Каменное перо - Павел Георгиевич Козлов

была грубо сорвана с петель, щепки лежали на полу внутри, а на стене виднелись широкие, глубокие отметины, несколько в ряд с каждой из сторон – как будто кто-то специально проделал их каким-то грубым металлическим предметом. На первый взгляд они были неровными, но каждая из отметин повторяла все очертания соседних.

Принц шагнул в гостевую комнату. На дальней стене было окно, по правую руку находилась постель, по левую – письменный стол, по сторонам от окна можно было разглядеть очертания платяного шкафа и комода. На кровати кто-то лежал.

Больше всего на свете Принцу захотелось, чтобы из окна пролился яркий солнечный свет, чтобы эта ночь, полная кошмара, внезапно закончилась, чтобы он проснулся и отправился на очередные переговоры, где напротив него сидела бы Изабелла, а Доменико по-прежнему стоял бы у стены в самой тени и внимательно слушал, а отец со всем не соглашался, а герцог по-прежнему возражал бы ему… Но… Доменико! Это была комната Доменико! Принц почему-то сделался в этом совершенно уверен, как если бы кто-то прямо сказал ему, что бледный молодой человек ночевал именно здесь.

Он должен был разбудить его, вежливо постучать, но в душе понимал всю бессмысленность своих действий – прошлых и будущих. Облака по-прежнему закрывали тусклый свет месяца, и Принцу пришлось аккуратно подойти к постели. О, как он сейчас жалел, что вообще покинул свою башенку! Быть может, этого всего не случилось бы, останься он у себя; нужно было дождаться рассвета, не подыгрывать кошмару. Кошмар силен только до тех пор, пока в него верят. Стоит его проигнорировать, сделать вид, что его нет, врал себе Принц, и тогда он проходит без последствий с первыми лучами утреннего солнца. Но сейчас… сейчас нужно из его выбираться.

Даже в кромешной темноте было видно, что из кошмара, в который попал Доменико, выпутаться нельзя. Принц подождал, пока месяц не показался из-за туч и не бросил на несчастного один прощальный луч. Это было совершенно напрасно – он не был готов к тому, что увидел. Даже зная, что ожидает его, даже понимая, что означали чудовищные отметины на стене, выломанная в дребезги дверь и беспорядочные показания придворного шута, Принц все равно не был готов к тому, что предстало его взору. Ноги его подкосились, он схватился за кроватный столбик, он уткнулся в рукав и заплакал.

Когда месяц снова пропал за тучами, а слезы достаточно замутнили его глаза, Принц нашел в себе силы еще раз посмотреть на Доменико. Он казался почти безмятежным в этой блаженной темноте. Последнее непонимание, и ужас, и животный страх – они могли привидеться Принцу ранее. Игра теней, бред, наваждение. Но был один безжалостный, неопровержимый свидетель ужасного конца Доменико – зияющая рана там, где раньше было его сердце. Принц не мог больше его ненавидеть.

Шатаясь, он вышел из комнаты в гостиную и вытер слезы.

– Ты убил его, – тихо сказал Принц шуту, как будто звук его голоса еще мог кого-то разбудить.

– Не я, – прошептал Батафи, не поднимая головы от пола. Силы оставляли его. – Не я… Моя история! Мой… персонаж.

– Кто ты? – спросил Принц. Мир замер – как тогда, по велению Изабеллы.

Шут не ответил.

Принц поспешил к выходу.

В комнате стало светло. Не так светло, как если бы в ней разом зажгли все свечи, и не так светло, как если бы в ней были окна, и месяц выглянул бы внезапно из-за туч и озарил ее серебром лунного сияния. Нет, то сгустилась дымка. Туман, наполнявший гостиную странным свечением до этого, теперь занимал все пространство. Он окутал шута, окутал Принца, он заполонил все.

Принц обернулся. Батафи поднялся на ноги – тонкая тень в еле клубящейся дымке.

Принц бросился в коридор, свернул в направлении лестницы, но туману не было конца, он был бесконечен, непреодолим. В панике, Принц обернулся. Он позвал на помощь, но его голос прозвучал жалко и слабо. Он вспомнил про кинжал и обнажил его.

Лестница скрывалась где-то поблизости, но Принц был совершенно дезориентирован. Тень Батафи неумолимо приближалась, росла, множилась. У нее выросли крылья, она раскинула лапы, она вышагивала с уверенностью льва, загнавшего в тупик лань. Принц вскрикнул и повалился наземь, закрывая лицо руками, судорожно размахивая клинком. То, что было шутом, бросилось на него, и Принцу почудилось, как крылья складываются по бокам тени и становятся острой, щетинистой шерстью, и как огромная то ли крыса, то ли ящерица летит ему навстречу, сверкая двумя красными огоньками вместо глаз, скаля свою острую морду в гримасе хищной смерти. Он закрыл глаза. Тень придавила его к полу, впилась когтями в его плечо, протащила его несколько метров за собой, отшвырнула его прочь. Он ударился о стену и отлетел в сторону. Последним, что увидел Принц, прежде чем потерять сознание, был шутовской колпак, колокольчики с которого уже давным-давно где-то потерялись. Он с благодарностью скользнул в темноту.

Принц очнулся в своих покоях и долгое время не хотел ничего вспоминать. Когда его пробуждение было замечено, все гвардия королевских лекарей слетелась к его ложу быстрее, чем мотыльки на фонарь летним вечером.

На правом предплечье Принца красовались три глубоких пореза, его ребра были покрыты синяками, а лицо было украшено многочисленными ссадинами. Он благодарно сощурился на дневной свет, ниспадающий неровными пыльными лучами.

Король Рихард не заставил себя долго ждать – он влетел в комнату со стремительностью, которой позавидовал бы даже самый проворный из капитанов его личной стражи. Та в свою очередь в полном составе едва поспевала за ним следом и на ходу пыталась отогнать от его величества не кого иного, как разъяренного герцога собственной персоной.

– Сын! – прогромыхал король.

Принц с трудом приподнялся на локтях. Король уже был у кровати и держал его за руку.

– Сын! – только лишь и смог повторить он.

– Я требую объяснений! – вскричал герцог, пытаясь пробиться к Рихарду сквозь заслон из запыхавшихся капитанов. Король устало опустился на одно колено и лбом прильнул к руке сына.

– Он еще слишком слаб, – сказал он наконец, совладав с собой. Король поднялся и повернулся к герцогу, делая знак своим стражам. Те с недоверием обменялись взглядами и аккуратно отступили в стороны. Герцог проскользнул между мушкетами и решительно остановился перед Рихардом. Он едва доставал тому до подбородка, что не мешало ему метать молнии из разгневанных глаз.

– Ваш сын был там! Его нашли рядом с комнатой моего бедного Доменико с обнаженным кинжалом!

– Кинжал не был окровавлен! – возразил король севшим голосом. Было видно,