Cтарый царь Махабхараты. Свобода выбора и судьбa в индийском эпосe - А. Ибрагимов

Отметим загадочное поведение старшего Пандавы: аудитория уже достаточно знакома с «премудрым и самообузданным» сыном Кунти, не отступающим от нравственного закона, чтобы его внезапная приверженность азартной игре казалась по меньшей мере странной. Если же игра – необходимая часть ритуала, то поведение праведного царя получает объяснение. Юдхиштхира демонстрирует нежелание играть, Видура тревожится. О чём им беспокоиться, если царь Пандавов может ограничить свои ставки сундуком-другим с драгоценностями, стадом коров или парой деревень? Но вопрос о ставке даже не обсуждается: для всех участников действа очевидна ритуальная подоплёка игры, где ставкой может быть только царство.

Далее, когда Пандавы прибыли, и игра готова начаться, соперником Юдхиштхиры, как и можно ожидать, выступает Дурьйодхана, делающий ставку, но выставляющий в качестве своего заместителя-поединщика Шакуни (Мбх II, 53, 15): «Я предоставляю драгоценные камни и богатства… А играть за меня будет Шакуни, мой дядя по матери». Почему же вызвал Юдхиштхиру для игры не его поединщик Дурьйодхана, а старый царь? Возможно, как раз потому, что Дхритараштра выступает как глава рода Кауравов, а игра является необходимой частью ритуала раджасуя, важного для всего рода, и глава рода, естественно, оказывается распорядителем.

Кроме того, Юдхиштхира делает несколько процедурных замечаний перед самым началом игры. Во-первых, он осуждает игру в принципе и подчёркивает своё нежелание играть, давая понять, что играет не по своей воле. Во-вторых, старший Пандава призывает противника играть честно, но в ответ Шакуни, не стесняясь, открыто превозносит «многоумного» игрока, «сведущего в приёмах нечестной игры». Далее Юдхиштхира заявляет (Мбх II, 53, 16): «Игра, (ведомая) одним игроком взамен другого, представляется мне противной правилам». Но все замечания и предложения Юдхиштхиры остаются без внимания; очевидно, он не является равноправным участником игры и не может диктовать условия, чего следовало бы ожидать, если бы он был вызван на обычное состязание. В данном случае игра действительно является частью ритуала, которым распоряжается старший родич. Не составляет труда заметить, что Дхритараштра не просто распоряжается игрой, он делает это в интересах своего старшего сына и в ущерб интересам своих племянников. Царь готов не только отступить от справедливости, но и подвергнуть своих сыновей риску, если есть надежда, что Дурьйодхане повезёт (Мбх II, 51, 25): «Та распря… не будет меня огорчать, если судьба не будет неблагоприятна мне».

Обратим внимание на некоторые особенности формирования классического героического эпоса, представляющие интерес для наших разысканий. Мы уже указывали, что канву отдельных событий сказания могут составлять отголоски древнего ритуала (например, игра в кости как продолжение раджасуи), заимствованные из архаических песней. Но при составлении классического эпоса древние сюжеты и персонажи трансформируются, в результате поведение героев получает новую «рационализированную» мотивацию, а их образы – более глубокую психологическую трактовку. Так полузабытая, а то и вовсе непонятная позднейшему редактору эпоса процедура игры вместо обязательного ритуала предстаёт происками коварного принца и произволом беспринципного царя. В результате в некоторых из рассматриваемых ситуаций сквозь образ «классического» слабовольного царя и чересчур снисходительного отца, который и является предметом нашего рассмотрения по преимуществу, проглядывают более архаичные черты эпического правителя, на которые мы также будем обращать внимание читателя.

Итак, игра в кости была частью ведического ритуала, следовавшей за интронизацией царя царей, и в этом качестве должна была быть формальной, то есть исполняющий ритуал царь не мог проиграть. Но что, если в царском роду было больше одного претендента на «императорский» трон? Возможно, бедный Юдхиштхира оказался как раз в такой ситуации, когда игра в кости была для него неизбежна в соответствии c правилами жертвоприношения (о неизбежности игры неоднократно говорит старый царь), но велась отнюдь не pro forma, и недавний помазанник мог потерять всё. Из слов Юдхиштхиры, сказанных им много позже, аудитория узнаёт, что царство и после раджасуи было разделено между Пандавой и Дурьйодханой, и игра должна была решить, кто из них завладеет всем царством (Мбх III, 35, 2): «Ведь я вовлёкся в игру потому, что желал отнять у сына Дхритараштры власть и царство; тогда-то сын Субалы, бесчестный игрок, и (получил возможность) играть против меня на стороне Суйодханы» (Дурьйодханы – А. И.) (курсив наш – А. И.). То, что уравновешенный Царь справедливости «вовлёкся», оставим на его совести, аудитория помнит, что в действительности Пандава покорился приказу старого царя. Но в том, что касается ставки в игре (очевидно, одинаковой с обеих сторон – по полцарства), слова Юдхиштхиры подтверждают наше предположение: игра была частью ритуала, призванного определить, представитель какой из двух фратрий великодержавного рода Кауравов объединит под своим скипетром всю державу.

