Честь семьи Лоренцони - Донна Леон

Взлетев вверх по ступенькам гораздо быстрее, чем он это обычно делал, Брунетти только у последнего лестничного марша осознал, что страшно запыхался. Ему даже пришлось прислониться к стене, чтобы отдышаться и перевести дух. Оторвавшись от стены нечеловеческим усилием воли и преодолев оставшиеся ступеньки, он трясущейся рукой принялся выуживать из кармана ключи.

Войдя в квартиру, он задержался на какое-то время в дверях, прислушиваясь, дома ли все трое, в безопасности ли они в стенах отчего дома. Из кухни донесся шум: похоже, там что-то упало на пол, а затем послышался голос Паолы:

– Ничего страшного, Кьяра. Просто вымой его хорошенько и положи обратно на сковородку.

Брунетти переключил внимание на заднюю часть квартиры, пытаясь определить, дома ли Раффи. Из комнаты сына доносился чудовищный грохот, который современная молодежь называет музыкой. И хотя Брунетти никогда не мог взять в толк, как можно такое слушать, сейчас эти звуки показались ему самыми прекрасными на свете.

Брунетти повесил пальто в шкаф и двинулся по длинному коридору на кухню. Когда он вошел, Кьяра тут же повернула голову в его сторону.

– Привет, папочка. Мама учит меня готовить равиоли. Сегодня у нас на ужин равиоли с грибами! – Спрятав за спину испачканные мукой руки, она подошла к Брунетти, и тот, нагнувшись, расцеловал ее в обе щеки, а заодно и вытер ее перепачканное мукой лицо. – Равиоли с грибами, правильно, мама? – уточнила Кьяра, обращаясь к Паоле, которая, стоя у плиты, помешивала грибы на огромной сковороде. Она молча кивнула, не прерывая своего занятия.

Позади них, на обеденном столе лежало несколько кучек бледных, кривоватых кусочков, по форме отдаленно напоминавших прямоугольники.

– Это и есть равиоли? – спросил Брунетти, с ностальгией вспомнив о ровненьких аккуратных прямоугольниках, которые когда-то вырезала его мать, прежде чем положить начинку.

– Будут, папа, как только я положу начинку. – Кьяра снова посмотрела на мать, ища поддержки. – Правда, мам?

Паола снова кивнула, продолжая помешивать. Затем, повернувшись к мужу, бесстрастно приняла его приветственные поцелуи.

– Правда ведь, мам? – обеспокоенно повторила Кьяра, слегка повысив голос.

– Непременно. Еще несколько минут, и грибы будут готовы. Тогда мы сможем начинить ими твои равиоли.

– А ты говорила, что я все буду делать сама, – обиженно проговорила Кьяра.

Но прежде чем она успела призвать Брунетти в свидетели этой страшной несправедливости, Паола поспешила успокоить дочь:

– Ладно, ладно. Если твой отец успеет налить мне бокал вина, прежде чем я сниму грибы с огня, так и быть. Согласна?

– Может, тебе помочь? – шутливым тоном осведомился Брунетти.

– Ой, папочка, не дури. Ты же только все испортишь…

– Не смей разговаривать с отцом подобным тоном, – оборвала ее Паола.

– Каким таким тоном?

– Сама знаешь каким.

– Не понимаю.

– А я думаю, ты прекрасно все понимаешь.

– Красного или белого, Паола? – вмешался Брунетти. Он прошел мимо Кьяры и, увидев, что Паола снова повернулась к плите, подмигнул дочери и покачал головой, выразительно указав подбородком на мать.

Кьяра надула губы и пожала плечами, а затем кивнула.

– Ладно, папочка, если тебе так хочется, пожалуйста, можешь мне помочь. – И, выдержав многозначительную паузу, добавила: – И ты, мама, тоже, если, конечно, хочешь.

– Красного, – бросила через плечо Паола и энергичным движением шумовки перемешала грибы в сковороде.

Брунетти подошел к шкафчику под раковиной и, присев на корточки, открыл дверцу.

– Каберне?

– Пожалуй.

Она протянула руку за бокалом, но он вдруг взял ее ладонь, поднес к губам и поцеловал. Паола посмотрела на мужа с нескрываемым удивлением.

– Это еще почему?

– Потому что я люблю тебя всем сердцем, – ответил он и протянул ей бокал.

– Ой, папочка, так говорят только в кино, – простонала Кьяра.

– Ты же знаешь, твой отец не ходит в кино, – заметила Паола.

– Тогда он наверняка прочитал это в какой-нибудь книжке, – не сдавалась Кьяра. Честно признаться, ей уже изрядно наскучила болтовня этих взрослых, – что там с грибами? Еще не готовы?

– Потерпи еще минутку, и я сниму их с огня, – ответила Паола, испытывая явное облегчение оттого, что нетерпеливая дочь, сама того не подозревая, прервала этот неловкий разговор.

