Гильфердинг А - OlegD

Знать бодрицкая окружала князя и сопровождала его, когда он ездил на свидание с епископом для обсуждения общественных дел. При подобном свидании однажды было совершенно преобразовано все устройство церковных сборов у бодричей; взнос податей духовенству был отменен, а вместо того князь дал епископу в каждом округе земли Бодрицкой деревни с обширными поместьями, предоставив ему и выбор их. В таком важном деле, как передача немецкому духовенству множества деревень бодрицких, не видно никакого участия общины; но нет сомнения, что князь постановил эту передачу с непременного совета и согласия знатных людей, о которых именно говорится что они тогда сопровождали его на совещание с епископом.

Знать эта, разумеется, была по своему существу враждебна государственной власти. Всякая попытка основать у бодричей крепкое государственное единство кончалась неудачей, и хотя летописцы не приводят тому причины, но причина была очевидно та же, что и везде на славянском Поморье: упорство народа, которого чужие начала сделали неспособным к внутреннему развитию, и влияние знати, которая поддерживала это упорство для своей выгоды. Явился однажды у бодричей человек с великим умом, с крепкой волей, с глубоким пониманием христианства и своего народа и с твердым решением создать государство самостоятельное и сильное, и он его создал. Но приверженцы старины сговорились, убили Годескалка Прибыславича, и, убив его, взбунтовали народ; князем не был поставлен законный наследник, и не было также сделано выбора общим советом, а заговорщики просто провозгласили тотчас же князем иностранца, который им полюбился (Ранина Крука), и народ его признал беспрекословно. По этому видно, в какой мере развились у бодричей, под непрерывным, вековым влиянием германской жизни, стихии враждебные государственному единству и строю, и до какой степени в них изгладилась память о древней славянской общине.

XLVIII

Образ жизни поморян (в начале XII века).-Княжеская власть

Таким образом, древний племенной быт балтийских славян, где князь был только главой отдельного племени, а не властелином цельного народа и государства, где община решала дела на сходе, и где между князем и общиной стояла знать, - этот племенной быт у передовых ветвей славянских с течением времени раздвоился и испытал глубокое изменение: у лютичей княжеская власть исчезла, а у бодричей заглушено было начало общинное; лютичами правила община, бодричами князья, а знать удержалась и при общине, и при князьях. Старинный же быт во всей целости, с его коренными славянскими стихиями и германским наплывом, вполне развился и определился только вдали от тревоги и насилия пограничных стран, на Поморье и на острове Ране. Ране, которых исторические события связывали с лютичами, в отношении к быту являли совершенное сходство с поморянами.

Земля Поморская была относительно весьма обширна, простираясь на восток до Вислы, на запад за Одру, на юг до Нотеци. Она одна почти равнялась всем остальным областям балтийских славян, вместе взятым. Было где образоваться государству довольно значительному, а между тем государства не образовалось; деления на мелкие ветви, как у других славян, не было также, напротив, все Поморье составляло одно целое и признавало одного князя; но князь этот не был государь, а тот бессильный племенной глава, какого мы находим у всех славян до начала государственной жизни, какой был в старину и у лютичей, и у бодричей, и у всех других славян. И здесь-то, на Поморье, при большей определенности отношений и большем обилии исторических известий, значение его проявляется вполне. Поморский князь, можно сказать, не правил своим народом и не имел подданных; он просто княжил, т. е. признавался общим главой поморян, и имел свою дружину, как мог ее иметь всякий знатный поморянин, если позволяли средства. У князя был, кажется, свой город (т. е. крепость), Белград на Персанте, и может быть также, свои поместья; прочие же города, укрепления и округа управлялись от него совершенно независимо: не только во внутренний распорядок, даже в самые важные, общие дела он не вмешивался. Города сами вели войну и сносились с чужими странами. Когда нападал неприятель, то не князь распоряжался защитой, а каждый город, каждое укрепление заботилось о себе; но особенно замечательны в начале XII в. отношения главного города поморского, Щетина, к князю Вратиславу, который, однако, как человек, вовсе не был слаб, ни бездействен: город и князь находились в совершенном разладе; и летописец говорит, что это так было издавна, а между тем все обходилось тихо и мирно, и мы не видим никакого насильственного поступка ни с той, ни с другой стороны. С польским государем щетинцы сносились и переписывались мимо Вратислава, который при всем том жил в постоянной дружбе с Польшей. Князя польского они боялись, а своего собственного нисколько: при появлении христианской проповеди они вдруг решили креститься, приняв в расчет единственно угрозы и требования Болеслава польского, а на долговременные требования и на личный пример князя земли своей не обращали никакого внимания. Потом Щетин и другие города поморские поссорились с Польшей, и польский князь даже грозил им войной, оставаясь все-таки в хороших отношениях с Вратиславом. Такова была независимость поморских городов от княжеской власти. А между тем эта власть признавалась, и никто ее не оспаривал. Внешним знаком ее был двор княжий, находившийся в каждом городе по всей стране. На этом дворе стоял дом для князя и разные строения, так что с князем могла поместиться и дружина, которая всюду его сопровождала. Двор княжий был местом священным; кто на него ступал, становился неприкосновенным; какое бы ни совершил он преступление, пока он там был, не смели его тронуть без предварительного соизволения князя. Закон этот существовал исстари. Таким образом, власть князя, хоть и бессильная, была везде освящена древним законом и, без сомнения, поставлена под покровительство божества. В Щетине княжий двор стоял на холме бога Триглава.

