Честь семьи Лоренцони - Донна Леон

Поняв по светло-оранжевым страницам, что она читает финансовую газету «Il Sole Ventiquattro Оrе», Брунетти спросил:

– Работаете над вашим портфелем ценных бумаг?

– В каком-то смысле.

– В каком-то смысле?

– Компания, в которую я вложила кое-какие средства, намеревается открыть фармацевтический завод в Таджикистане. Так вот, сегодня здесь напечатали статью об освоении новых рынков сбыта на территории бывшего СССР. И теперь я хочу решить для себя, то ли мне оставаться с ними, то ли забрать свои деньги, пока не поздно.

– И что же вы решили?

– Что вся эта затея дурно пахнет, – ответила она, небрежно сложив газету и отбросив ее в сторону.

– Почему?

– Потому что, похоже, эти люди шагнули из средних веков прямо в развитой капитализм. Еще пять лет назад они обменивали картошку на лопаты, а теперь они, видите ли, все бизнесмены – разъезжают у себя по пустыне на «БМВ» с мобильными телефонами в руках. Но судя по тому, что здесь написано, с моральными устоями у них плоховато, и я полагаю, что надо держаться от них подальше.

– Слишком рискованно?

– Нет, даже наоборот, – бесстрастно отвечала она, – я думаю, это будет достаточно выгодное предприятие, но я не хочу, чтобы моими деньгами крутили те, кому все равно, торговать или воровать, лишь бы дело приносило доход.

– Как это было в банке? – спросил Брунетти.

До того, как несколько лет назад синьорина поступила на службу в квестуру, она работала секретарем президента Банка Италии. Работу пришлось оставить из-за того, что она отказалась написать под диктовку начальника письмо, адресованное в Йоханнесбург. И если в ООН сомневались в действенности собственных санкций, то синьорина была убеждена, что необходимо придерживаться их во что бы то ни стало, даже если тебе это будет стоить должности секретаря президента банка.

Она лукаво взглянула на Брунетти; ее глаза засверкали, как у полковой лошади, заслышавшей звуки труб.

– Точно. – Но если Брунетти надеялся, что она ударится в воспоминания или сопоставления, его ждало разочарование. Она бросила многозначительный взгляд в сторону двери вице-квесторе. – Он уже давно вас ждет.

– Не в курсе, что у него на уме?

– Без понятия, – ответила она.

Брунетти вдруг вспомнилась картинка из учебника по истории пятого класса: римский гладиатор приветствует императора перед боем; позади него стоит могучий соперник килограммов на десять тяжелей бедняги, да к тому же с огромным мечом в руках.

– Ave atque vale, [20] – улыбнулся он.

– Morituri te salutant, [21] – продолжила синьорина таким ровным тоном, будто зачитывала расписание электричек.

В кабинете вице-квесторе древнеримская тема продолжилась – Патта восседал за столом и гордо демонстрировал свой классический римский профиль. Но когда он повернулся лицом к Брунетти, с него разом слетело все его императорское величие; напротив, в чертах его лица проступило что-то поросячье. Немалую роль в этом играли маленькие, темные, глубоко посаженные глазки и круглые мясистые щечки.

– Вы, кажется, хотели меня видеть, вице-квесторе? – вежливо осведомился Брунетти.

– В своем ли ты уме, Брунетти? – спросил Патта без всяких предисловий.

Зная, что твоя жена страдает, а ты не в состоянии что-либо изменить, недолго и сойти с ума, подумал Брунетти. Но, оставив свои мысли при себе, он сказал:

– Вы это о чем, сэр?

– Я об этих так называемых положительных рекомендациях! – прорычал Патта, хлопнув ладонью по увесистой папке, лежавшей перед ним на столе. – В жизни еще не сталкивался с такими вопиющими случаями пристрастия и фаворитизма в написании рекомендательных писем!

Поскольку Патта был уроженцем Сицилии, Брунетти не сомневался в том, что у себя на родине он сталкивался со случаями и похуже. Однако вслух он произнес:

– Не уверен, что понимаю вас, сэр.

– А я думаю, ты прекрасно все понимаешь! Ты написал рекомендации одним только венецианцам: Вьянелло, Пучетти и этому… как там его? – Он запнулся и, опустив глаза, открыл папку. Пробежал глазами первую страницу, перелистал, начал быстро читать вторую. Наконец ткнул куда-то коротеньким мясистым пальцем. – Вот. Бонсуану. Как, по-твоему, мы станем продвигать по службе какого-то рулевого на катере, скажи мне на милость?

– Точно так же, как и любого другого офицера полиции. Повысив его в звании и увеличив его зарплату, я полагаю.

