Синие глаза (рассказы) - Николай Гревцов

Иля замолчала. Потом, как бы рассуждая сама с собой, сказала: — Странно. Я вот очень люблю цветы… Самые разные. А цветочные имена у людей — терпеть не могу. Какая-нибудь грубая, толстая и еще, не дай бог, пахнущая чесноком или хозяйственным мылом баба и вдруг — Роза.

Я засмеялся.

— А что, неправда? — девушка задорно вскинула голову, и ее рыжеватые волосы рассыпались по сторонам. Она поправила их легким движением свободной руки. — Между прочим, из всех цветов больше всего мне нравятся белые лилии. Они называются регале. Знаете?

— Не знаю, — сознался я.

— Регале — самый лучший, самый душистый сорт лилий… Этой весной мы решили около каждого цеха у нас на заводе разбить цветники. Сейчас перед нашим четвертым механическим чудесный газон с белыми лилиями. Представляете, как это замечательно: огромный корпус из стекла и бетона, всюду металл, машины — а рядом нежные лилии…

До сих пор я жалею, что тогда так и не спросил Илю, где и кем она работает. Честно говоря, я поначалу даже не подумал об этом. Я был под впечатлением неожиданной встречи, восхищался смелостью этой девушки. Действительно, надо быть человеком не робкого десятка, чтобы одной добраться до этой дикой бухты и не бояться так далеко заплывать в море. Поэтому, не придав значения ее словам «у нас на заводе», я поинтересовался:

— А вам часто дарят цветы?

— Нет, наши ребята обычно забывают это делать. — Она на мгновение задумалась, потом решительно заключила: — Я думаю так: если тебе человек нравится — надо стараться делать все, что нравится ему. А если не помнят, что я люблю, — значит, не очень-то и меня помнят. Разве не правда?

Я промолчал. Сказать, что такую девушку, как она, трудно не помнить, было бы просто банально.

— Не знаю, кто как, но, если бы я знала, что кто-то любит лилии, и мне бы хотелось сделать этому человеку приятное, — снова заговорила Иля, — я б эти лилии из-под земли достала.

Лилии — вовсе не такая редкость, чтобы их приходилось доставать из-под земли. Летом их полно в любом цветочном магазине, в корзинах цветочниц. Об этом я и сказал.

— Тем более, тем более, — настойчиво повторила Иля. Она на какое-то мгновение задумалась: — Как вы думаете, — она назвала меня по имени, — быть рыцарем это хорошо или плохо?

Иля смотрела на меня, прищурив свои светлые глаза, и где-то в глубине их я снова уловил усмешку. Разумеется, она не ждала от меня оценки рыцарства как социально-исторического явления. Мне вспомнилась «Перчатка» Шиллера, и я сразу нашелся.

— Таким, как, например, Делорм — по-моему, совсем неплохо. Помните шиллеровскую балладу?

Иля кивнула.

— А вот вы спустились бы на арену к хищным зверям, если бы этого захотела дама вашего сердца?

— Вот уж никогда об этом не думал…

Иля весело засмеялась и вдруг без всякого перехода спросила: — А лазить по горам вам нравится?

— Как сказать…

— А мне очень… — Она показала рукой вверх. — Вы вон туда еще не забирались?

Я скользнул взглядом по суровому ущелью, круто поднимающемуся вверх. Камни, одни голые камни — коричневые, серые, черные. И лишь кое-где зеленые островки кустов можжевельника и держи-дерева. А над всем этим скалистые отроги хребта, увенчанного фантастическими шпилями и башнями.

— Советую побывать там. Карабкаться туда, правда, трудновато. Но зато какой оттуда открывается великолепный вид! Где-то я читала, что Айвазовский сравнивал этот залив в вечерние часы с внутренностью перламутровой раковины. Но пока сама не увидела этого, даже не представляла себе, какая это прелесть.

Я еще раз посмотрел наверх.

Да, не дай бог, как говорят, оступишься и сорвешься. У меня даже вырвалось: — А если?.. — И я подкрепил свой вопрос выразительным жестом.

— Если, если… — передразнила Иля. — Я уже дважды бывала на том вот выступе… Видите? Вон гам… где кусты… Между прочим, колючие-колючие… И, как видите, ничего… Кстати, был здесь один такой. Тоже все… — Она внезапно умолкла, наклонилась, подняла плоский и отполированный, как пуговица, зеленоватый камень. — Там можно часами лежать и смотреть на залив, на эту бухту. Оттуда она, как на ладони, и совсем маленькая. — Размахнувшись, Иля ловко швырнула голыш в море. Камень плашмя ударился о гладкую поверхность воды, высоко подскочил, пролетел несколько метров, подпрыгнул еще раз и, наконец, ребром, без всплеска ушел на дно.

Девушка снова повернулась ко мне.

