Владигор и Звезда Перуна - Сергей Махотин

— Хотел бы я знать, что это за мальчик, о котором обмолвилась твоя коронованная красавица…

7. Книга пророка Смаггла

В Братских Княжествах был объявлен траур. Тело отравленного Дометия все еще находилось в Ладорской крепости. Со дня на день траурная процессия с гробом старого ильмерского князя должна была тронуться в путь. Бажена уже распорядилась, чтобы место погребения было подготовлено на южном берегу озера Ильмер, которое отец так любил, что избороздил его под парусами вдоль и поперек. Недаром и гроб, изготовленный умелыми ладорскими плотниками, имел форму большого устойчивого челна. Славный Дометий отправлялся в свое последнее плавание.

Путь предстоял неблизкий, и Бажена беспокоилась, как бы затянувшаяся зима не сменилась внезапной весенней оттепелью, что усложнит и замедлит путешествие. Однако редкая стужа по-прежнему хозяйничала на всем пространстве от Синегорья до Ильмера, и только свирепые вьюги вдруг утихомирились, словно сама природа решила участвовать в прощальной церемонии и лишний раз напомнить людям о торжественном величии вечного покоя.

Специально были изготовлены траурные сани. Их еловые полозья для лучшего скольжения пропитали особым древесным маслом, не застывающим даже при сильном морозе. Шесть могучих берендов должны были впрячься в сани вместо лошадей. На этом настаивал Грым Отважный, и Бажена не стала возражать.

Грым вообще выглядел более удрученным, чем все остальные. В его ушах все еще звучал голос Дометия, его здравица в честь вождя берендов, которому князь предлагал свое гостеприимство. В том, что произошло потом, Грым винил одного себя. Он должен был чутьем распознать убийцу среди десятков слуг, он должен был вызнать у него, чью волю тот исполнял. Но он не сумел ни того ни другого. Напрасно Владигор убеждал его, что убийца все равно не мог бы ничего им сказать, так как язык его был на треть отсечен. Грым жаждал отмщения и мучился бездействием.

Его чувства разделяли и Владигор, и новый воевода Ждан, задержавший для дознания айгурских танцоров. Те клялись, что ведать не ведают, куда подевался тот, кто исполнял танец Черной Птицы. Они и прежде его никогда не видели. Он нагнал их уже в Ладоре, назвался бродячим асканом и танцором и предложил выучить танец, который, по его словам, пользуется большим почетом в его родном кочевье. Танец показался ярким и неожиданным, и все, включая посланника, решили, что именно он произведет наибольшее впечатление на пиру. Танцоры не были свидетелями убийства, поскольку сразу после исполнения танца выбежали из зала. А потом началась общая суматоха, все забегали, и бродячий аскан исчез. Кому-то почудилось, что он взмахнул рукавами своего плаща и вылетел в распахнутое окно, но этого же не может быть…

Похоже, они говорили правду. Владигор подозревал, что исчезнувший айгур как-то причастен к убийству. Однако прямых доказательств не было. И еще ему было непонятно, кому понадобилось убивать старого Дометия. Хотя нет, не Дометия, а его самого, ведь ильмерский князь выпил яд, предназначавшийся Владигору.

Личность покончившего с собой убийцы также осталась невыясненной. Он был смугл, с чуть раскосыми глазами, но, что он принадлежит к племени айгуров, нельзя было сказать с уверенностью. Он мог быть и савраматом, и скифом, и даже степняком, чьи племена разбросаны между Ладанеей и Таврийским морем. В одной из кладовых близ поварской обнаружили задушенного помощника виночерпия без верхней одежды. Стало ясно, каким образом убийце удалось проникнуть в пиршественную горницу. На прочие вопросы ответов пока не было.

Айгурский посланник, отбывший с важными новостями к себе на родину, вскоре вновь вернулся и объявил Владигору, что верховный вождь айгуров Рум выражает крайнее недовольство тем, что его люди задержаны, и оставляет за собой право на самые решительные действия в ответ на грубый произвол синегорского князя. Владигор распорядился отпустить пленников, однако заявил посланнику, что недопустимо грубый тон вождя айгуров плохо согласуется с мирным договором, который заключил с Братскими Княжествами его предшественник Ахмал. Посланник с глубоким поклоном обещал передать эти слова Руму, заметив, однако, что они ставят соседние народы на грань войны. Владигор едва сдержался, чтобы не вспылить и не поддаться на провокацию. А вот простодушный Грым, присутствующий при разговоре, не выдержал. Он навис над низкорослым посланником и грянул прямо в его испуганное лицо:

— Скажи своему хозяину, что я, Грым Отважный, хорошо помню его разбойную рожу. Однажды ему удалось ускользнуть от меня, когда его отряд вторгся в Ильмер. Но если он во второй раз попытается пересечь Братские границы, я придушу его, как цыпленка! — И Грым растопырил свои огромные пальцы, отчего посланник в ужасе ахнул, попятился и, не заботясь более о сохранении собственного достоинства, стремглав выбежал вон.

Воевода Ждан захохотал, а Владигор укоризненно покачал головой:

— Нельзя же так, Грым. Рум теперь не разбойник, а верховный вождь. Цыпленок вырос и окреп, мы не можем его недооценивать. И война нам сейчас ох как некстати.

— Война всегда некстати, — хмуро пробасил беренд. — А он — враг. Я не удивлюсь, если узнаю, что это Рум хотел отравить тебя.

— Мне доносят, что конные айгурские отряды все чаще объезжают наши границы, — сказал Ждан. — Будто выбирают место, где удобней напасть. А у Рума от трех до пяти тысяч конницы…

— Беренды хорошие воины, — упрямо проговорил Грым. — Они не боятся айгуров.

— В этом никто не сомневается, — сказал Владигор. — Воинство Братских Княжеств также сумеет дать достойный отпор завоевателям. И все же их первый удар очень опасен.

— Зимой и в весеннюю распутицу Рум не начнет войну, — уверенно произнес Ждан. — Коней попросту нечем будет кормить. Но ближе к лету нужно держать ухо востро.

Владигор кивнул:

— Согласен с тобой. К счастью, у нас еще достаточно времени.

Пламя в очаге внезапно дрогнуло, будто от сквозняка, хотя дверь была закрыта, и знакомый голос возразил:

— Увы, Владигор, времени у нас в обрез.

Ждан вздрогнул, Грым схватился за свой кинжал, и оба с изумлением наблюдали, как воздух рядом с князем начал сгущаться, превращаясь в высокого седовласого и белобородого старика, обряженного в белую полотняную хламиду до пят. В правой руке он держал дубовый посох.

— Учитель! — воскликнул Владигор с радостью, чем несколько успокоил Грыма Отважного. — Как я рад тебе!

— И я рад видеть тебя, сынок, — улыбнулся Белун, вглядываясь в глаза Владигору. — Мы не виделись десять или, постой, даже двенадцать лет. Для человеческой жизни это немалый срок. Но ты все такой же — красивый, бодрый, полный сил!