Тайны японского двора - Ипполит Рапгоф

— Что было — то прошло, и прошлого не воротить. Теперь настала моя очередь сказать тебе, моя дорогая Хризанта, что нам принадлежит настоящее и будущее, а прошлое кануло в Лету. Лучше не станем вспоминать о нем.

Барон порывисто обнял Хризанту.

— Брось грустные мысли, — продолжал он, — и помни, что возле тебя человек, который ради тебя готов поставить на карту свою жизнь.

Хризанта нежно взглянула на барона.

— Прости, дорогой, я не имею права печалиться… Брат нехорошо поступил с тобою.

— Мы точно десяток лет не расставались, — сказал барон. — Между нами установилась такая тесная связь, что я представить себе не могу существования без тебя, моя дорогая.

— Я сама этому удивляюсь, — сказала Хризанта, — и знаешь, что меня больше испугала твоя болезнь, чем смерть брата.

Продолжая говорить, беглецы не заметили, как летело время.

На одном из многочисленных полустанков к ним вошел обер-кондуктор и немало удивился, завидев влюбленную парочку.

— Pardon! вы еще здесь? — спросил он, растерявшись, — куда же вы едете?

— Подальше от Парижа, — с живостью ответила Хризанта.

Барон поспешил вынуть бумажник и подал обер-кондуктору стофранковый билет.

— Прекрасно — заметил тот, — я вас не буду беспокоить, покуда этих денег хватит для уплаты за проезд.

— В таком случае, вот еще сто франков, — сказал барон, хватаясь за бумажник.

Но обер-кондуктор поспешил удалиться, не желая брать денег.

— Какой он забавный! — воскликнула Хризанта.

— Поверь, он теперь нас не будет беспокоить до последней станции. Я знаю французов, — сказал барон, — они не любят мешать влюбленным.

Вагон остановился у большой станции.

— Пять минут! — закричал кондуктор.

На дебаркадере сновали торговцы сыром, бриошами и апельсинами. Предлагались petit Bock (стакан пива), лимонад, содовая и просто холодная вода.

К вагону приблизился начальник станции и о чем-то разговаривал с обер-кондуктором.

Тот что-то отвечал, пожимая плечами и отрицательно качая головой.

Выражение лица начальника станции не понравилось барону. Он спрятался в глубине купе.

Наконец поезд тронулся.

Прошло несколько минуть и в купе, предварительно постучав, вошел обер-кондуктор.

— Господа, — сказал он серьезно, — сейчас получена телеграмма о том, что разыскивают принцессу и одного барона. По внешним признакам, описанным в телеграмме и переданным мне начальником станции — это вы. Но я сказал, что таких пассажиров не видел.

И прибавил с улыбкой:

— Я сам быль молод и потому понимаю ваше состояние.

Хризанта сильно покраснела.

— Не беспокойтесь, господа! Я только прошу вас быть осторожнее. Лучше сойти на ближайшем полустанке и вернуться в Париж. Поверьте мне, старику, в Париже легче всего укрыться от любопытных. Только вот экзотический цвет лица принцессы может вас выдать. Впрочем, на это есть густая вуаль.

Они в точности исполнили совет.

При первой остановки поезда беглецы оставили вагон.

Мнение обер-кондуктора вполне убедило барона в необходимости вернуться. Действительно, в Париже их меньше всего будут искать, а это самое важное.

Быль час дня. До Парижа можно доехать в два с половиной часа.

За станцией виднелся лес, расположенный на берегу небольшого озера.

— Как здесь хорошо! — сказала Хризанта. — Не укрыться ли нам тут же, поблизости?

— Нет, дорогая, это было бы очень рискованно. Наше платье выдаст нас, обратит внимание.

— Так что же мы будем делать? — спросила Хризанта.

В ее голосе послышалось легкое раздражение.

На дебаркадере было безлюдно.

Наши беглецы с утра ничего не ели, ажитация и волнения пережитого утра лишили их всякого аппетита.

Одна лишь мысль беспокоила: как бы выпутаться из этой неприятной истории.

Барон подошел к одному из служащих.

— Не знаете ли, когда пойдет поезд в Париж?

— Сейчас пройдет мимо курьерский поезд, но он здесь не останавливается.

— А следующий?

— Пассажирский — пойдет в четыре часа.

— Боже, как это поздно! — воскликнул барон. — Нельзя ли в таком случае попросить, чтобы остановили курьерский поезд?

— Будьте любезны обратиться к начальнику станции, — вежливо ответил служащий.

Барон направился к пожилому господину, о чем-то возбужденно говорившему с молодым человеком.

