Заговор «Аквитания» - Роберт Ладлэм

“Мой Бог! – восклицал, бывало, он. – Вы полагали, что сможете с помощью оружия добиться того, чего мы не смогли добиться с помощью оружия и ума? Бессмысленно!”

Когда Маттильон попадал в Нью-Йорк или Джоэл в Париж, у них уже вошло в обычай обедать вместе, сдабривая обед изрядной выпивкой. Кроме того, француз весьма благодушно относился к языковой ограниченности Конверса – Джоэл просто не в состоянии был выучить хоть какой-нибудь иностранный язык. Четыре года бывшая его жена, дочь француза и немки, безуспешно пыталась вдолбить в него хотя бы несколько самых простых фраз, но вынуждена была отступить признав его совершенно безнадежным.

“Да как, черт побери, ты можешь называть себя специалистом в области международного права, если тебя никто не понимает за пределами Нью-Йорка?” – не раз спрашивала она.

“Отлично обхожусь переводчиками, натасканными швейцарскими банками, – обычно отвечал он. – Они всегда рады подзаработать”.

Приезжая в Париж, Джоэл обычно останавливался в двухкомнатных апартаментах отеля “Георг V” – роскошь эта, как он догадывался, допускалась “Тальботом, Бруксом и Саймоном” скорее чтобы произвести впечатление на клиентов, чем для того, чтобы увеличить накладные расходы фирмы. Догадка эта, как пояснил Натан Саймон, была правильной лишь наполовину.

“У тебя там прекрасная гостиная, – сказал ему однажды Натан Саймон своим замогильным голосом. – Вот и пользуйся ею для совещаний. Таким образом ты сэкономишь на до смешного дорогих французских ленчах и, что еще дороже, обедах”. – “А если они все-таки захотят есть?” – поинтересовался Джоэл. “Скажи, что у тебя еще одна встреча. Подмигни и скажи: “Совершенно личная”. И ни один парижанин не станет спорить”.

Столь солидный адрес может и сейчас сослужить ему службу, размышлял Конверс, когда такси, совершая головокружительные виражи среди послеобеденного транспорта, несло его по Елисейским Полям к авеню Георга V. Если он, хочет добиться успеха у окружения Бертольдье или у него самого, столь роскошный отель как раз и будет соответствовать образу безымянного клиента, который поручил своему адвокату сугубо конфиденциальное дело. Правда, у него не заказан номер, но это – промашка нового секретаря фирмы.

Вице– директор отеля приветствовал его весьма сердечно, хотя и с некоторой долей удивления. Увы! Никакого телекса от “Тальбота, Брукса и Саймона” из Нью-Йорка они не получали. Однако администрация отеля, естественно, пойдет навстречу своему старому другу. И они пошли навстречу: двухкомнатный номер на привычном втором этаже, и не успел Джоэл распаковать свои вещи, как официант заменил бутылку , стоявшую в маленьком баре его номера, другой бутылкой, именно той марки, которую он предпочитал. Джоэл уже успел забыть, с какой тщательностью отели такого класса ведут учет прихотям своих постоянных клиентов. Номер на втором этаже, любимая марка виски, а вечером, без сомнений, у него осведомятся, не разбудить ли его, как обычно, в семь утра. Все идет заведенным порядком.

Но сейчас около пяти часов дня, и если он собирается застать Маттильона в его конторе, то нужно поторапливаться. Для начала будет неплохо, если Репе согласится с ним выпить. К тому же Маттильон может оказаться полезным в этом деле, и потому Джоэлу не хотелось терять и часа. Он потянулся к лежавшему на полочке под телефоном парижскому справочнику, отыскал в нем контору Репе и набрал номер.

– О Господи, Джоэл! – раздался голос француза. – Я читал об этом ужасном деле в Женеве! О нем писали утренние газеты, я тут же попытался дозвониться до тебя, но мне сказали, что ты уже выехал. С тобой все в порядке?

– У меня все отлично. Просто я оказался рядом, вот и все.

– Он – американец? Ты был с ним знаком?

– Только в деловом плане. Но вся эта чушь с наркотиками – действительно чушь. Его зажали в тесном углу, ограбили, пристрелили. И потом началась вся эта ерунда.

– А-а, понятно… Ревностный префект, спасая честь города, ухватился за подсунутые улики. Так я и подумал… Ужас какой-то. Ограбления, убийства, терроризм… Это расползается повсюду. Слава Богу, в Париже такие вещи еще не стали повседневностью.

– Вам грабители ни к чему, вполне хватает шоферов такси. Только они еще понахальней.

– Ты, как всегда, просто невозможен, дружище! Когда встретимся?

