Особое мнение (Сборник) - Филип Дик

— Янси вполне мог бы существовать, — задумчиво добавил он. — Множество людей похожи на Янси… в этом-то и проблема.

— Вы сознательно работали над переделкой людей по образу и подобию Янси? — спросил Тавернер.

— Честно говоря, я не знаю, с чего всё началось там, наверху. Я работал копирайтером в компании, производившей полоскания для рта. Меня наняли местные власти, и кратко обрисовали, чего от меня ждут. Догадываться о целях проекта мне пришлось самому.

— «Местные власти» — это Управляющий Совет Каллисто?

Зиплинг рассмеялся.

— Местные власти — это синдикаты, которые здесь хозяйничают. Они владеют этой луной до последнего винтика. Впрочем, мы должны называть Каллисто планетой.

Он скривил губы в усмешке.

— Похоже, власти готовят что-то крупное. Они хотят подмять под себя Ганимед — единственного серьёзного конкурента. После этого Каллисто сможет диктовать свою волю Девятиплану.

— Но они не смогут захватить контроль над Ганимедом без открытого объявления войны! — возразил Тавернер. — За компаниями Ганимеда стоит его население…

И тут до него дошло.

— Они ведь развяжут войну, — сказал он тихо. — Для них война стоит того.

— Вот именно. А для того, чтобы начать войну, им надо заручиться поддержкой населения. Ведь если задуматься, местные не получат от войны ничего хорошего. Война сметёт с лица Каллисто мелких торговцев и добытчиков, власть ещё больше сосредоточится в руках крупных тузов. Чтобы получить поддержку восмидесяти миллионов человек, их нужно низвести до состояния овец, которых ничего не интересует. Собственно, это сейчас и происходит когда программа Янси будет завершена, каллистяне будут соглашаться с любыми доводами. Он думает за них. Он заботится об их причёсках, говорит им, в какие игры играть, рассказывает анекдоты, которые потом повторяют по всей планете. Его жена готовит обед для всей Каллисто. Миллионы и миллионы копий Янси делают то же, что и он, верят в то же, что и он. Мы обрабатываем местную публику уже одиннадцать лет, и самое важное тут — ни на секунду не прерывающееся однообразие Янси. Растёт целое поколение, считающее, что только он может дать ответ на любой возникший вопрос.

— Чертовски большой, должно быть, проект — создать Янси.

— Тысячи людей заняты только написанием материалов. Вы видели первый этап, который транслируется на всю поверхность Каллисто. Потом — ленты, фильмы, книги, журналы, постеры, брошюры, радио- и видео-постановки, заметки в газетах, комиксы для детей, слухи и сплетни, тщательно продуманная реклама… Непрерывный поток Янси в массы.

Зиплинг взял со столика журнал и показал Тавернеру заглавную статью.

— «Что у Джона Янси с сердцем?» Поднимает вопрос о том, как бы мы жили без Янси. На следующей неделе — статья о желудке Янси… Мы знаем миллионы подходов, мы пролезем в любую дырочку. Нас называют янсерами. Янси, как новый вид искусства! — ядовито закончил он.

— А что ваши коллеги думают о Янси?

— Надутый индюк, пустышка.

— И что, никого из ваших не убеждают его речи?

— Даже Бэбсон только посмеивается, Бэбсон — на самом верху пирамиды. Выше него только те, кто заказывает шоу и платит деньги. Не дай бог, не дай бог, если мы вдруг начнём верить в Янси… если мы вдруг решим, что эта пустота имеет смысл… Я не вынесу этого.

— Но почему? — спросил Тавернер с интересом. Скрытый микрофон передавал весь разговор в штаб-квартиру в Вашингтоне. — Почему вы решили порвать со всем этим?

Зиплинг подозвал своего сына:

— Майк, оторвись на минутку от игры, подойди сюда.

Тавернеру он объяснил:

— Майку девять лет. Он видит и слышит Янси с самого рождения.

Майк нехотя подошёл.

— Что, папа?

— Какие отметки ты получаешь в школе?

Мальчик гордо выпятил грудь; он был маленькой копией Зиплинга-старшего.

— Пятёрки и немножко четвёрок!

— Он весьма умён и сообразителен, — сказал Зиплинг Тавернеру. Прекрасно считает, отлично усваивает географию, историю…

Он снова обратился к Майку:

— Я задам тебе несколько вопросов, и хочу, чтобы наш гость послушал, как ты на них ответишь. Понял?

— Хорошо, пап.

Зиплинг мрачно задал первый вопрос:

— Мне хочется услышать, что ты думаешь о войне. Вам рассказывали о войне в школе, вы проходили основные войны в нашей истории, так ведь?

— Да, мы проходили про Американскую Революцию, и про Первую Глобальную Войну, и про Вторую Глобальную Войну, потом про Первую Ядерную… и ещё про Войну между колониями Марса и Юпитера.