Не желая прерывать деловой разговор, барон остановился невдалеке.

Заметив выжидательное положение барона, начальник станции повернулся в его сторону.

— Вы ко мне? — спросил он.

— У меня к вам просьба, — промолвил барон. — Нельзя ли остановить курьерский поезд, так как мне необходимо быть в Париже через три часа.

— Простите, мосье, я не в праве этого сделать.

У барона блеснула мысль.

— Обращаю ваше внимание, что барышня, которую я сопровождаю, больна. У нее сейчас только что кончился эпилептический припадок, и она нуждается в покое и уходе.

Хризанта, стоявшая в нескольких шагах от барона, сразу поняла хитрость и страдальчески вздохнула.

— Право, не знаю, как это сделать, — заметил начальник. — По правилам железных дорог, только доктора и государственные чиновники имеют право обращаться к нам с такими просьбами.

— Вы сделаете доброе дело, мосье, — умолял барон.

— Подождите немного, — сказал начальник.

С этими словами он вошел в дверь, над которой красовалась надпись «Телеграф».

— Кажется, удастся, — шепнул барон Хризанте. — Только не забудь, что ты больна.

Через несколько минут начальник станции поспешно подошел к мнимой больной.

— Поезд остановится, — сообщил он. — Я дал телеграмму.

— Благодарю вас за себя и за больную, — сказал барон, делая вид, что поддерживает свою даму.

До них донесся свист локомотива. Поезда еще не было видно, так как опушка леса скрывала его от взоров.

Но вот он подкатил.

— Могу я попросить вас помочь больной! — вежливо обратился барон к одному из служащих.

Принцессу осторожно повели в купе первого класса и усадили.

Поезд понесся дальше.

— Ха, ха, ха!.. — раздался звонкий хохот Хризанты.

Но барон быстро остановил ее.

— Осторожно! Подожди, пока уплачу за проезд. Сейчас придет обер-кондуктор.

Несколько минуть спустя пожилой chef du train действительно явился в вагон.

— Мы до Парижа, — сказал барон, подавая сто франковый билет.

— На следующей станции вам дам сдачу. Мне следует только шестьдесят четыре франка.

— Не трудитесь, сдачи не надо.

Обер-кондуктор с благодарностью отвесил глубокий поклон. На его лице видно было удивление.

В Париже такие «на чаи» вообще не приняты. Дають «роur boire», но и то лишь в ресторанах и гостиницах слугам, фиакрам, кучерам, но обер-кондуктора их получают очень редко и то лишь от иностранцев.

Раздался гудящий звук въезжавшего в вокзал поезда.

Они поспешно вышли на платформу.

XIV. У парикмахера

Счастливо миновав любопытные взгляды толпы, барон с Хризан-той направились стороной мимо багажной станции в маленькую улицу Мартиньоль, где, миновав угол площади, они впервые свободно вздохнули.

— Кажется нас никто не заметил, — сказала Хризанта.

— Я также убежден в этом, — подтвердил барон.

Они прошли мимо рыбного склада с консервами. Тут была нагружена рыба соль в больших ящиках, предназначавшаяся для отправки в вагонах-ледниках.

Хризанта поморщилась. Запах рыбы ей был неприятен.

— Фи, здесь пахнет совсем как у нас в Нагасаки, на большой рыбной платформе.

— Это замечательно! — воскликнул барон, заметив рядом с рыбной лавкой парикмахерскую. — Вот где я могу снять мою бороду, а ты тут найдешь какой-нибудь крем для лица.

Они вошли к куаферу, где их встретила старуха в засаленном переднике, прибиравшая столы.

— Пожалуйте, муж сейчас освободится: вот он тут на дворе бреет кондукторов.

Оказалось, что барон попал в железнодорожную парикмахерскую.

Делать было нечего. Они уселись на каких-то деревянных стульях в ожидании господина куафера.

— «Ме voila», вот и я, — воскликнул сутуловатый толстый мужчина лет пятидесяти. Рукава его были засучены. В левой руке он держал ноздрястую губку, переполненную мыльной пеной, а в правой бритву, которой, по-видимому, только что производил свою работу.

— Снимите мне бороду, — спокойно сказал барон.

— Мосье, это преступление. Такие бороды отращиваются годами, их холят, но не бреют.

— Femme le veut, — Dieu le veut (женское желание, как Воля Божья, повелевает), — сказал барон.

— Совершенно верно, — отвесив поклон, произнес куафер, — мы, как негры доброго старого времени, рабы наших дам.

— А вот этой даме, — продолжал барон, не обращая внимания на болтовню парикмахера, — благоволите лицо и шею помазать каким-нибудь кремом.