Игра в кости начинается, и плут Шакуни выигрывает ставку за ставкой, (Мбх II, 54, 7): «…Шакуни, всегда решительный (в игре), прибегнув к обману, сказал Юдхиштхире: „Я выиграл!“». После того, как Пандава теряет таким образом всё своё богатство, Видура делает отчаянную попытку прервать игру. Характерно, что советник обращается не к Юдхиштхире, который не волен начать или прекратить игру, не к Шакуни, и не к формальному противнику Пандавы Дурьйодхане: он обращается к старому царю, который и является распорядителем ритуала. Но Дхритараштра отмалчивается, и советник получает грубую отповедь от Дурьйодханы. Игра продолжается, и вслед за богатством Юдхиштхира проигрывает страну со всем населением (кроме брахманов), а затем, совершенно потеряв голову – своих братьев, самого себя, и потом – Драупади.

Вот как на происходящее реагируют основные участники (Мбх II, 58): «…У Бхишмы, Дроны, Крипы и других даже выступил пот. Видура, взявшись за голову, сидел, словно утратил жизнь, в размышлении склонившись вниз лицом, и вздыхая, подобно змею. Но Дхритараштра, довольный (в душе), вопрошал всё снова и снова: „выиграна ли ставка, выиграна ли ставка, – ибо не мог скрыть своих радостных чувств. Сильно обрадовался Карна вместе с Духшасаной и другими, но у иных, находившихся в собрании, начали капать слёзы из глаз“».

Если игра в кости является наиболее драматической сценой сказания, то кульминацией самой игры оказывается проигрыш Юдхиштхирой общей жены Пандавов прекрасной Драупади. Едва Шакуни успел сказать: «Я выиграл!», – как Дурьйодхана спешит распорядиться новым приобретением (Мбх II, 59, 1): «Ступай, о Кшаттри, приведи сюда Драупади, любимую и и чтимую супругу Пандавов. Пусть она быстро придёт и подметёт чертоги, и пусть нам на радость она пребывает вместе с рабынями».

5. Игра II

Разумеется, праведный Видура от поручения отказывается, и тогда за Драупади отправляется посыльный, который вошёл в покои Пандавов, «как собака в логово льва» (Мбх II, 60, 3). Пока Пандавы в силе, посторонний не посмел бы входить в их внутренние (то есть не предназначенные для приёма гостей) покои. Очевидно, давая слуге подобное поручение, Дурьйодхана подчёркивает, что Пандавы утратили свой социальный статус. Кроме того, так нанесено оскорбление Драупади. Обращение посыльного к жене Пандавов лишний раз подтверждает, что формальным противником Юдхиштхиры в игре выступал Дурьйодхана (Мбх II, 60, 4): «В то время как Юдхиштхира был одержим, увлечённый игрой в кости, Дурьйодхана, о Драупади, выиграл тебя». Драупади потрясена, но способности ясно мыслить не утратила, и задаёт посыльному важный «процедурный» вопрос (Мбх II, 60, 7): «Ступай (назад) к игроку и, явившись в зал собрания, спроси его, о сын суты, проиграл ли он сначала себя или же меня». Посыльный возвращается без Драупади, и теперь сам Юдхиштхира посылает за ней, чтобы она предстала перед «своим свёкром». Таким образом Пандава демонстрирует согласие с результатом игры и пиетет к Дхритараштре как к отцу и распорядителю ритуала. На протяжении всей сцены Бхимасена возмущается игрой, Видура просит её остановить, и даже один из младших братьев Дурьйодханы Викарна считает проигрыш Драупади в кости беззаконием. Все они в конечном итоге апеллируют к старому царю, но тот продолжает отмалчиваться, зато Дурьйодхана бойко распоряжается и действует. Вместо нерешительного посыльного он отправляет за Драупади своего брата Духшасану, который недвусмысленно даёт понять красавице, что теперь она принадлежит гарему Дурьйодханы (Мбх II, 60, 20): «Отбросив стыд, погляди на Дурьйодхану. Угождай (отныне) Кауравам, о ты с глазами продолговатыми, как (лепестки) лотоса!»

Духшасана тащит несчастную женщину в зал собрания силой, где на неё в присутствии её «жалких супругов» сыпятся всё новые оскорбления от Духшасаны, а также от Дурьйодханы и Карны. Призывы Драупади о помощи почтенные старцы Бхишма, Дрона и Крипа игнорируют. Почему? Ответ на этот вопрос даёт Викарна, совестливый младший брат Дурьйодханы. Несколько раз призвав присутствующих ответить на вопрос Драупади о законности её проигрыша, и не получив ответа, Викарна констатирует (Мбх II, 61): «Бхишма и Дхритараштра – два наистарейших (отпрыска рода) Куру, соединившись вместе, ничего не сказали… Потому и сын Бхарадваджи» (Дрона – А. И.), «наставник всем (нам), а также Крипа – эти лучшие из дваждырождённых тоже не ответили на вопрос». Младший Каурава даёт понять, что мудрые Дрона и Крипа, находясь на службе у Дхритараштры, не могут выражать независимого мнения, пока царь молчит. Присутствующие цари также безмолвствуют («цари… боясь сына Дхритараштры, не промолвили ни слова – ни хорошего, ни дурного»). Очевидно, никто не вправе прервать или изменить ход ритуала, кроме Дхритараштры. В соответствии с этим, аудитория узнаёт из слов Драупади и Арджуны, что Юдхиштхира «связан выполнением своего нравственного закона» и что «будучи вызван врагами, царь, помня о долге кшатрия, играл в кости по воле других».