— Мы распространяем уроки Янси в школах в рамках программы государственных субсидий, — пояснил Зиплинг. — Янси рассказывает школьникам об истории, раскрывает смысл исторических событий. Янси объясняет им естественные науки. Янси рассказывает об основах этикета, и об астрономии, и о миллионах прочих вещей. Но я никогда не думал, что мой собственный сын…

Голос его предательски задрожал.

— Итак, ты знаешь, что такое война. Расскажи мне теперь, что ты думаешь о войне.

— Война — это плохо, — бодро ответил Майк. — Война — это самая ужасная вещь на свете. Войны чуть не уничтожили человечество.

Пристально глядя на сына, Зиплинг спросил:

— Кто-нибудь сказал тебе, чтобы ты так отвечал? Заставлял тебя это сказать?

Мальчик неуверенно проговорил:

— Нет, папа.

— Ты действительно в это веришь?

— Да, папа. Ведь это правда? Война — это очень плохо?

— Война — это плохо, — Зиплинг кивнул. — А что ты можешь сказать о справедливой войне?

Майк не медлил с ответом ни секунды.

— Конечно же, мы должны вести справедливые войны.

— Почему?

— Ну, мы же должны защищать свой образ жизни!

— Почему?

— Потому что мы не можем позволить им просто раздавить себя. Это только раздразнило бы агрессора, и власть захватили бы те, кто обладает грубой силой. Мы не можем этого допустить. Нам нужен мир, управляемый законом.

Зиплинг устало прокомментировал:

— Я написал эти бессмысленные, противоречивые слова восемь лет назад…

Он внутренне собрался, и продолжил:

— Итак, война — это плохо, но мы должны вести справедливые войны. Представь себе, что наша планета, Каллисто, вступает в войну… с кем бы… ну, скажем, с Ганимедом.

Зиплинг не мог скрыть иронии в голосе.

— Просто наугад, пальцем в небо. Итак, мы воюем с Ганимедом — это справедливая война? Или просто война? Хорошо это или плохо?

На этот раз мальчик задумался, насупившись, размышляя о чём-то.

— Каков же твой ответ? — холодно спросил Зиплинг.

— Ну, это… Я не знаю… Но ведь когда война начнётся, кто-нибудь нам это скажет? То есть, справедливая она или нет.

— Конечно, — Зиплинг чуть не подавился. — Кто-нибудь непременно скажет. Возможно даже, сам мистер Янси.

— Правда, пап, мистер Янси нам всё объяснит, — с облегчением выдал Майк. — Я могу ещё поиграть?

Наблюдая за отошедшим в угол Майком, Зиплинг повернулся к Тавернеру.

— Знаете, во что они играют? Это Гиппо-Гоппо, любимая игра внука сами-знаете-кого. Угадайте с трёх раз, кто её придумал.

Тавернер помолчал.

— И что вы предлагаете? Вы сказали, что с этим что-то можно сделать.

— Я знаю проект в деталях, — на лице Зиплинга промелькнуло хитрое выражение, потом оно снова похолодело. — Я знаю, как в его работу можно вмешаться. Но для этого кто-нибудь должен держать власти под прицелом. За девять лет я нашёл ключ к личности Янси, ключ к новому типу людей, которых мы здесь выращиваем. Он очень прост. Именно он делает личность достаточно податливой для манипуляции.

— И в чём же он? — спросил Тавернер терпеливо. Он надеялся, что в Вашингтоне всё слышат ясно и отчётливо.

— Всё, во что Янси верит — пресно, вяло, безжизненно. Его идеология на девяносто процентов состоит из воды. Мы приблизились, насколько это возможно, к полному отсутствию убеждений… вы обратили на это внимание. Там, где это было возможно, мы уравновесили или устранили личное отношение, сделав его максимально аполитичным. У него нет своей точки зрения.

— Конечно, — согласился Тавернер, — зато кажется, что она у него есть.

— Разумеется, мы должны контролировать все личностные аспекты; мы хотим получить полноценную личность. Поэтому по каждому конкретному вопросу Янси должен иметь своё конкретное мнение. Основным правилом было то, что Янси всегда выбирает самую простую для восприятия альтернативу, избегая сложностей; взгляд на вещи, который лишь скользит по поверхности, избегая глубоких размышлений.

— Старый добрый убаюкивающий взгляд на жизнь, — подхватил Тавернер, начиная понимать. — Но если вдруг у него появится настоящая точка зрения, которая потребует серьёзных усилий, для того, чтобы её понять…

— Янси играет в крокет, поэтому все вокруг носятся с крокетными молотками, — глаза Зиплинга, казалось, вспыхнули, — Однако предположим на секундочку, что Янси предпочитает играть в кригшпиль…