Замок - Гурвич Владимир Моисеевич

Каманин: «Как ни странно, в тот момент для меня это было тоже важно. Бывают моменты, когда личное уходит на второй план. Тогда был именно такой период. И я не жалею, я считаю, что мы поступили правильно.

Мазуревичуте. «Вы удивитесь, но я считаю точно так же. Тогда было такое время, когда компромиссы стоили слишком дорого. Но что об этом говорить, было и прошло. Прошлого не изменить».

Лагунов выключил диктофон, хотя записи оставалось еще на минут десять. Черт возьми, до чего же ему нравится эта литовка! Перед глазами тут же возник ее облик: стройная фигура, ухоженные волосы, строгое правильное лицо. Для своего возраста она выглядит идеально. Но даже не это главное, что-то в ней есть такое, что манит к себе, как магнит. У него было немало женщин, самых разных, но ни в одной не исходило такого мощного притяжения. Даже от самых молодых и красивых. А тут далеко не молодая и такое. Вот поди разберись.

Лагунову вдруг невероятно захотелось ее увидеть. Он вышел из номера, обошел весь замок, затем вокруг замка, спустился к озеру, но литовку так и не нашел. Оставался последний вариант — она в номере. Навестить ее в нем? Неудобно, но очень хочется.

Лагунов никогда стеснительностью и скованностью в отношении с женщинами не отличался, скорей наоборот, был наг и настойчив. И это приносило обильные плоды. Но сейчас чувствовал смущение. Ломиться в номер к малознакомой женщине, которая, возможно, отдыхает, не слишком ли большая наглость с его стороны? Но так хочется ее увидеть, поговорить с ней и возможно, кое что еще, если вдруг получится… Хотя он понимает, с этим торопиться явно не следует, она из тех, когда любой неверный шаг поставит крест на всех его намерениях. Если уж идти к ней, то надо постараться себе сдерживать. Хотя он мужчина привлекательный, некоторые даже считали его красивым, но это не тот аргумент в данном случае. Ладно, он постучится в ее номер, а там будет видно.

Но когда Лагунов подошел к двери номера Мазуревичуте, им вдруг овладел самый настоящий мандраж. Пожалуй, лет с восемнадцати, если не раньше, ничего подобного с ним не творилось. «Ну и влип ты, Серега», — мысленно сказал он самому себе.

Ему стоило усилий, чтобы поднять руку и постучаться. Он услышал ее голос с приглашением войти и отворил дверь.

Мазуревичуте с удивлением взглянула на него, она явно не ожидала визита журналиста. Женщина сидела на кровати и что-то смотрела в ноутбуке.

— Желаете еще что-то спросить, господин Лагунов? — поинтересовалась она.

— Да, то есть не совсем, — ответил он.

— Как вас прикажите понимать?

Лагунов решил, что чем ближе к правде он будет говорить, тем легче станет вести разговор.

— Мне захотелось с вами просто поговорить, — сказал он. — Если, конечно, я вам не мешаю.

— Я сейчас не занималась ничем серьезным. О чем же вы хотите говорить?

Лагунов продолжал стоять у двери, и от этого чувствовал себя еще неуютней. Мазуревичуте, кажется, поняла это.

— Садитесь на стул, — предложила она.

Лагунов поспешно сел.

— Извините, если вам мои вопросы покажутся излишне личными.

— Ничего страшного, я привыкла к самым разным вопросам. Иногда такое спрашивают… Так что можете не стесняться. Но всегда производит хорошее впечатление, когда тот, кто спрашивает, соблюдает такт, — улыбнулась Мазуревичуте.

— Я постараюсь, — пообещал Лагунов. — Вы, в самом деле, считаете, что политические разногласия стоят того, чтобы разорвать отношения с любимым человеком?

Мазуревичуте несколько мгновений, не отрывая глаз, смотрела на своего собеседника.

— Почему вас, Сергей Станиславович, заинтересовала именно эта тема?

— Могу вас попросить звать меня просто по имени.

— Почему бы и нет, давайте перейдем на имена. Так почему?

— Мне кажется это неразумно. Почему политика должна мешать любви.

— Знаете, я долго потом мучилась этим вопросом. И пришла к выводу, что мы были все же правы.

— Можете объяснить?