– Но учти, придется подождать, пока они не остынут.

– А долго придется ждать?

– Минут десять-пятнадцать.

Брунетти стоял, повернувшись к ним спиной, глядя в окно на крыши домов и на горы, возвышающиеся за северной окраиной города.

– А я могу ненадолго отлучиться, а потом прийти и закончить?

– Разумеется, дорогая.

Он слышал, как Кьяра покинула кухню и торопливо прошла к себе в комнату.

– Почему ты это сказал? – спросила его Паола, как только они остались одни.

– Потому что это правда, – ответил он, не отрывая взгляда от окна.

– Но почему ты сказал это именно сейчас?

– Потому что прежде никогда тебе этого не говорил. – Он отпил вина из своего бокала. Его так и подмывало спросить, верит ли она ему, или, может, ее неприятно задели его слова. Но он ничего не сказал, продолжая прихлебывать вино.

Он не услышал, как Паола подошла к нему. Она обхватила его левой рукой за талию и крепко обняла. Не говоря ни слова, она стояла, прижавшись к мужу и глядя вместе с ним в окно.

– Давненько я не видела такого чистого неба, – призналась она, – вон там Невегаль, как ты думаешь? – спросила она, указывая рукой на ближайшую вершину.

– Это совсем недалеко от Беллуно, верно? – спросил он.

– По-моему, да. А что?

– Боюсь, завтра утром мне придется туда съездить.

– Зачем?

– Там нашли останки Роберто Лоренцони. В двух шагах от Беллуно.

Паола долго молчала, собираясь с мыслями. Наконец она выговорила:

– Бедный мальчик. И его родители. Господи, как это ужасно… – За этим последовала еще одна длинная пауза. – Им уже сообщили?

– Нет. Это должен сделать я. Сегодня вечером. Перед ужином.

– Ох, Гвидо, и почему тебе всегда приходится приносить людям дурные вести?

– Если другие отказываются приносить дурные вести, это должен сделать я.

На какое-то мгновение он испугался, что Паолу обидит его ответ, но она прижалась к нему еще крепче.

– Я их совсем не знаю, но от души им сочувствую. Какое страшное несчастье! – Он почувствовал, как напряглось ее тело при мысли, что это мог быть ее ребенок, ее сын. Их сын. – Как же это жестоко. Как бесчеловечно. Кто это сделал? Как могли они так поступить? Скажи мне, как?

У него не было готового ответа на этот вопрос; да и кто может сказать, что толкает людей на зверские, бесчеловечные поступки, что побуждает их причинять зло друг другу? Брунетти не знал ответа на эти вопросы; он мог лишь строить догадки, предположения, или же отвечать конкретно, по факту совершенного преступления.

– Они пошли на это из-за денег.

– Тем хуже, – не задумываясь, отозвалась она, – я надеюсь, их в конце концов поймают. – И, будто бы вспомнив что-то важное, поспешно добавила: – Надеюсь что ты их поймаешь.

Я тоже на это надеюсь, подумал Брунетти. Его вдруг охватило страстное желание найти тех, кто совершил это преступление. Но сейчас ему не хотелось говорить об этом. Сейчас ему хотелось ответить на ее вопрос; объяснить, почему он сказал, что любит ее всей душой. Брунетти не принадлежал к числу тех, кто привык открыто выражать свои чувства, и поэтому ему было трудно, очень трудно; но ему так хотелось подобрать нужные слова, показать ей всю силу своей любви, привязать ее к себе еще крепче, чтобы никакие силы в мире не смогли бы их разлучить.

– Паола… – неуверенно начал Брунетти, но прежде чем он успел собраться с мыслями и продолжить, она вдруг резко отодвинулась от него, и он, обескураженный, замолчал.

– Грибы; я совсем забыла про грибы, – сказала она, сняв сковороду с плиты и открыв нараспашку окно. И все разговоры о любви, все тайные мысли улетучились в открытое окно вместе с дымом от пригоревших грибов.

12

Осушив свой бокал, Брунетти прошел по коридору и постучал в дверь комнаты Раффи. Не услышав ничего, кроме монотонного «бум-бум», Брунетти встревожился и распахнул дверь. Раффи лежал на кровати с раскрытой книгой на груди и сладко спал. Беспокоясь о душевном здоровье Паолы, Кьяры и всего человечества, Брунетти на цыпочках подкрался к небольшой магнитоле, приютившейся на книжной полке, и осторожно приглушил звук. Краем глаза взглянул на Раффи: тот даже не пошевелился, и тогда Брунетти сделал еще тише. Потом тихонько приблизился к кровати и прочел название книги: «Интегральное исчисление». Неудивительно, что парень заснул.

Кьяра уже хлопотала на кухне, бормоча проклятия в адрес несчастных равиоли, наотрез отказывавшихся принимать в ее неловких руках нужную форму. Он молча кивнул ей и проследовал к кабинету Паолы. Сунул голову внутрь и сказал: