Атлантический океан - Жорж Блон

В 1702 году эскадры Дюгей-Труэна и Форбэна, крейсировавшие в Ла-Манше, получили послание Поншартрена, министра Морского флота: «Нам сообщили, что из Дьюнса вышла колонна из ста двадцати торговых английских судов и направляется в Испанию. Атакуйте ее». Когда показался этот караван, Дюгей и Форбэн увидели, что его сопровождают пять английских военных судов. И тут разыгралась знаменитая Девонширская битва, во время которой один английский корабль вспыхнул вдруг, словно факел, и ушел под воду вместе со всем экипажем в девятьсот человек. «Прошло двадцать лет, а это зрелище все еще заставляет меня содрогаться от ужаса», – писал Дюгей-Труэн. В комментариях к его «Мемуарам» безымянный автор замечательно обрисовал духовный облик этого корсара, человека психологически сложного.

«По складу своего характера он был склонен к грусти или по крайней мере к некоторой меланхолии, не позволявшей ему вступать в какие бы то ни было разговоры. Привычка обдумывать важные планы сделала его равнодушным ко многому тому, что занимало большинство людей. Часто после долгой с ним беседы говоривший вдруг замечал, что он не слушает его и ничего не понимает. Ум его, однако, был живым и проницательным. Никто лучше него не умел разобраться в том, что необходимо для успеха дела и что может его погубить. Ни одно обстоятельство не ускользало от его внимания. Он никогда не любил вина и был равнодушен к еде. Хотелось бы, чтоб и в других радостях жизни он отличался бы той же сдержанностью, однако ему никогда не удавалось одолеть своей страсти к женщинам. Он только старался избегать сильных и долгих увлечений, которые могли слишком завладеть его сердцем».

В 1728 году Дюгей-Труэн и его брат Люк, используя часть своей собственной флотилии и десять судов, предоставленных королем, начинают кампанию против флота Бразилии. Дело это не имело успеха, и судовладельцы Труэны увидели свою казну опустевшей. Королевские финансы тоже были в плохом состоянии. Все еще шла война за Испанское наследство[26], Франции приходилось выступать против восьми стран. Проект, который братья Труэны представили министру Морского флота, казался дерзким и требовал значительных затрат, но если он осуществится, успех сулил заманчивые плоды. Речь шла о захвате города Рио-де-Жанейро с намерением получить выкуп.

– Нам необходимо 70 тысяч ливров, – сказал Люк Труэн, – чтобы заплатить людям жалованье за два месяца вперед. Дело можно начинать лишь в том случае, если найдутся вкладчики.

Вкладчики нашлись. Восемь человек, в том числе и король. Соединенная армада насчитывала семнадцать кораблей, вооруженных 735 пушками и имеющих на борту в общей сложности 5700 человек. Ей понадобилось три с половиной месяца, чтобы доплыть до бразильского берега, и один день, чтобы прорваться в залив Рио. Командиры португальских батарей, которые даже помыслить не могли о вторжении вражеских сил такой численности, прохлаждались в своих особняках, а их канониры почти ничего не предприняли.

Дюгей-Труэну вполне хватило времени, чтобы отвести свои корабли в юго-западную часть залива, где они были надежно укрыты от огня батарей. Затем он высадил на берег своих солдат с заданием окружить врага и тут же отправил (19 сентября 1711 года) ультиматум губернатору города, Франческо де Кастро-де-Мордеш. Правители этих отдаленных владений всегда посылали гордый ответ, если даже готовились к побегу или сдаче: «Я готов защищать город до последней капли крови. Да хранит Бог вашу милость».

Французский экспедиционный корпус выступил на рассвете 21 сентября. Прозвучало несколько пушечных выстрелов, покрытых громом разразившейся вдруг сильной грозы, и жители приняли это за опустошительную бомбардировку. Когда французы вошли в город, улицы его были пусты.

Дюгей-Труэн отправил еще одно послание «защитникам», укрывшимся в горах: «600 тысяч крузадо и 10 тысяч пиастров, иначе город будет сожжен». Крузадо называлась золотая монета, весившая около четырех граммов. Выкуп был выплачен 4 ноября, и эскадра покинула бразильский берег. На обратном пути на нее обрушился ураган, во время которого потонуло два корабля, единственная потеря экспедиции. Прибыль судовладельцев после выплаты королевской доли составила 92%.

