и не мирно, путем завоевания. В Средней Азии, как и за Уралом, имел место и тот, и другой путь. Но здесь, как и везде, — в этом и состоит принципиальное отличие — русские поселенцы не ставились в положение народа-господина по отношению к коренному населению и не добивались такого положения. Поэтому не было отчужденности и вражды между русским и нерусским населением. Политика Скобелева в Средней Азии была не открытием, хотя непосредственно опиралась на его личные убеждения и свойственное ему великодушие к побежденным, а продолжением многовековой традиции русского государства. Сам Скобелев подчеркивал, что он следует исконным принципам Московского царства, не делавшим различия между русским и нерусским населением, как на новоприобретенных, так и на коренных территориях. Иностранцы, в том числе англичане, при ознакомлении с положением в русских колониях быстро убеждались, что дело обстоит именно так. После присоединения к России Туркестана лорд Керзон, специалист по колониальному вопросу, предпринял путешествие по Бухаре, Коканду и Хиве. Вот его непосредственные впечатления: «Россия бесспорно обладает замечательным даром добиваться верности и даже дружбы тех, кого она подчинила силой… Русский братается в полном смысле слова. Он совершенно свободен от того преднамеренного вида превосходства и мрачного высокомерия, который в большей степени воспламеняет злобу, чем сама жестокость. Он не уклоняется от социального и семейного общения с чуждыми и низшими расами. Его непобедимая беззаботность делает для него легкой позицию невмешательства в чужие дела; и терпимость, с которой он смотрит на религиозные обряды, общественные обычаи и местные предрассудки своих азиатских собратьев, в меньшей степени итог дипломатического расчета, нежели плод врожденной беспечности. Замечательная черта русификации, проводимой в Средней Азии, состоит в применении, которое находит завоеватель для своих бывших противников на поле боя. Я вспоминаю церемонию встречи царя в Баку, на которой присутствовали четыре хана из Мерва… в русской военной форме. Это всего лишь случайная иллюстрация последовательно проводимой Россией линии, которая сама является лишь ответвлением от теории «объятий и поцелуев после хорошей трепки» генерала Скобелева. Ханы были посланы в Петербург, чтобы их поразить и восхитить, и покрыты орденами и медалями, чтобы удовлетворить их тщеславие. По возращении их восстановили на прежних местах… Англичане никогда не были способны так использовать своих недавних врагов». К сказанному Керзоном я мог бы добавить другие не менее характерные примеры. Вот один из них, приводимый М.И.Полянским и относящийся к судьбе плененных Скобелевым в 1870 г. двух шахрисябских беков: «Дальнейшая судьба беков хорошо характеризует отношение России к побежденным. Оба бывших правителя поступили на нашу службу. Оба умерли: Баба-бек — подполковником, а Джура-бек — генерал-майором».