Назови меня своей - Хайди Райс

из Лондона. Он был в ярости, когда позвонил ей в понедельник утром и сказал, что Элис Эвершот сообщила ему по электронной почте, что финансирование от спонсора, с которым она встречалась, так и не поступило.

Учитывая, что спонсором был Райф, ничего удивительного для Касии в этом не было. То, что ей придется подождать, чтобы получить необходимые средства для ее докторской диссертации, она считала достойной расплатой за свои ошибки. Учитывая их личные отношения, она все равно не смогла бы принять от него никаких денег.

Не то чтобы у них были личные отношения, подумала она, устало шагая по гравийной дорожке между корпусов кампуса к зданию, где находился деканат. Единственное, что их связывало, — это ребенок.

За последнюю неделю она ничего не слышала от Райфа, чему должна была только радоваться. Возможно, он наконец понял, что жена из нее все равно не получится, и решил подождать, пока не родится ребенок.

Так отчего она так разочарована? Ей не хотелось с ним больше спорить о браке. Но почему?

«Должно быть, это просто гормоны, Кас. Даже если бы ты смогла полюбить его, он тебя все равно не полюбит».

Он всю жизнь закалял себя, вытравляя любую уязвимость.

А без уязвимости какая может быть любовь?

Она устало поднялась по лестнице двухэтажного здания из красного кирпича, где находился кабинет декана.

Перестань копать и во всем сомневаться, сказала она себе. Как только родится ребенок, они найдут способ прийти к соглашению, но чтобы сделать это спокойно, нужен перерыв, о чем она и попросила его в своей записке. То, что он уважал ее решение, было положительным знаком. Он не был несговорчивым упрямцем и не испытывал отвращения к здравому смыслу.

Ей очень хотелось, чтобы ее ребенок знал своего отца, чтобы между ними были хорошие отношения.

Конечно, сейчас она чувствовала себя не очень уверенно. Ей придется одной воспитывать ребенка и одновременно продолжать свою академическую карьеру. Она все еще не набралась смелости позвонить Кэт и рассказать ей о том, что случилось.

Сделав несколько глубоких вдохов, она открыла дверь. После яркого солнечного света царивший в коридоре полумрак показался ей зловещим. Еще раз вздохнув, она медленно двинулась по коридору в сторону деканата, где ее вряд ли ждали хорошие новости.

Если бы только она не чувствовала себя все время такой усталой, хотя приступы тошноты случались с ней теперь только утром.

Переложив не уместившиеся в рюкзаке книги в другую руку, она постучала в дверь.

— Декан Уолмсли, это Касия Салах.

— Входите, мисс Салах, — последовал быстрый ответ.

Она выпрямила спину, услышав раздражение в его голосе.

Если ее выгонят из колледжа, то ей придется искать финансирование для своей диссертации где-то в другом месте. Докторская степень, которую она хотела получить, была очень важна для Нарабии. И очень важна для нее.

Но ее беспокойство перешло на другой уровень, как только она открыла дверь и увидела у окна знакомую фигуру.

Райф.

Его силуэт четко вырисовывался на фоне солнечного света, льющегося в кабинет сквозь полуоткрытые жалюзи.

— Мисс Салах, вам уже давно пора быть здесь. Мы с мистером Ханом вас заждались… — начал Уолмсли, но Касия его не слышала. Кровь стучала в ее ушах, руки дрогнули, не сумев удержать книги, — четыре толстых тома с грохотом упали на пол, подняв вокруг себя маленькие пылинки, светящиеся в лучах солнца.

Неужели он пришел сюда, чтобы опять требовать выйти за него замуж? На что он надеялся? Что сможет запугать ее? Шантажировать? Он был богат, а колледж зависел от таких спонсоров, что давало ему власть над ее карьерой.

— Мисс Салах, что, черт возьми, с вами происходит?! — воскликнул декан, когда она в ужасе уставилась на Райфа, который нагнулся, чтобы поднять книги.

— Я не понимаю, почему… — начала она, когда он выпрямился.

— Мистер Хан прибыл сюда, чтобы продолжить переговоры насчет финансирования, — вмешался декан. — У меня сейчас лекция, так что я вынужден вас оставить. — И, проходя мимо нее к двери, буркнул: — Попытайтесь на этот раз произвести лучшее впечатление, мисс Салах.

— Так почему ты здесь? — спросила она, когда декан вышел.

— Ты знаешь почему. Или ты действительно думаешь, что я способен бросить своего ребенка?

— Но я не могу выйти за тебя замуж, Райф, — сказала она и поморщилась, услышав, как устало прозвучал ее голос.

Он положил книги на стол Уолмсли и посмотрел на нее.

— Не можешь, потому что не любишь меня?

Конечно, это была не единственная причина, почему она не могла выйти за него замуж. Возможно, это вообще не было правдой. Возможно, она уже была наполовину в него влюблена. Чем еще можно было объяснить ее решение родить ребенка? Не тем, что она просто хотела ребенка, а тем, что это был ребенок от Райфа.

Нет, настоящим камнем преткновения были не ее чувства, а его. Его отказ признать, что любовь вообще существует.

Конечно, ничего не высечено на камне даже у такого человека, как он, который годами трудился, чтобы искоренить в себе всякую слабость.

Если она уже наполовину влюблена в него, разве она не обязана ради их ребенка — хотя бы дать ему шанс?

— Да, — сказала она. — Это одна из причин.

— Тогда, возможно, ты могла бы полюбить меня, если бы узнала получше.

«Дело не только в том, что я не люблю тебя».

Эти слова кричали у нее голове, но она промолчала. Это был человек, который никогда не знал любви, который был убежден, что ее вообще не существует. По крайней мере, для него. Но все же он был здесь, желая поговорить с ней об этом. Со всей серьезностью отнестись к ее потребностям.

Да, ей придется взобраться на гору, чтобы он понял, что и в его жизни нужна любовь. Но она не хотела оказаться в невыгодном положении, пытаясь заставить его полюбить себя, и остаться с разбитым сердцем. Она знала, что такой вариант возможен. Как бы она ни любила свою мать, ее любви было недостаточно, чтобы заставить ее остаться, — и только недавно она поняла, что не может считать себя ответственной за ее выбор.

Но какой выбор был у Райфа, чтобы понять и принять важность любви, если его никто никогда не любил?

Она позволила робкой надежде постучаться в сердце.

— Возможно, — сказала она.

— Тогда есть одно предложение, — быстро сказал он. — В следующие три недели у меня будут кое-какие дела в Париже, а потом в Нью-Йорке. — На мгновение он отвернулся от нее, разорвав зрительный контакт, его четкий профиль на фоне синего