Конверс помолчал.

– Надеюсь, сегодня вечером. Как только ты освободишься.

– Откуда такая спешка, мой друг? Ты хоть бы предупредил.

– Я вошел в номер десять минут назад.

– Но из Женевы ты вылетел…

– У меня было дело в Афинах, – прервал его Джоэл.

– Понимаю, понимаю… В наши дни деньги идут от греков. Сомнительные источники, как я полагаю. Совсем как здесь.

– Так как насчет встречи, Рене? Это важно.

Теперь замолчал Маттильон. Непринужденный тон Конверса не обманул его, он уловил напряженность в голосе друга.

– Отлично, – произнес наконец француз. – Я полагаю, ты в “Георге V”?

– Да.

– Постараюсь быть там как можно скорее. Скажем, минут через сорок пять.

– Огромное спасибо. Я займу пару кресел в галерее.

– Хорошо, отыщу тебя там.

Пространство, занимаемое огромным холлом с мраморными стенами перед полированной стеклянной дверью, ведущей в бар “Георга V”, завсегдатаи отеля называли между собой галереей. В остекленном коридоре по левой его стороне и в самом деле располагалась картинная галерея, однако название это очень подходило и к самому холлу. Глубокие бархатные кресла с диванами и низенькие столики полированного дерева, расставленные вдоль мраморных стен, представляли собой подлинные произведения искусства, не говоря уж об огромных гобеленах, свезенных сюда из каких-то забытых замков, и соперничающих с ними размерами полотнах старинных и современных художников. Гладкий мраморный пол покрывал роскошный восточный ковер, а с потолка свисали затейливые канделябры, бросающие мягкий свет сквозь кружевную золоченую филигрань.

В этом укромном пристанище среди доставшейся в наследство от ушедших веков роскоши мужчины и женщины, наделенные богатством и властью, вели тихие неспешные разговоры. Зачастую они были начальной стадией переговоров, окончательное решение которых оформлялось в конференц-залах с их председателями, генеральными директорами, казначеями и целыми тучами юристов. Люди, стоящие у истоков всех этих комбинаций, чувствовали себя здесь совершенно непринужденно, так как вели лишь предварительные, ни к чему не обязывающие беседы. Помпезная атмосфера создавала некоторую легковесность. Галерея еще в одном смысле оправдывала свое название: среди братства тех, кто добился значительного успеха на арене международного бизнеса, утверждалось, что если он пребывал длительное время в этом элегантном салоне, то рано или поздно обязательно столкнется почти с каждым, кого он здесь встретил. Поэтому иногда, во избежание таких встреч, кое-кому приходилось искать себе пристанище в каком-либо ином месте.

Публика начинала стекаться, и официанты из глухо рокочущего бара принимали заказы, отлично сознавая, что именно здесь сосредоточены настоящие деньги. Конверс нашел два кресла в дальнем и более затемненном конце галереи, уселся и посмотрел на часы, с трудом различая цифры на циферблате, – с момента звонка к Рене прошло сорок минут, какое-то время ушло на душ и отмывание грязи после путешествия с Миконоса, занявшего весь день. Положив сигареты и зажигалку на стол, он заказал виски и с ожиданием уставился на Камерную арку входа.

Он увидел Маттильона через двенадцать минут. Тот энергичным шагом вошел из ярко освещенного входной холла отеля в мягкий полумрак галереи. На мгновение он приостановился, огляделся прищурившись и приветственно кивнул. С широкой, искренней улыбкой на лице, так и не сводя глаз с Джоэла, он двинулся к нему по устланному ковром проходу в центре зала. Рене Маттильону было уже под шестьдесят, но благодаря походке и манере держаться выглядел он значительно моложе. Его окружала аура преуспевающего адвоката, во всех его действиях сквозила уверенность в себе – основа его успеха, она была результатом его настойчивой работы, а не просто игрой и не проявлением эгоистической сути. Роль свою он играл отлично, а седеющая шевелюра и мужественные черты лица только облегчали эту задачу. “Есть в нем кое-что и помимо внешности”, – подумал Джоэл, поднимаясь ему навстречу. Рене был абсолютно порядочным человеком, и это решало все. Видит Бог, недостатков у них обоих хватает; но они – честные люди и, может быть, поэтому так любят общество друг друга.

Крепкое рукопожатие предшествовало коротким объятиям. Француз занял место напротив Конверса, и Джоэл тут же подал знак официанту.

– Закажи ему сам по-французски, – попросил он, – а то окажется, что я заказал горячее мороженое.

– Этот человек говорит по-английски лучше любого из нас. Кампари со льдом, пожалуйста.