– За какие такие заслуги? – риторически осведомился Патта и снова взглянул в папку. – «За мужество, проявленное офицером Бонсуаном при преследовании преступников», – прочитал он с плохо скрываемым сарказмом, – и ты надеешься, что мы дадим ему повышение только за то, что он гнался за преступниками на своем дурацком катере? – Патта замолчал и, увидев, что Брунетти замешкался с ответом, с издевкой добавил: – Надеюсь, ты в курсе, что они даже не поймали тех, за кем гнались?

Прежде чем ответить, Брунетти помолчал, собираясь с мыслями. Наконец он решился, стараясь, чтобы его голос, в отличие от голоса Патты, прозвучал абсолютно спокойно:

– Нет, сэр, не за то, что Бонсуан преследовал правонарушителей; а за то, что он остановился и, находясь под обстрелом преступников с другого катера, не раздумывая, прыгнул в воду, чтобы спасти тяжелораненого офицера, упавшего в воду.

– Не так уж и тяжело, – пробурчал Патта.

– Не думаю, что, увидев, что его товарищ тонет, офицер Бонсуан отдавал себе в этом отчет, сэр.

– В любом случае об этом не может быть и речи. Мы не станем продвигать по службе какого-то рулевого!

Брунетти промолчал.

– Что касается Вьянелло, тут еще есть шанс, – пробубнил Патта без тени энтузиазма. – «В субботу утром сержант Вьянелло зашел в супермаркет «Станда», чтобы купить себе солнцезащитные очки. В это время в магазин ворвался налетчик с ножом в руках. Подойдя к ближайшему кассовому аппарату, он оттолкнул кассиршу и принялся выгребать оттуда деньги. Сержант в это время прятался за прилавком, но как только грабитель устремился к выходу, он набросился на него сзади, разоружил и арестовал».

– О Пучетти даже и не заговаривай, – предупредил Патта с нескрываемым раздражением. – «Полтора месяца назад офицер Пучетти, заядлый велосипедист, совершал прогулку на своем велосипеде по одному из известных ему горных маршрутов. Он как раз направлялся в сторону Виченцы, когда его чуть не сбил мчавшийся на огромной скорости автомобиль, управляемый, как это впоследствии выяснилось, нетрезвым водителем. Через несколько минут Пучетти поравнялся с этим автомобилем, который уже успел врезаться в дерево на обочине и был объят пламенем. Не раздумывая ни минуты, Пучетти вытащил водителя из горящего автомобиля, получив при этом серьезные ожоги рук». – Это случилось в другом округе, соответственно, за пределами нашей юрисдикции. Так что ни о каком повышении и речи быть не может, – решительно отрезал Патта. Он резким движением оттолкнул папку и в упор посмотрел на Брунетти:

– Но я, собственно, собирался поговорить с тобой совсем на другую тему.

Наверняка о других рекомендательных письмах, не без опаски подумал Брунетти. Он уже догадывался, о чем сейчас пойдет речь.

– Мало того, что ты написал, мягко говоря, нелестную характеристику лейтенанту Скарпе, но еще и осмелился заикнуться о его переводе! – прошипел Патта, с трудом сдерживая ярость. Когда сам Патта был несколько лет назад переведен в Венецию, он привез лейтенанта с собой; и с тех пор лейтенант служил ему верным помощником, а заодно осведомителем и шпионом.

– Все верно.

– Это недопустимо.

– Что недопустимо, вице-квесторе? Перевод лейтенанта или тот факт, что я это предложил?

– И то, и другое. Все вместе.

Брунетти ничего не ответил. Ему не терпелось узнать, как далеко может зайти Патта, защищая своего протеже.

– Ты ведь знаешь, что я имею полное право отклонить все твои рекомендации? – осведомился Патта. – Все до единой.

– Да, знаю.

– Так вот, прежде чем я составлю собственное рекомендательное письмо, чтобы передать его начальнику полиции, настоятельно рекомендую тебе пересмотреть некоторые твои высказывания в адрес лейтенанта Скарпы. – Брунетти продолжал хранить молчание, и Патта не выдержал: – Вам все понятно, комиссар?

– Так точно, сэр.

– И?

– Вряд ли что-нибудь заставит меня изменить мое мнение о лейтенанте, а тем более вносить какие-либо изменения в составленную мной характеристику.

– Ты ведь знаешь, что у тебя ничего не выйдет, не так ли? – осведомился Патта, отпихнув от себя папку, будто опасаясь заразиться.

– Но эта информация останется в его досье, – возразил Брунетти, прекрасно отдавая себе отчет в том, насколько легко могут исчезнуть из досье нежелательные сведения.

– Не могу взять в толк, чего ты добиваешься.