— В первые дни я упорно пыталась найти «куриного бога». Знаете, камушек с дырочкой. Его цепляют на ниточку и носят на шее, как медальон. На счастье.

— Ну и как?

— Безуспешно. Стало быть, не нашла здесь своего счастья. — Она едва заметно, одними уголками губ улыбнулась. — А вообще мне Крым очень понравился. Особенно горы и море. Раньше я бывала только в Жданове. Но разве можно сравнить Азовское море с Черным? Все равно что сравнивать Волгу с нашим Кальмиусом. — Иля снова весело засмеялась. — Знаете такую реку?

— Кальмиус? Нет, не знаю.

Иля хлопнула в ладоши. — То-то же. А есть! И даже книга написана: «На берегах Кальмиуса». — Потом задумчиво добавила: — Как все-таки мы мало знаем. Вот вы, конечно, часто встречали здесь на склонах стелющиеся растения с большими красивыми белыми цветами. А что это, знаете?

Позже я все-таки разузнал, что это такое. Это оказались каперсники. Именно те самые, казавшиеся мне почему-то загадочными и экзотическими растения, чьи нераспустившиеся цветочные почки под именем каперсов я видел в стеклянных консервных банках и, как правило, выбрасывал из осетровой солянки, подаваемой в ресторанах. Тогда я этого тоже не знал и, естественно, пробурчал невнятное «н-нет…».

— И я не знаю. А надо бы… Надо знать, как можно больше. Знать все. Во всяком случае надо к этому стремиться.

То, что говорила Иля, не являлось откровением, но искренность, звучавшая в голосе девушки, ее убежденность в правоте своих слов — покоряли. И она правилась мне все больше и больше.

— Мы сами бываем часто нелюбопытны, ленивы, безынициативны. Потом виним других или обстоятельства, если жизнь сложится неудачно, если не смогли добиться своего. А ведь если человек действительно чего-то страстно желает, — он своего добьется. Кто ищет — тот всегда найдет. Это не только слова из популярной песенки. Так всегда бывает в жизни. Во всяком случае я в этом уверена. — И тотчас же она стремительно встала. — Ну, мне пора…

— Пойдемте вместе. Я ведь тоже не собираюсь здесь ночевать.

— Нет, не надо. Я пойду одна. — Она коснулась пальцами моего плеча: пальцы у нее были легкие и прохладные. — Не надо.

Ну что же, ей виднее. Но все-таки хочется знать: почему?

— Вам ведь тоже в поселок?

— Угу!

— В дом отдыха или в пансионат?

— Нет. Я, как говорят, дикая. Странно звучит, правда? Дикарка…

Я пытаюсь острить:

— Сейчас это звучит не совсем странно.

— Спасибо за откровенность. Это качество в людях мне тоже всегда нравится.

— Знаете, Иля… — Я начинаю чувствовать себя неуверенно. Не хочется показаться девушке одним из многочисленных искателей курортных знакомств. И в то же время очень хочется снова встретиться с ней… — Мне хотелось бы еще увидеть вас.

— Зачем? — она смотрит прямо, не отводя взгляда. У нее серо-голубые глаза. Они кажутся почему-то прозрачными и глубокими, как море, что вяло шевелится рядом. В них нет ни усмешки, ни даже самого невинного девичьего кокетства.

Действительно: зачем? Сказать, что она понравилась? Глупо. А что еще ответить?

— Ну… может же появиться у человека подобное желание?

— Наверное, может, — лицо девушки становится задумчивым. — Все может быть.

Мы оба молчим. Откуда-то сверху скатывается камень, за ним другой. И вдруг становится слышно, как плещется у берега вода.

— Приходите сюда завтра днем… А сейчас всего хорошего…

…На другой день она не пришла. Вместо Или в бухточке появились два молодых загорелых парня. В черных полумасках с большими овальными стеклами для защиты глаз, с зелеными лягушечьими ластами на ступнях они напоминали беляевского Ихтиандра: таким, во всяком случае, помнится мне по иллюстрациям человек-амфибия. Вооруженные пневматическими ружьями для подводной охоты, парни без устали плавали и ныряли.

Один из них подстрелил «морского кота», и я долго, с интересом рассматривал это странное, уродливое, мало похожее на рыбу, существо. Скат яростно бил по камням своим опасным хвостом, оканчивающимся зазубренной иглой.

Остальную добычу составляли несколько зеленушек и два крупных краба. Ярко окрашенные в зеленые и синие тона с симметричными рядами желтых и красных пятен по бокам, рыбы лежали неподвижно, широко раскрыв большие плоские рты. Что касается шершавых, как грубая наждачная бумага, крабов, то они сердито поднимались на тонких, словно скрепленных шарнирами, лапах, грозно шевелили клещами и все время пытались улизнуть. Бегали они довольно быстро и смешно — боком…