Корпус 38 - Режи Дескотт

В трансе он размахивает запачканным ножом, длинным и заостренным, словно пытается уклониться от нападения невидимого врага. Слезы текут по окровавленным щекам, оставляя бороздки на лице, которое подобно выжженной земле.

Один из полицейских с тонфой[29] приближается и старается привлечь внимание безумца. Тот ничего не видит, клинком рисует арабески в воздухе, но не там, где стоит полицейский. Потом, заметив возникшую слева фигуру, безумец замахивается оружием. Полицейский уклоняется, ударом палки по руке заставляет несчастного выпустить нож и, зайдя сзади, прижимает его к полу.

Глава 13

Понедельник, 7 июля. Измученная летней жарой, Сюзанна машинально разглядывает чехол для авторучек, подаренный Данте. «ДОКТОР ЛОМАН» читает она гравировку на искусственной красной коже.

Ей одной хотелось бы верить в его невиновность. Без сомнения, главным образом потому, что это подтвердило бы ее правоту, — и все-таки хотелось бы. Эта мысль овладела Сюзанной после беседы с комиссаром.

Как червяк в яблоке, мысль поселилась в душе и не желает уходить даже после первых результатов следствия: стройка в двух шагах от аквариума, эпизод с порнографическим журналом, исчезновение Данте. И скомканная газета со статьей о преступлении в его комнате.

Утешительный юмор полицейского и колдовская атмосфера его кабинета привели Сюзанну в чувство. Отправляясь в префектуру, она видела свое будущее черным как чернила. Как она ни отрицала, ее пугало грядущее публичное объявление о том, кто виновен в смерти Памелы. После встречи со Стейнером Сюзанна воспрянула духом.

Теперь будущее прояснилось. Действительно, ей трудно признать, что она позволила Данте собой манипулировать. Ее гордость говорит ей, что это невозможно. Этот бедный псих как напуганная птица, говорит она себе, когда сострадание ее покидает, он позволил страху, как бездне, разверзнуться под ногами. И как он только ухитрился совершить преступление, требующее такого самообладания?

Она вынуждена признать очевидное: прилив оптимизма сопровождается неотступными мыслями о комиссаре. В первый раз после замужества она позволяет себе так отвлечься, думая о другом, которого видела меньше часа. Как будто их встреча принесла облегчение, которое помогало вынести весь этот ужас — труп Памелы, догадки. Мысли — быть может, невинные, но настойчивые — особенно упорствуют во время семейных трапез, в кухне, когда она сидит с Жильбером и девочками. Муж рассказывает ей про операции или проекты инвестиций, про отпуск или покупки, а она поневоле видит Жозефа Стейнера — в ее глазах он остается незнакомцем, но ей кажется, что юмор его и трезвость ума полны чудесной легкости. Первым осязаемым признаком его влияния — она и не сообразила, как это произошло, — стала обувь от «Лубутэна» на красной подошве, сменившая кроссовки от Тодда и на несколько сантиметров удлинившая ее силуэт, что вызвало одобрительные взгляды на работе.

Поняв вдруг, на чем задержался ее взгляд, Сюзанна вдруг пугается. Она берет телефон и звонит домой. На другом конце линии дочь снимает трубку.

— Анжелика, дорогая, у вас с сестрой все в порядке?

— Ну да, а что? — отвечает та: мол, что за абсурдный вопрос?

— Просто хотела проверить. Самое главное, никому не открывайте дверь до моего или папиного возвращения.

— Что происходит?

— Ничего особенного, милая, извини меня.

— Ты уверена? — не без иронии уточняет дочь.

— Не беспокойся. Пока.

Едва положив трубку, она жалеет, что позвонила. Звонок непременно дойдет до ушей Жильбера и на ней же отразится. Взвизг телефона отвлекает Сюзанну от расстроенных мыслей. Она берет трубку.

— Доктор Ломан? — произносит незнакомый мужской голос.

— Это я, — отвечает она сдержанно.

— Меня зовут Франсуа Мюллер. Я журналист. Я хотел бы задать вам пару вопросов об одном из ваших пациентов.

Она сердится на Одиль, которая не отфильтровала звонок, потом смотрит на часы и понимает, что пора идти.

— Боюсь, что не смогу вам ответить, — говорит она, чтобы выиграть время. — Вы наверняка знаете, что мы не разглашаем медицинскую тайну.

— Речь идет о некоем Эрване Данте-Легане, так называемом Данте. Я расследую дело в аквариуме Трокадеро — ну, вы понимаете, Памела… И мне сказали, что…

— Кто вам о нем рассказал?

— Доктор…

— Я больше не могу с вами разговаривать.

— Вы не правы. Я думаю, виновность этого человека причинит вам неприятности, не так ли?

— На что вы намекаете? — глухо спрашивает она.