— Не знаю, смогу ли я, но попробую. Я думаю, что любовь всеобъемлющее чувство, оно не может быть выборочным. Либо ты целиком принимаешь человека, либо целиком отторгаешь. Я политик и постоянно ищу компромиссы. Но и тут все больше сомневаюсь в их полезности.

— Почему?

— Видите ли, Сергей, на первый взгляд, компромиссы помогают находить решения многих вопросов. Но во многих случаях это только иллюзия, в реальности эти вопросы либо не решаются совсем, либо не так, как того требуют обстоятельства. И через какое-то время мы с изумлением обнаруживаем, что проблема стала еще острей. Нам нужны не политики, которые умеют заключать компромиссные сделки, а политики, способные проводить бескомпромиссную политику. Только они и добиваются реального успеха. Возможно, вы удивитесь, но это правило действует и в любовных отношениях. Может быть, компромиссы и могут удержать двух человек вместе, но их чувства начинает разъедать коррозия. Когда я расставалась с Феликсом, я не могла, так как сейчас выразить эти мысли, но я их ощущала, можно сказать, кожей. Думаю, дальше объяснять нет смысла.

— У вас затем не возникало желания снова соединиться?

Логунову показалось, что его собеседница бросила на него насмешливый взгляд.

— Почему же, возникало и многократно. Иногда так сильно, что я была готова забыть обо всем, лишь бы Феликс был рядом. Честно говоря, я и сама точно не ведаю, какая сила меня тогда удержала от такого поступка. Но я его не совершила и радуюсь этому.

— И у вас в то время не было других мужчин?

— Не было, хотя очень хотелось. Но пока я мысленно принадлежала Феликсу, я не могла себя разменивать на легкие интрижки. Возможно, вы не поверите, но снова какая-то неведомая сила не позволяла мне так себя вести.

— А сейчас позволяет?

— Сейчас, — посмотрела Мазуревичуте долгим взглядом на журналиста, — позволяет. Я свободна, у меня ни перед кем нет обязательств. А почему вы задали мне такой вопрос?

«Надо действовать прямо сейчас, — промелькнула у Лагунова мысль. — Неизвестно, возникнет ли еще столь благоприятная ситуация».

Со стула он быстро пересел на кровать, рядом с женщиной. Ее глаза были совсем близки от него, но их выражение он понять не мог.

— Вы мне очень нравитесь, — пробормотал он и потянулся к ней губами.

Мазуревичуте быстро и ловко вскочила.

— Мы с вами так не договаривались, — сказала она. — Пересядьте на стул.

Лагунов пересел. Давно он не ощущал себя столь неловко. Мазуревичуте снова заняла место на кровати.

— Послушайте, я свободная женщина, но это не означает, что общедоступная, — не скрывая иронии, проговорила она. — У меня бывают любовники, но тогда, когда я чувствую, что хочу быть с ними. И я никогда не спешу с выбором. Возможно, вы тоже достойны этого высокого звания, но пока я вас знаю слишком мало. Так что либо терпите и демонстрируйте мне ваши достоинства, в первую очередь человеческие, а уж потом все остальные, либо забудьте про меня. Что вы выбираете?

— Первый вариант, — процедил Лагунов.

Мазуревичуте отрицательно покачала головой.

— Я бы вам посоветовала остановиться на втором, у меня нет уверенности, что вы преуспеете в первом. Зачем вам лишние трудности, расстройства. Хотите, я вам кое-что скажу?

— Хочу.

— Я из тех женщин, в которых мужчины влюбляются сильно и надолго. И если я не отвечаю взаимностью, им становится плохо. У меня есть несколько таких примеров. Подумайте, стоит ли вам их умножать?

Лагунов понял, что дальнейшее продолжение разговора становится бессмысленным. Все самое важное на данный момент они сказали друг другу.

— Я подумаю. Спасибо за интересный рассказ, — произнес Лагунов, вставая.

— В любом случае всегда к вашим услугам, — ответила Мазуревичуте, закрывая за ним дверь.

28

Они приехали в замок утром, сейчас приближался вечер, а Нежельский до сих пор не общался с Каманиным. Он ощущал себя неприкаянным, никто не обращал на него внимания, даже не пытался заговорить. После утренней беседы с Рутой, он не произнес больше ни одного слова. А ведь он надеялся на долгие беседы с Феликсом, ради них он бросил все свои дела в Москве и примчался в это польское захолустье.