За все время своей корсарской карьеры Дюгей-Труэн захватил 300 торговых и 60 военных кораблей. Командор ордена Святого Людовика, королевский наместник, советник Индий, назначенный (в 1729 году) командующим Морским флотом в Бресте, он просит отставку. «Настала пора лечить свою подагру, свои мигрени, лихорадки, которыми я расплачиваюсь за некоторые шалости». Подагра позволяет думать, что Дюгей не так уж презирал хороший стол. Он удалился на покой в Ла-Флури, небольшое поместье в окрестностях Сен-Сервана. Там и застает его назначение командиром эскадры. Считая свою отставку окончательной, он еще раз становится морским властелином, отправляясь на усмирение берберов, которые, по мнению французов, слишком хорошо себя чувствовали в Средиземном море. Весть о его приближении достаточно взволновала беев и эмиров Алжира, Туниса и Триполи, чтобы они успокоились и приняли все условия, предъявленные Парижем.

Дюгей-Труэн вернулся домой, а через несколько недель почувствовал себя плохо. Врачи, к которым он обратился в Париже, считали, что такой великий человек имеет право на истину, да и возраст у него был по тому времени уже немалый (шестьдесят три года). «Положение ваше безнадежно». И они не ошиблись. Знаменитый корсар умер после этого очень скоро, в Париже, получив благословение церкви и сохраняя до конца учтивость и спокойствие.

Флибустьерская эпопея составляет совсем особую главу среди событий, связанных с Атлантикой. Начинается она в первой трети XVI века, когда некоторые из европейских авантюристов осознали вдруг тот неслыханный в истории человечества факт, что через океан с запада на восток течет золотая река. Берет она свое начало в рудниках Перу и прилегающих к нему районов, где испанские завоеватели заставляют покоренных индейцев работать до изнеможения, до смерти. Корабли увозят золото в Панаму, на тихоокеанское побережье, караваны мулов везут его через перешеек, а затем оно грузится в трюмы галионов. Суда с золотом собирались в Гаване и оттуда колоннами плыли в Испанию.

Среди авантюристов, которых заворожил этот поток, были преступники, рецидивисты, но также и политические изгнанники или люди, высланные по религиозным соображениям. Была там и вполне приличная публика, совсем не беспокойная, например, младшие сыновья из хороших семей, которые предпочитали попытать счастья за морем, чем становиться монахами. Все они отправлялись на запад, иногда на таких жалких скорлупках, о которых потом никто больше не слышал. Французы обосновались на небольшом, но красивом и зеленом острове, которому Колумб дал название Черепаший из-за его формы. Англичане поселились немного подальше, на острове гораздо больших размеров и назвали его Ямайка, от индейского Хаумала – Остров (водных) источников.

Французские авантюристы называли себя Береговыми братьями, имея в виду общность своих интересов. Отношения их регулировал очень строгий закон преступного мира, определяющий долю добычи для капитанов и для их команды. Самым выгодным делом был захват испанских судов, груженных золотом. Высшая знать Франции и Англии, в том числе и короли, очень скоро это поняли. Аристократы становились судовладельцами, оказывая помощь флибустьерам и требуя за это, разумеется, свою часть прибыли. Каждый из них знал, что доля в этом деле царствующей особы всегда самая значительная.

Французские и английские авантюристы, набившие себе руку в охоте за испанским золотом, – нападали они не только на галионы, но и на прибрежные поселения и даже города – стали потом называться флибустьерами, слово, произведенное от староголландского vrijburter, это значит: вольный разбойник, т. е. пират. Однако они не были пиратами. От имени королей Англии и Франции губернаторы островов Ямайки и Черепашьего выдавали им особые грамоты, причисляя к настоящим корсарам, нанятым для борьбы с испанцами. Когда их страна официально не воевала с Испанией, флибустьерам полагалось прекращать всякую деятельность. Однако нельзя было требовать, чтобы этот неугомонный народ строго придерживался законов, им ничего не стоило побыть некоторое время пиратами, а не корсарами. «Вести доходят до нас слишком поздно, – говорили они, – и слишком редко».

Хотя школьные учебники о них почти не упоминают, французские и английские флибустьеры были в свое время и даже несколько позже так же знамениты, как многие капитаны и полководцы, которые теперь увековечены в памятниках. Имя Монбара Истребителя сохранилось благодаря этому прозвищу, вполне, впрочем, заслуженному. Младший сын из хорошей семьи в Лангедоке, Монбар был среди флибустьеров каким-то кровожадным аскетом. Ни вино, ни карты, ни женщины его не интересовали. Казалось, что единственным смыслом жизни была для него ненависть к испанцам, проявившаяся еще с ранней юности. В один прекрасный день, точной даты история не сохранила, Монбар со своими индейцами бесследно исчез. В живых не осталось никого, кто бы мог рассказать о гибели корабля.