— Всего лишь излагаю факты. Я считаю, полезно было бы сопоставить то, что знаете вы и я.

— Послушайте, мсье…

— Мюллер.

— Мсье Мюллер, если у вас есть какая-то информация об этом деле, я вам советую пойти в полицию.

— А если я вам скажу, что сомневаюсь в его виновности?

Доктор Ломан колеблется. В трубке потрескивает. Молчание доктора придает ее собеседнику уверенности. Должно быть, он понял, что попал в точку.

— Я понимаю, мои слова для вас неожиданны. Вы меня даже не знаете. Но, если это поможет вас убедить, уверяю вас, что мой источник не имеет ничего общего с вашим окружением. — Наверное, ее молчание обнадеживает. Мужчина продолжает: — Я не имею никакого отношения к вашим знакомым, — говорит он, будто читая ее мысли. — Вот уже тридцать лет я работаю в рубрике происшествий. У полиции нет от меня тайн.

— Почему вы сомневаетесь в виновности Данте?

На сей раз мужчина медлит с ответом.

— По-моему, не клеится.

— Не клеится с чем?

— Это долгий разговор, доктор. Я годами занимался этим вопросом. Что, если мы встретимся и спокойно поговорим? Не люблю обсуждать такие темы по телефону.

Правда ли Мюллер что-то знает или просто блефует, чтобы выманить у нее информацию? Не поймешь. Секунду она взвешивает все «за» и «против», потом решается:

— До свидания, мсье. Я должна…

— Мы говорим о змее, доктор, о трубадуре змей, — говорит мужчина тоном ровным и напряженным, скрывающим раздражение.

Она застигнута врасплох.

— Трубадур? Вы хотите сказать, жонглер? Да, Данте умеет жонглировать. Вы хорошо осведомлены. Можете поздравить своего информатора. Наш разговор затянулся. До свидания.

Даже от умолкнувшей телефонной трубки у Сюзанны такое ощущение, будто этот человек сидит в ее кабинете. Надо было бросить трубку раньше.

Может, это утечка информации из ОТБ?

Несколько минут спустя телефон звонит снова. «Доктор Ломан», немного сердито произнесенное Стейнером, она узнает мгновенно. Но у нее нет времени задумываться об оттенках голоса.

— Все в порядке, его нашли, — безразлично говорит он. — Хотите его видеть?

— Где он? — произносит она упавшим голосом.

— В ПСПП1.[30]

— Нет, я хочу сказать, где его нашли?

— У некоей Нади Сенего, бульвар Орнано. Вскарабкался по фасаду, влез к ней в окно и привязал ее к кровати.

— Она умерла?

— Ей удалось освободиться.

— Когда это случилось?

— Вчера.

— Надо ехать на улицу Кабани?

— Я вас отвезу.

Франсуа Мюллер недовольно смотрит на телефонную трубку. Психиатр так ничего ему и не сказала. В сотый раз берет он в руки папку, на которой в 1987-м, пятнадцать лет назад, написал «ЖЕНЩИНЫ-ЗМЕИ». Внутри — несколько газетных вырезок; самая старая, из «Нис Матэн»,[31] датирована июлем 1986-го и рассказывает о найденном трупе неопознанной молодой женщины, обнаженной, вокруг груди фломастером нарисована змея. Следующая заметка в «Уэст Франс»[32] в мае 1987-го, студентка обнаружена мертвой недалеко от Бегль, обнаженной и обмотанной шкурой большого ужа. Желтым фломастером выделен постоянно повторяющийся элемент действий убийцы. В этой заметке подчеркнута деталь: машина девушки, «Симка 1000», найдена с пустым баком на обочине. Второе убийство подряд, связанное с темой змей, заставило Мюллера задуматься. Эти убийства положили начало истории, задокументированной в его архиве.

Другая вырезка из «Дерньер Нувель д'Эльзас»[33] начала марта 1990-го: статья описывает находку в лесу около Страсбурга, расчлененное тело молодой эльзаски шестнадцати лет, объявленной в розыск в декабре, внутренности вынуты, кишечник обмотан вокруг тела.

Статья, вырезанная из шотландской ежедневной газеты во время поездки в 1993-м, информирует об эксгумации в лесу, в сорока километрах от Глазго, обезглавленного тела молодой женщины, расчлененного, с изъятыми внутренностями и обмотанным вокруг тела кишечником. О шотландской находке Мюллер узнал лишь потому, что поехал в те края порыбачить на лосося. Интернет в те времена еще не существовал — никак иначе Мюллер бы об этом не узнал. И поскольку он не из тех, кто надеется на случай, он воспринял это как знак свыше. Шанс оказаться на месте в момент эксгумации был ничтожен. Это заставило Мюллера думать, что он приехал ловить вовсе не рыбу, а змей. Его предчувствие превратилось в навязчивую идею.