Притом все Поморье платило князю подать. Каждая деревня вносила ему известную плату за землю; кроме того, взималась подать с рынков, корчем и солеварен, бралась пошлина с провозимых товаров, и народ был обязан к некоторым общественным работам, которыми распоряжался князь, например, к строению укреплений, прокладке дорог, и т. п. Наконец, в распоряжении князя находились пустынные земли. Доходы свои князь получал, без сомнения, на общественные издержки, на дружину, на содержание системы укреплений для защиты страны и т. д.; но понятие государства так мало сознавалось поморянами, что князю стало легко, в последующее за введением христианства время, когда разрушились все старые славянские учреждения, распоряжаться и доходами, и самими деревнями, которые их платили, как личной собственностью, и даже отчуждать их. Этот глубокий переворот в общественном устройстве Поморья будет обстоятельно описан в свое время, и тогда же будут рассмотрены подати и пошлины поморские. Здесь же достаточно привести отрывок из одной грамоты 1109 г., где исчисляются доходы, назначенные монастырю в Гробне; этот отрывок дает некоторое понятие о том, какого рода доходы были у князя поморского: ибо доходы гробненского монастыря были княжеские, отчужденные вследствие упомянутого обстоятельства. "Имения, которые господин Ратибор (князь поморский) с благочестивою супругою своею Прибыславою дали церкви Св. Марии и Св. Годегарда в Гробне... есть следующие: в области Ванцлавской сама деревня Гробно с принадлежностями и корчмою, и в середине той области рынок и корчма, также сбор с судов, которые проходят у крепости Узноима. В области Щитненской две деревни, Роховицы и Корино и третья часть деревни Славоборицы, и в этой же области рынок и корчма. У крепости Щетина на Одре одна деревня Челехова, и при крепости Выдухове, лежащей на Одре же, третья часть сбора со всех судов, тут проходящих, и рыбная ловля в реке Текменице и половина ловли в потоке Крепенице, что принадлежит к деревне Дамбьягоре. В области Сливинской, которая принадлежит к крепости Камену, одна деревня у моря Пустихова. В Колобреге сбор соли с (солеваренных) сковород за Воскресные дни и у означенной крепости (Колобрега) корчма, а также в Колобрежской области две деревни, Поблоте и Свелюбе, и сбор на мосту, а именно с каждой телеги, переезжающей чрез оный, два гроша Польской монеты и один хлеб, и с каждого человека, варящего там соль и переходящего через тот мост, грош, и у того моста корчма, а равно такой же сбор на другом мосту на р. Радове и половина пошлины с дерева, сплавляемого по р. Персанте. Также в крепости Белград одна корчма и третий грош сбора с телег, там проезжающих".

Стало быть, поморский князь не имел значения и власти настоящего государя, он не управлял страной и богатыми городами поморскими; но он почитался священным главой всего поморского племени и распоряжался общественными доходами довольно значительными. При отсутствии у поморян, как у всех балтийских славян, внутреннего сознания народного единства, лицо князя составляло для них внешнюю связь: в каждом своем городе поморянин видел священный двор, принадлежавший одному человеку, и в наружном образе являлось ему единство его земли.